Был у меня один друг в стародавние времена.
Двухметрового роста, плечи такие широченные, что в двери боком проходил. Грудь колесом, блондин голубоглазый. В общем по всем статьям - богатырь из русской сказки. Звали его тоже подобающе - Алеша.
Мне вообще по жизни на Алексеев подозрительно везет.
Характер, как и полагается сильным и красивым людям, имел он добрый да сочувствующий.
Занимался мой Алешка греко-римской борьбой, по девкам не шатался, несмотря на то, что был как раз после армии.
Впрочем, зачем ему шататься, когда девки на него сами прыгали, словно белки на вековой дуб посреди чистого поля.
Рассказчик он был замечательный. Не то чтобы, как-нибудь врал складно, или витиевато выражался с присказками.
Нет. Просто он затевал рассказ гудящим своим баском. И это гудение-рокотание, равномерное, то нарастающее, то стихающее, точно улей ввечеру, успокаивало и утешало, настраивало на уютный такой, тягуче-медовый лад. Хорошо было его слушать. Покойно.
Вот один рассказ. Служил богатырь Алеша в армии. В далеком каком-то сибирском медвежьем углу. В том месте, где кончается тайга и начинается тундра. Посреди тайги стояла часть ракетная, в которой и довелось моему Алешке служить. Место такое глухое, что из живых душ в округе той части - одни звери да птицы лесные. От самого поста, где центр управления до расположения части была полукилометровая просека в тайге. Единственный путь по глухой и непролазной чаще.
Служилось Лешке спокойно. Столь спокойно и мирно, что военные в этой части, заступая на пост даже и оружия не брали.
Вот, как то раз зимой поутру, идет Леша на пост заступать. Зима в тот год была такая снежная, что до радиовышки прокопали лаз в человеческий рост. И вот идет Леша, одни плечи над снегом возвышаются. Ни винтовки у него по обычаю, один лишь штык-нож и то для того, чтобы тушенку расковырять.
Идет, едва свет брезжит, сумеречно, но светло уже от обилия снега. Идет Лешка, думает что-то про девок да дембель, как честному солдату и полагается. И вдруг: шасть- впереди! И прямо по курсу появляется перед Лешкой матерый волчище. Стоит на слежавшемся снегу и нехорошо так на Алексея смотрит. Пристально. Лешка и смекает - зима выдалась голодная, снежная да морозная. И волк - одиночка совсем не полюбоваться на солдатиков вышел.
Ну Лешка закричал на него, руками замахал, притопнул. А волк лишь только ощетинился, да голову пригнул. Ну, - думает Алексей, - дело мое труба. Развернуться назад - спину показать, не убежишь, идти вперед - волк поджидает. Стоят они и друг на друга смотрят. Каждый от другого первого движения ожидает. Долго ли коротко, но волк первый двинулся, проплыл брюхом по снегу, и молча на Алешку прыгнул. Алексей, не будь дурак, под грудь ему руку выставил, пудовый свой кулачище с зажатым ножом. Благо у него всю жизнь овчарки водились, знал как с собаками поступать. Волк о кулак грудью грянулся, всхлипнул-взвизгнул и свалился вниз в снежный окоп, в зубах только клок фуфайки остался, да нож от удара в снег полетел и канул. Однако, тут же встал, рыкнул-кашлянул и снова кинулся. И будто бы не кровинки на нем, как заговоренный.
Уж не помнил Лешка как оно пришлось, да только почувствовал, что бой этот смертный. Сцепились они с волком. Алешка со страху волку захват провел, за шею, да в замок, гнет его к земле, думает: шею сломаю, да забыл с перепугу, что у волка шея - самое сильное место, волки на шею барана перекидывают, да уносят прочь. И вот возятся они с рычанием и хрипом: Лешка волку голову вниз, а волк его обратно, он вниз, а тот его перемогает. Уж и в глазах темно и тулуп весь в клочья, а волк все борется. И так стало Лешке тоскливо помереть в глуши, быть посреди цивилизованного века, в самой могучей армии служить, силища и молодость в расцвете, и возле ядерной ракеты быть заеденным серым волком, как в глупой сказке. Даванул он его в последний раз со всего своего отчаянья и хрустнуло что то в шее и обмяк волк, пена пастью пошла и смертная судорога. Сел Алеша рядом на снег и сидел трясся и воздух ртом хватал.
В тот день он на пост не заступил, взял волка за хвост и в часть потащил. Бросил его возле казармы, начальству о ЧП доложил. И волк валялся возле забора и всех желающих изумлял и пугал. Огромный седой, оскаленный, пушистый и мертвый.
И откуда не возьмись появились на следующий день местные жители, то ли охотники дикие, то ли шаманы местные. Узкоглазые, темноликие, словно из старого дерева грубого выточенные. Посидели возле волка на корточках, поцокали языками. Алешку позвали, подивились, руки пожали - говорят впервые мы русского видим, чтобы один на один голыми руками волка матерого победил. Удивлялись. Говорят ему - оставайся у нас будешь ты великим охотником и будут тебе почести, по поверьям нашим, величайшие. Ну конечно, он отказался, хотя уговаривали они его долго. Потом, выпросили волчье тело, погрузили на нарты и уехали.
Через три дня вернулись. Привезли Алешке шкуру и бутылку с зельем. И говорят - мажтесь этим составом, когда в лес идете - будут волки вас стороной обходить. Поуговаривали его еще, да потом ни с чем и уехали восвояси.
И действительно, все солдаты в ту зиму на пост ходили с винтовками и средством намазавшись. Зима голодная была, звери вовсе осмелели. И не раз еще стаи по пять по шесть волков едва зачуяв запах убегали прочь опрометью.
А Алешка отслужил и вернулся, привез шкуру домой. В первый день пришел радостный, обнимается, целуется с родней, овчарка его - Дик, встречал визжа и прыгая в безумном восторге, лизал лицо и бесился от радости, совсем с ума сходил, как же - хозяин вернулся! Но как только Лешка рюкзак открыл да вынул шкуру - взвизгнул, ощетинился пес - да в кладовку на свое место забился. Целый день там трясся и скулил.
А потом. на следующие сутки, пока Лешка дембель свой с друзьями гулял, выбрался и разорвал шкуру на мелкие клочки. Остался только хвост.
Который мне Алеша и показывал. В руку тот хвост длинной, пушистый и серебряный, словно беленый лен.
Вот такой у меня был товарищ. Настоящий богатырь сказочный. Надежный, простой и добрый. И в любви такой же. Очень простой и добрый. Слишком добрый. Оттого мы с ним и расстались.