повесть о геологической съемке
"...Ох, девчонки, что вы с нами делали,
Что мы с вами делали тогда…"
Александр Дольский
1. Новое назначение
Срочный вызов в экспедицию пришел по радиосвязи совершенно неожиданно и очень не вовремя. Сергей Савельев, начальник горного отряда Поисковой партии Южной экспедиции, только настроился отдохнуть от зимней суматошной работы, спокойно довести до ума всю документацию, поохотиться на перелетных уток, да просто поваляться, позагорать на весеннем солнышке, пока еще не пискнул первый комар...
Распутица. Горняки улетели пить водку и тратить на женщин не самого тяжелого поведения заработанные за зиму тысячи, бурение поисковой скважины остановилось, так как оба трактора сидят рядышком в болоте (только фары на кабинках торчат из воды) и не на чем возить на гору воду для бурового раствора. Остатки аммонита, детонирующего шнура и капсюлей-детонаторов рванули в последней канаве (во ямина получилась!) и склад был совершенно пуст.
После длинного и трудного маршрутного полевого сезона, зимой на Сергея навалили столько, что и опытному геологу пришлось бы попыхтеть. Всегда так – кто везет, на того и грузят. Две бригады опытных горняков – уже вполне достаточно, чтобы пахать не разгибаясь на описании и опробовании канав, а на него еще повесили и передвижной склад взрывчатки, и документацию керна скважины. Были такие моменты, когда голова шла кругом – не знал за что и хвататься в первую очередь. Так закрутился, что однажды чуть не взорвал и себя, и тракториста, и двух горняков, получавших на складе взрывчатку.
А случилось это в один из самых морозных дней. Выдал он ящики с аммонитом, средства взрывания, положил прямо на пачки взрывчатки неполную коробку с детонаторами и начал их пересчитывать... И тут только заметил, что в зубах у него торчит дымящаяся сигарета, на конце которой едва держится длинный цилиндрик пепла, а прямо под ним – один к одному желтые дульца детонаторов, внутри которых белеет гремучая ртуть, которая на морозе взрывается от любой искорки... Очень медленно повернувшись всем корпусом, Сергей выплюнул сигарету на снег и взглянул на мужиков. Все стояли, втянув головы в плечи и вытаращенными глазами заворожено смотрели на потухшую сигарету. Первым очнулся тракторист:
– Ты чё, студент, совсем охерел?!
Взрывники-проходчики, которые лучше остальных прочувствовали, какой опасности они только что подвергались, почти синхронно стянули с голов шапки и вытерли ими выступивший на бледных лицах пот. У обоих от волос шел пар – как после бани.
Минут десять они, размахивая кулаками под его носом, наперегонки упражнялись в непечатной русской словесности, образно объясняя молодому специалисту на каких деревьях и на каком расстоянии от воронки висели бы интимные детали организмов всех четырех при сем присутствовавших... Немного успокоившись, они пообещали: если еще раз увидят его на складе с сигаретой – привяжут к одному месту детонатор и взорвут его! При этом заверили, что остальной организм сильно не пострадает, а это место ему вообще ни к чему – нечего дураков, подобных себе, плодить...
Вообще-то все в отряде жили очень мирно и дружно и надо было здорово разозлить горняков, чтобы они за день до закрытия нарядов так орали на геолога, от которого полностью зависела их зарплата!
Приказ есть приказ, и первым же вертолетом Сергей вылетел в поселок. Если бы он знал, что его ожидает в ближайшие полгода, то наверняка увернулся бы от этой поездки – соврал бы, что на складе осталась взрывчатка и ее некому передать или еще что-нибудь.
