Каждый из майских дней для Левки Матвеева - годовщина впечатлений от второй встречи с родиной. Сколько лет прошло, а помнится ярче, чем вчерашние посиделки с друзьями...
Из всей череды разнообразных впечатлений как то попытка ограбления их напившихся вдрызг - его и Ромки Гордеева, однополчанина, с которым довелось вместе возвращаться домой - со стороны ташкентских аферистов; новость о Чернобыльской трагедии, услышанная друзьями в Самаре, где они коротали ночь в маленькой комнатке, выделенной им сердобольной проводницей; первый послеафганский весенний дождь, под который с удовольствием подставляли ладони, словно омывая афганскую пыль и загар; встреча с матерью и отцом, заметно постаревшими за два года разлуки,- и множества иных эпизодов, достойных отдельных рассказов, Левка сегодня вдруг вспомнил другую грустную встречу и прощание...
Кандагарские вечерние сумерки коротки как мгновение. Не за что зацепиться свету в этом мире, словно созданном из пластилина поспешной рукой неизвестного скульптора. Вдохновение, видимо, никак не приходило или грустные мысли одолели художника. Разлука с домом или отвергнутая любовь, неразделенный патриотизм или нечаянное предательство друга, тоска по весне или постижение разочарования летом,- знать не дано теперь. Но цветная глина разогревалась рукой мастера, приобретая свойства пластичности и покорности воле творца. Эта холодная бесформенная масса напитывалась теплом от рук и души человека. Добрая воля вдохновляла глину на покорность и чудо-превращение. Не впервые мастер брался за глину. Ему знакомо это чувство благолепия зарождения дыхания в бывшей бездыханной студеной массе, эта ее податливость мужчине-хозяину, которую художник позаимствовал позже для подарка первой женщине, ставшей потом женой мужчине и передавшей это свойство женской натуры потомкам.
Все это было знакомо и подвластно художнику. Но сегодня что-то не задалось. Что-то не щелкнуло в душе, не зацепилась она за мгновение-озарение, все прошло мимо и не желало возвращаться. Так и не определившись с замыслом, творец просто обронил на землю свой недовдохновленный эскиз.
Так и появилось на земле место, где люди потом основали город Кандагар. Голубое небо, смешанное с желтой глиной, глубокие арыки, на дне которых мерно переливалось отражение этого неба в воде канала, а рядом зеленые клочки, выбившиеся из серого пластилина, выступив из-под серости ярким изумрудом ростков пшеницы и риса; высоченные заросли камыша, сплоченные вечной тягой жизни ввысь; а по краям окантовка из бесформенных и скучно-серых нагромождений горных вершин и хребтов, издали напоминавших тот же застывший пластилин, хранящий следы прикосновений пальцев скульптора, но брошенный на полувдохновении, оттого злобно и завистливо смотрящий на соседствующие яркости неба и травы, на рубиновые зерна, застенчиво выглядывающие наружу из-под лопнувшей кожицы гранатов в садах, окруженных высоченными глиняными дувалами...Таким встретил Левку Кандагар.
Этой ночью рота, в которой служил Левка, сидела в глиняном дувале, непонятно каким соображением придуманном посередине камышовых зарослей, покрывавших всю территорию равнины, занимавшую несколько десятков гектаров кандагарской земли. Рота выполняла задачу по блокированию кишлака с тыла относительно расположения брони основных сил, участвующих в очередном этапе армейской операции в декабре 1985 года.
Два взвода разведроты расположились в двух постройках, представлявших собой нечто среднее между мазанками российской средней полосы и сараями. Стены строений были сооружены из глины и камыша, слепленных в несколько слоев, окон не было, лишь небольшие дыры в стенах, более напоминающие отдушины нежели окна. Глиняный пол. Глиняный же потолок. Плоские крыши построек были приспособлены разведчиками под наблюдательные пункты и пулеметные гнезда. Для этого на крышах соорудили укрепления-бойницы. Кстати пришлись и очень хорошо пригодились найденные в одном из дувалов полотняные мешки, сложенные хозяином этого афганского хутора про запас в углу одной из комнат. Мешки наполнили глиной и из получившихся пулеуловителей соорудили стены укрытий.
В укрытиях поочередно находились наблюдатели, контролирующие окрестности. Сказать по правде, визуальный контроль был возможен лишь на пару десятков метров - до начала зарослей камыша. Поэтому в основном полагались на слух и на сигналки, которые расставили по периметру, напичкав насколько удалось эти камышовые джунгли...Прошлой ночью сигналки сработали два раза. Оба раза в направлении предполагаемого врага был выпущен солидный запас боеприпасов из всех видов оружия, имевшихся в распоряжении на тот момент у разведчиков. Последующий осмотр мест, в которых сработали растяжки с сигнальными ракетами, не дал никаких находок, поэтому предположили, что это было делом лап лисиц и шакалов, которые выдавали свое присутствие в камышах истошным лаем и воем в ночной тиши.
Поскольку ночью наблюдатели имели слабость засыпать, для предовращения этого процесса были призваны сержанты, выполнявшие роль старших караула.
Приняв смену, Левка проследовал установленным маршрутом, обойдя посты по периметру дувалов. Все было нормально, часовые исправно несли службу. Затем Левка поднялся по лестнице на крышу. Там попил чая вместе со Славиком Качмарчиком и его напарником. Небо над головами было чистым. Множество звезд и узкий серп новолуния несколько разжижали ночной индиго.