Начальник экспедиции, Виктор Андреевич Субботин – крупный волевой мужик, которого молодой геолог и увидел-то впервые в жизни, хотя проработал в конторе уже больше года, – первым делом спросил, будет ли сделан в партии майский план по проходке канав. Здесь надо объяснить, что распутица распутицей, а выполнение плана – дело в те годы было святое и каждый начальник отряда за зиму накапливал заначку в несколько тысяч кубометров на этот "мертвый сезон". И в тот момент, когда горняки всеми силами старались освободиться от заработанных за лето, осень и зиму денег в поселковых борделях, экспедиционный диспетчер регулярно получал сводки о суточной проходке...
Удовлетворенный ответом, но заметно разочарованный внешним видом оказавшегося слишком уж молоденьким геолога, начальник торжественно сообщил, что руководство экспедиции решило поручить ему, Сергею Николаевичу Савельеву важное дело – руководство геолого-съемочной партией.
Растерявшийся от такого неожиданного, скорее поручения, чем предложения, Сережа пару минут просто таращил на начальника глаза, потом, слегка покраснев, решил напомнить руководству, что за зиму получил четыре выговора, из которых два было "с последним предупреждением".
– Знаю, – ответил Субботин. – У нас без выговоров только те, кто вообще ни хрена не делают. Не обращай внимания. С планом у тебя все нормально, документация принята на пятерку, никто не взорвался, не перестреляли друг друга по-пьяне... Постой, а второй "с последним..." за что?
– За хранение двухсуточной нормы взрывчатки на месте работ.
– Ну и зачем хранил?
– Оба трактора были на перебазировке, потом взлетную полосу на новой базе заканчивали, а работать-то надо... Да там не двухсуточный, а двухнедельный запас был...
– А вот этого я от тебя не слышал! – сделал суровое лицо Субботин. – За такие фокусы я вообще должен тебя кинуть в техники, начальнику твоему, разлюбезному Боковушкину, – литровую клизму вставить, а всех членов комиссии, которые эту туфту подписали – вообще вышибить из геологии! Так что не подводи людей! А главное, на новой должности не нарушай правил техники безопасности! Свободен.
– Погоди, – остановил он геолога уже у самых дверей кабинета, – а ты вообще на съемке-то работал?
– Студентом... литохимию отбирал.
– Ну, засранцы, кадровики!.. Ладно, там геологи опытные, помогут. Да, и еще одно. Я тебя персонально предупреждаю: если еще раз увижу твоего начальника отряда Светлякова шатающимся пьяным в воскресенье у магазина – накажу!
– Какого Светлякова? – не понял Сережа, весь год просидевший в поле и не знавший в поселке никого, кроме коллег из Поисковой партии.
– Там узнаешь! И чтобы через пять дней акт готовности к выезду на полевые работы лежал у меня на столе!
Вообще-то Сережа всегда мечтал работать на геологической съемке. Это по ошибке они с другом поступили учиться на геологов-разведчиков – посчитали, что съемщики – это геодезисты, которые делают топографические карты. После первой институтской производственной практики, вкусив настоящей романтики этой профессии с тяжелыми маршрутами по тайге, с суматошными вертолетными перебросками, с песнями под гитару у костров, с малосольными хариусами и глухариными пельменями, он откровенно тосковал потом и на документации штольни, и на буровой, и на канавах – не лежала душа к такой работе.
Радость от того, что займется наконец любимым, желанным делом и гордость от такого неожиданного возвышения (в 25 лет уже начальник партии!) омрачались немного предстоящим знакомством с совершенно незнакомыми "опытными" геологами, которыми теперь предстояло руководить и, в том числе, с начальником отряда, первым своим помощником, регулярно шатающимся по воскресеньям пьяным около магазина.
В Хаминскую партию Сережа заявился только после обеда – полдня пришлось потратить на сдачу материалов своему преемнику. Старший геолог Поисковой – грузный и шумный человек лет пятидесяти со странной фамилией Одуд-Сетевой – прокомментировал новость коротко и емко:
– Дурак ты, Серега, и уши у тебя разные!
– Одно левое, а другое – правое, – попытался отшутиться новоиспеченный начальник, – Валентин Афанасьевич, меня ведь даже не спросили...
– "Не спроси-и-ли"! Ври, да не завирайся! Чего тебе не работалось за моей широкой спиной? В начальники, видишь ли, ему захотелось! Ты что, не видел, как я отбивался от этой должности в прошлом году? Вон, Василия Ивановича уломали, так он всего за год инфаркт заработал! А ты знаешь, сколько у твоего предшественника, Толи Федорова, выговоров было? Шестьдесят четыре за последние десять лет! В этом гниднике начальником может работать только болван какой-нибудь со стальными канатами вместо нервов!
– Когда отвальную будешь делать? – неожиданно переменил тему на более приятную старший геолог, свято чтивший и культивировавший в коллективе "бутыльбродные" традиции.
Новые сотрудники встретили его настороженно. Жена бывшего начальника, Екатерина Сидоровна, молча показала его новое рабочее место, выложила на стол все папки с документацией, проект и смету на проведение работ, подготовленные списки снаряжения и продуктов.
Раскрыв проект, из обзорной карты Сережа впервые узнал, что давшая название партии речка Хами, в долине которой им предстояло заснять за три года четыре листа карты пятидесятитысячного масштаба, находится в двухстах километрах от поселка, на границе Якутии и Амурской области – там, где крупная сибирская река Олёкма прорезает мощный хребет. На левом берегу реки хребет этот называется Удоканским, а всего в трехстах метрах напротив – Становым.
– Не с того начинаешь, начальник! – уже через полчаса подал голос из своего угла с сохатиными рогами на стенке худой и высокий Светляков. – Проект ты можешь и дома на досуге почитать. Ты сперва пропишись, как положено, о себе расскажи, с людьми познакомься. Гони два червонца, я в нижний магазин быстренько смотаюсь...
Сережа хотел было поставить на место зарвавшегося подчиненного, сообщив заодно о выговоре, который получил за него от начальства, но по серьезным лицам своих новых коллег сразу понял, что это не шутка, а одна из традиций коллектива, нарушить которую ему просто не позволят. И все-таки сразу сдаваться было нельзя, и он не очень уверенным голосом сообщил:
– Субботин сказал, чтобы через пять дней у него на столе лежал подписанный акт полевой готовности...
В ответ грохнул такой дружный хохот, что он тут же понял, что сморозил какую-то невероятную глупость, хотя никак не мог понять в чем она заключалась.
Софья Санич, брюнетка лет тридцати, сидевшая за микроскопом рядом со Светляковым, объяснила:
– Какой акт, Серёженька?! У тебя даже старшего геолога еще нет – едет, говорят, по вызову из Казани, геологов и техников некомплект, радист-завхоз только комиссию проходит, рабочих еще не набирали, студенты не появились, ничего из снаряжения и продуктов не получено... Если за полмесяца управишься – памятник тебе поставим, дорогуша.
Светляков уже стоял рядом с протянутой рукой и пришлось вытаскивать деньги.
Через час хлеб и колбаса уже были нарезаны, банки открыты и водка разлита по кружкам. Начальник отряда тут же взял инициативу в свои руки, не позволил произносить длинных речей и под простенький тост: "С пропиской!" – все чокнулись и выпили. Почти сразу же, под приговорку: "От первой до второй промежуток небольшой", выпили еще раз.
С непривычки после долгого воздержания у Сережи сразу слегка закружилась голова, все вокруг чуть поплыло, закачалось... И в этот момент раздался громкий телефонный звонок. Сняла трубку Екатерина Сидоровна. Выслушав вопрос, она громко ответила:
– Да, приходил. Представился, взял списки и сразу побежал на склады. Сказал, что потом в ОРС заглянет... Ладно, передам.
– Меня? Субботин? – испугался изрядно "прописавшийся" начальник. Только сейчас до него дошло, что в первый свой рабочий день после назначения, за два часа до "звонка" он уже сидит прилично поддатый и "квасит" со своими подчиненными...