- Эх, хорошо,- Славик потянулся,- сейчас бы еще соловей запел, вообще бы была идиллия. В такие ночи хорошо с девушкой гулять, а в это время суток уже от прогулок переходить к делам более приятственным...
- Размечтался ты, Славик! Сейчас в Росии не соловьи, а вьюга поет, или у вас на Белгородщине есть декабрьские соловьи? Я кроме Андрюхи Боровского второго зимнего соловья не знаю. Но Андрюха сейчас дрыхнет внизу, ему не до пенья. А насчет девушек ты точно подметил, вот только куда тебе от жены и дочки, да по девкам?- Лёвка подколол Славика по делу: все в роте знали, как Славик тоскует по оставшимся в Союзе двум любимым женщинам - жене и дочурке. Зимними вечерами не раз замирал он у открытой дверцы буржуйки, установленной в палатке, и не моргая, смотрел на огонь. При этом никто не решался его потревожить, хоть и много было в разведроте шалопаев, но такие вещи, как тоска по любимым, были понятны каждому...
- Ну, тогда стихи будем сочинять, ночь и пейзаж в прицеле соответствуют...Хотя, тут я пас, это по твоей части...
- Угу, я лучше суры из Корана провою в унисон вон тому шакалу, слышишь?
Как по заказу ночную тишину разрезал визгливый фальцет четвероногого бродяги...
- Луну зовет...- засмеялся Славик.
- Не, не луну. Суку...- вздохнув, проговорил Лёвка...
Надо было продолжать несение службы. Левка направился к краю крыши, откуда на крышу второго дувала было перекинуто бревно, образовавшее мостик. По мостику можно было перебраться коротким путем, не слезая на землю, к месту расположения поста второго взвода. Днем это было менее проблематично совершить, ночью же мостик был виден плохо, а сорваться вниз с трехметровой высоты не хотелось. Поэтому Левка слегка замедлил шаг и стал осторожно переступать по бревну. Когда позади была большая половина пути с одной крыши дувала на другую, Левка по необъяснимой причине отвлекся и взглянул вперед-влево, где в паре-тройке сотнях метров располагались развалины еще одного дувала. Эти развалины проступали сквозь серую ночь черным пятном.
В тот самый миг, когда Левкин взгляд выхватил из темноты мутный абрис того дувала, из точки, расположенной в нижней части стены строения, по направлению к Левке вылетел трассер. Левке показалось, что время замедлилось, и он смог наблюдать подробно полет этого трассера. Вот пуля преодолела первую сотню метров, несколько изменила цвет с красного до перламутрового с зеленым оттенком...Вот позади еще пол сотни метров, пуля заметно приблизилась, продолжая переливаться всеми цветами радуги. Теперь ее видно отчетливее. Можно даже с немалой долей вероятности определить траекторию движения и цель.
Целью была голова Левки. Видимо, снайперу, притаившемуся в развалинах того дувала стало невтерпеж, а возможно Левка сам справоцировал снайпера, нарисовавшись на фоне неба во весь рост. Случилось то, что случилось. Левка подставился, снайпер выстрелил. Вообще-то, по информации штаба в том дувале должны были сидеть "зеленые". Поэтому Левка и не переживал особо за то направление. Но сколько раз "зеленые" преподносили сюрпризы, отсутствуя там, где должны были находиться...Вполне возможно, это и не снайпер был вовсе, а обыкновенный часовой из числа "зеленых". Увидел на фоне неба, подсвеченного слабым серпом луны, силуэт. Ну, и пальнул. Мжно даже предположить, что пальнул в надежде получить похвалу или награду за проявленную доблесть при несении службы...
По инерции Левка преодолел еще несколько сантиметров пути по бревну. Пуля за это время пролетела очередную сотню метров. Теперь она уже была совсем различима. Словно комета. Хвост образовывал горящий порох, а заостренный нос неотвратимо держал курс к Левкиной голове...
- Ни хрена себе! Трассер! По нам!- раздался крик со стороны крыши, на которую следовал Левка...
Этот крик Левка услышал на мгновение позже того момента, когда его висок явственно ощутил горячее дыхание пороха, вырывающееся из хвоста пули. Оказывается, вблизи пламя трассера банально желтое, это Левка хорошо запомнил на всю оставшуюся жизнь...
Желтый трассер полетел дальше к звездам, оставив Лёвку, присевшего на своем шатком мостике между дувалами на глухом хуторе невдалеке от Кандагара...И лишь в это мгновение Лёвка услышал звук выстрела. Сухой. Как щелчок метронома...
До встречи с Музой оставалось пять месяцев и три дня...
...неочарованный я странник,
Мне странность этой жизни не постичь...
Киота нет в дому, и пуст подрамник,
Подранок детства, а кошусь на дичь...
Все жизни бестолковщину смакую,
И выдаю раскаянье за спич...
Но женщину люблю давно такую,
Что дай вам Бог ступней ее достичь...
Я не умру, разгадывая цвет,-
Мне отдан свет, его беру в дорогу...
В себя вбираю мир свой понемногу,
Схожу на рынок и куплю рассвет...
Его мне завернет духанщик бойкий,
В "бакшиш"* звездой одарит - постулат...
И будет день. Разменянный на строки,
Упавшие как звезды наугад...
И не простит духанщику жена
Скупой подарок, что отдали руки...
Он мог убить дурного пацана,
И деньги все истратить на базуку...
Из той базуки - все мечты в шрапнель...
И не было бы песен в день тот ранний...
Спасибо, дуст** , спасибо за апрель...
Я ландыши люблю, а не герани...
А война продолжалась.