– Да нет, секретарша. Просила передать, что тебя ждет главный инженер с планом мероприятий по технике безопасности, – успокоила его женщина. – Обойдется!
До конца дня звонили еще пару раз – из планового и еще какого-то отдела. Ответы Екатерины Сидоровны не отличались особым разнообразием.
Сережа, правда, на всякий случай, резко притормозил в потреблении водки. Он рассказал свою небогатую биографию, выслушал историю коллектива, узнал за что сняли прежнего начальника и куда делся старший геолог...
Сразу после звонка об окончании работы женщины засобирались – кто в магазин, кто домой, а кто в садик за детьми. Перед тем, как уйти, Софья попросила всех притормозить и произнесла небольшую, но красочную речь:
– А теперь выслушай, что я тебе скажу, Сережа. Как ты будешь командовать – это твое дело. Какую карту вы с новым старшим геологом построите – это осенью на защите видно будет. Работать мы умеем и работу свою любим, лентяев здесь нет. Будем и в двухдневки и в трехдневки ходить, и по скалам будем лазать, и речки по нежные груди форсировать... Но ты одно твердо запомни: свою зарплату мы всегда заработаем, а твоя святая обязанность – заплатить нам максимальные премии! Даже если ты хреновым геологом окажешься и организатором, мы тебя очень зауважаем и никогда никому в обиду не дадим, если будешь платить нам премии. У меня все. Спасибо за внимание. Бурные аплодисменты.
Аплодисментов не было, но по выражениям лиц своих новых коллег Сережа понял, что Софья высказала общее мнение.
2. Сборы
Впервые в жизни у Сережи появилась бессонница. Даже в студенческие времена перед самым страшным экзаменом он засыпал как только голова касалась подушки, а тут ворочался в постели, крутился с бока на бок, с живота на спину до трех-четырех часов ночи, часто вставал курить. Никогда ему еще не приходилось отвечать за такое количество людей и он боялся что-нибудь важное забыть из снаряжения, неправильно рассчитать продукты, ошибиться в комплектовании отрядов...
Радист-завхоз Валера Проданчук оказался молоденьким худеньким парнишкой, за спиной у которого были только школа, курсы радистов, да полгода учебы в вертолетном училище, из которого его за что-то вышибли. Естественно, он ничего не понимал в нарядах, накладных и Сереже в начале самому приходилось заниматься получением снаряжения и продуктов, пока он не догадался подключить к этому Светлякова и Федорову.
С продуктами больших проблем не было, а вот снаряжение пришлось добывать с боем. То ему пытались всучить вместо спальников байковые одеяла, то кирзовые сапоги вместо резиновых, то не выдавали болотников, то зажимали компасы и геологические молотки. Целая эпопея была с пилами, обычными поперечными пилами, которые все здесь называли "Дружба-2" ("тебе-мне"). Сама главный геолог экспедиции Александра Андреевна – суровая, знаменитая на всю Якутию женщина – пыталась доказать ему, что съемщики никогда не пользуются пилами, а только топорами. И все-таки две пилы удалось вырвать. С учетом того, что две стареньких "поперечки" в партии уже имелись, а одну слямзил на складе при погрузке Женька Светляков, все отряды и база были обеспечены этим важнейшим в тайге инструментом.
Но больше всего мороки было с бумагами, которые приходилось заполнять для планового и других отделов, для службы главного инженера. Пришлось учиться на ходу и в этом очень помог Валентин Афанасьевич – признанный в экспедиции специалист по выколачиванию из начальства премий.
Акт готовности к выезду в поле был подписан начальником экспедиции ровно через десять дней. Субботин, забывший, к счастью, какой срок он назначал, даже удивился:
– Ну, ты даешь, Савельев! Я думал, дней двадцать провозишься, а ты ровно в срок, как договаривались. Если так и дальше пойдет – сработаемся.
Лететь с первым рейсом вертолета и подбирать место базы партии Сережа поручил самому опытному таежнику – Жене Светлякову, который в предвкушении полевого сезона находился в приподнятом настроении и почти не пил. Полетели еще Проданчук и двое рабочих. На следующий день он отправил Софью и Екатерину Сидоровну с темя студентами, потом рейс за рейсом пошли мука, сахар, консервы, снаряжение.
В тот же день, когда улетели геологини, пришла срочная радиограмма от Софьи Санич: "Забыла на складе в аэропорту сетку с папиросами, очень большая просьба срочно съездить и забрать ее. Обязательно сегодня".
Сережа сперва подумал, что никуда ее папиросы не денутся до завтрашнего утра, но потом увидел как соседняя партия грузит на машину свое барахло и решил все-таки смотаться в аэропорт. Все стало ясно, когда за мешками муки он отыскал злополучную сетку. Между пачками папирос торчала кобура пистолета "ТТ". Уже вечером он передал на базу радиограмму, что папиросы и все остальное на месте и что он все это сам привезет, когда будет залетать.
Старший геолог Надежда Гурова с мужем Андреем появились за два дня до последнего рейса. Женщина сразу Сереже не понравилась. Во-первых, у нее было постоянное презрительное выражение на некрасивом лице, во-вторых, в первую же минуту знакомства она высказала ему кучу претензий: и ватный спальный мешок потребовала заменить на верблюжий, и сапоги болотные ей, оказывается, "по чину" положены, и ручки для молотков надо было здесь, на базе экспедиции изготовить... Андрей – высокий красивый парень с надменным лицом и университетским "поплавком" на лацкане пиджака – сразу представился, как "золотой медалист Казанского университета", категорично заявил, что работать будет только с женой и что студенток им в отряде не нужно – только парни.
– Обойдешься, – достаточно грубо ответил начальник, которому надоело выслушивать всякие претензии, – у нас парней хватает только для геологинь.
В тот же день приехали последние студенты и студентки и вернулся из отпуска Игорь Иртеньев, которого Сереже удалось с большими сложностями перетянуть из Поисковой партии. Это был единственный геолог в его новой партии, которого он хорошо знал, с которым отработал целый сезон на маршрутных поисках и ползимы на канавах. Теперь партия была обеспечена на сто процентов и специалистами, и рабочими, и даже хорошим гитаристом.
Вылетели после обеда, а через полтора часа вертолет уже закладывал вираж перед посадкой на устье реки Хами. Разыскав глазами палатки, Сережа удивился, что они стоят так далеко от воды, но подумал, что Светлякову виднее.
После посадки командир вертолета подозвал к себе Сережу и велел обозначить красными флажками вертолетную площадку. Разгрузились быстро и вертолет, не глушивший двигатель, тут же улетел.
3. Первые сюрпризы
Первая на базе к нему подошла Екатерина Сидоровна и сразу огорошила:
– Светляков еще четыре дня назад напился и вместе со своими пьяными рабочими уселся в резиновую лодку и уплыл на рыбалку. Так что весь груз, всю муку и сахар на склад перетаскивали на себе бедные студенты. Считаю, что его надо наказать за это!
– Наказать? – возмутился Сережа. – Почему Вы по рации мне ничего не сообщили? Это же ЧП! Ведь там же пороги, которые и летом-то на резинке пройти трудно. Сильно пьяный был?
– Прилично. А не сообщили, чтобы не подводить тебя, Сережа. Первые дни первого сезона, а у тебя уже происшествие...
– А чего делать-то сейчас?
– Да ничего не надо делать, начальник, – заявила подошедшая Софья, – ничего с Женькой не будет! Он и не такое вытворял по пьянке. С него – как с гуся вода. Он просто карту не посмотрел – теперь им придется лодку тащить вокруг километров двадцать. Припрутся скоро – водки у них всего пара бутылок на троих, и жратвы почти не взяли.
Несколько успокоенный уверенным тоном коллеги, Сережа, покопавшись в рюкзаке, достал из него пистолет, протянул его Софье и, заметив, что губы у нее чудь подкрашены, съязвил:
– На, не теряй больше! Небось, помаду-то не забыла?
– Ой, спасибо, Сереженька! – обрадовалась Софья. – Нет, помаду не забыла. Как я перед любимым начальником появлюсь не нафуфыренная?!
– Оленеводы говорят, что летом базу затопит, – вновь вступила в разговор сердитая Екатерина Сидоровна и показала рукой, – видишь, он ее поставил фактически на острове, на высокой пойме. Вон плавники лежат. А там дальше – старица. За водой сейчас ходить – полкилометра. А два дня назад она вот здесь, у самых палаток плескалась.
– Час от часу не легче, – расстроился Сережа. – Он же опытный таежник...
– Да он, говорят, еще до посадки успел нализаться.
– Ладно, разберемся. Где моя палатка?
И тут подала голос стоявшая недалеко старшая геологиня:
– Вы должны сперва подчиненных своих устроить, а потом уже про свою палатку спрашивать.
– А это, как я понимаю, наш новый старший геолог? – оценивающе оглядела женщину Софья. – Пойдемте, я покажу ваш дом.
Бросив в палатку свой рюкзак и дав задание радисту-завхозу обозначить красными флажками вертолетку, Сережа направился осматривать территорию базы. Действительно, это оказалась высокая пойма, которая, хотя и не каждый год, но достаточно часто заливается паводковыми водами. До высокого коренного берега было около километра, а между ним и базой – глубокая подболоченная старица, так что на перетаскивание в безопасное место всего барахла и продуктов уйдет недели две хорошей погоды и тогда программа работ уже точно не будет выполнена.
Зайдя в стойбище оленеводов, расположенное на лесной поляне в двух километрах от базы, он представился, поздоровался со всеми за руку и спросил, как часто заливается эта пойменная терраса. Ему ответили, что в весенний паводок – почти каждый год, а летом – раз в четыре-пять лет. Года три вода так высоко здесь летом не поднималась, так что надо ожидать худшего... Подписав бригадиру Афанасию наряд за период, когда они добирались от колхоза и ждали здесь, на базе, Сережа распределил оленеводов по отрядам и предупредил их, что послезавтра все выходят к местам работ, так что пусть завтра к вечеру приходят на базу укладывать груз.
Возвращаясь назад, он увидел, что по углам вертолетной площадки воткнуты четыре тонких прутика, к которым еле-еле привязаны тесемочками три зеленых и один красный мешочки. Завернув в палатку к радисту, он сразу накинулся на Валеру:
– Ты чего там воткнул? Эти хворостинки при первой же посадке сдует! А чего ты мешочки привязал? У нас же специально красная тряпка получена. Ты что, еще груз не разбирал?
– Разбирал, но не видел, – смущенно потупился радист-завхоз.
– А почему мешки разноцветные повесил? Я же тебе четко сказал: красные!
– Да они, вроде, все красные.
– Чего ты дурака-то валяешь?! Из всех один только красный! Ты что, парень, цветов не разбираешь?
И совершенно неожиданно услышал от склонившего голову завхоза-радиста:
– Только красный и зеленый путаю.
– Дальтоник, что ли? – вытаращил глаза ошарашенный начальник. – Как же ты в вертолетное училище поступил?
– А я запомнил все картинки в альбоме, – улыбнулся Валера, – а через полгода перепутал сигнальные лампочки на панели и меня проверили на другом альбоме... Ну... и сразу же выгнали.
– Ну, ты даешь! Ладно, здесь это не так уж страшно. В одном из баулов рулон тонкой тряпки лежит, так вот она не зеленая, а красная. Отрежешь четыре вот таких куска, – Сережа показал руками, – потом сделаешь вот такой толщины и вот такой длины колышки. Потом выстругаешь палочки и гвоздями через них прибьешь тряпку к колышкам. Потом возьмешь кувалду и хорошенько забьешь колышки в грунт. Вперед! Чтобы до ужина все сделал!
Уже почти в полночь в палатку заявился усталый и с виноватым видом Женька Светляков. Получая от начальника нагоняй за выбор базы, за пьянку и за дурацкую рыбалку, он даже и не оправдывался – сидел молча с опущенной головой. Когда Сережа наконец выдохся, он тихим голосом посоветовал:
– Да ладно, не бери ты в голову, Серега, все обойдется. А на Катерину не обращай внимания – заело ее, что меня начальником отряда назначили, а не ее.
– Ладно, иди поешь – у костра каша в ведре стоит. Рыбы-то хоть наловили?
– Какая там рыба! Три дня ползали по скалам, да стланикам. Я карту-то не взял, ну и упорол в сторону. Километров сорок кругаля дали.
Утром Сережа распределил по отрядам студентов. Себе в радиометристки он выбрал невысокую скромную брюнетку Ларису, которая приглянулась ему еще в поселке. Игорь без доли сомнения сразу же указал на стройную, с пышным бюстом блондинку Свету.
Весь день отряды получали и упаковывали продукты, снаряжение. Начальникам под роспись выдавались топокарты, ракетницы, радиостанции. С ними обговаривались время сеансов связи, маршруты движения, контрольные сроки, сведения, которые они обязаны сообщать радисту каждый вечер. Потом начальник провел инструктаж по технике безопасности, собрав всех за обеденным столом, заставил каждого расписаться в журнале.
4. Первые маршруты
"Вытолкав" все отряды с базы, Сережа проинструктировал молодого радиста-завхоза на сколько метров от продуктовой палатки ему можно отходить и на какое время ("Здесь проходной двор, скоро бамовцы на моторках нагрянут, так что смотри в оба!"), посоветовал, как лучше вести документацию по забору продуктов ("Смотри, лишнего напишешь, мои тетки тебе волосья-то повыдирают на всех местах!"), велел в ближайшее же время заняться изготовлением стеллажей на обоих складах ("Подмочишь муку, сахар или еще что – на тебя запишу!"), велел беречь будильник ("Попробуй только проспи хоть одну связь!"), показал как делается мушка на хариуса, подарил пару блесен на ленка и тайменя. Покончив со всем этим и отрапортовав радиограммой в экспедицию, что партия приступила к полевым работам, он пожал руку заметно напуганному инструктажем Проданчуку и повел свой отряд на первую стоянку в горы, за тридцать километров от базы, куда рано утром уехали его оленеводы с двумя связками по двенадцать навьюченных оленей каждая.
После длинного перехода, долгих поисков груза, оставленного оленеводами не в том месте, где договаривались, после бестолковой установки палатки в три часа ночи и ужина, который правильнее было бы назвать завтраком, Сережа объявил завтрашний день выходным:
– Всем можно спать до двенадцати. Дежурю сегодня я. Сейчас натяну антенну, выйду на связь, потом сварю чего-нибудь и тоже завалюсь. Сами разогреете, пожуете. Раньше двух меня не будите.
Поспать до двух часов ему не удалось – солнце вылезло из-за деревьев и так раскалило новенькую темно-зеленую, не выгоревшую еще палатку, что уже через час он вывалился из нее, обливаясь потом. Весь его отряд невдалеке загорал и досыпал на огромных ледниковых валунах у ручья.
Нырнув под козырек палатки, Сережа достал из своего рюкзака бинокль и, осторожно высунувшись, исподтишка стал разглядывать Ларису, которая была ближе всех и лежала в синем купальнике на спине, подогнув ноги и прикрыв лицо от солнца раскрытой книгой. Насмотревшись вволю, он спрятал бинокль, достал из рюкзака полотенце и направился к своим подчиненным. Бесшумно подобравшись к Ларисе, он нагнулся, зачерпнул ладошкой воды из небольшой лужицы среди камней и плеснул девушке на голый живот.
Раздался истошный визг, книга и ее хозяйка одновременно шмякнулись на галечник... Игорь и Света приподнялись со своих лежанок и с испугом смотрели на девушку, которая сидела под своим валуном и, морщась от боли, потирала ладошкой ушибленное колено.
– Ты чего, Лариска? Приснилось что? – спросил Игорь, но увидев Сережу, уточнил:
– Или начальника испугалась? И правильно, держись от него подальше, а то как бы чего не вышло..., – и опять лег на спину.
– Очень больно? – виновато спросил Сережа, никак не рассчитывавший на такой эффект от своей невинной шутки. – Прости, я не думал, что ты так...
– Ах вот оно что! – Игорь вновь приподнялся. – Начальник, оказывается, подкрался к бедной спящей девушке, чтобы лишить ее...
– Да ладно, заткнись ты! – сердито махнув рукой, оборвал его Сережа и повернулся к девушке. – Перелома нет?
– Нормально все, – с деланной улыбкой ответила девушка, – синяк только будет.
– Легко отделалась, – съехидничал все же Игорь, – а то могло все кончиться пеленками, распашонками...
– Ну, ты допросился! – обрадованный, что все закончилось достаточно благополучно, Сережа подбежал к валуну, на котором лежал Игорь, и плеснул на парня несколько раз полными пригоршнями воды. Игорь быстро свалился вниз и ответил ему тем же, но сразу же заполучил в загорелую спину порцию холодной воды из Светиных ладошек и ретировался бегом на берег.
– Предательница! – завопил он истошным голосом, – Своего геолога продала из угодливости к начальству! Я тебя в маршрутах замордую – будешь меня на руках через речки переносить, будешь мне стланики грудью проламывать!
– А не жалко? – засмеялась Света, демонстративно огладив ладонями свой бюст, чуть прикрытый узким купальником.
– Конечно жалко, – театрально зарыдал Игорь, – Ох как жалко! Но что поделаешь, "преступление и наказание"! Как у нас в Питере говорят: или грудь в кустах, или сиди в "Крестах".
– Эй, дежурный, – обратился он вдруг к Сереже, – мы жрать сегодня будем или нет.
– А кто тебе не давал? Целое ведро у костра стоит.
– Не-е-ет, я привык, чтобы дежурный мне со дна пожиже зачерпнул, тарелочку перед носом поставил и хлебушка подал.
– А кофе в постель утром ты не привык? – вступила в разговор Света, надевшая уже спортивный костюм.
– И кофе, и омлетик из трех яиц, и свежую газетку. А как же. У меня дома так и заведено. Еще тапочки подать, согретые на батарее.
– Да ты у нас сибарит! А в туалет на ручках тебя не надо нести после омлета? – подначил товарища Сережа. – Ладно, сейчас ополоснусь, зубья почищу и согрею вам свой змеиный супчик.
Вечером у костра Игорь исполнял на гитаре свой знаменитый цикл "антибабских", как он их представил, песен. Сереже особенно нравилось, как он вытягивал с придыханием: "Нам приятны их талии, ноги и... так далее", а в другом месте цедил с презрением: "Любим мы их количество, но не претит и качество..."
Девушки сидели весь вечер молча, уткнувшись подбородками в коленки. Что-что, а на гитаре Игорь играл замечательно, и голос у него был очень приятный и хорошо поставленный – чувствовалось воспитание в ленинградской интеллигентной семье с глубокими петербургскими корнями. Просто завораживал он всех дамочек своими песнями.
А в полседьмого утра были подъем, подогретая дежурным каша, в семь – связь по рации с базой, а еще через полчаса вышли в первые маршруты в сезоне.
Перебравшись через ручей прямо напротив палатки и усевшись под небольшой скалой, Сережа заявил Ларисе на полном серьезе:
– А сейчас я попытаюсь развеять у юной леди некоторые романтические представления о работе геолога на съемке. Маршруты – это самое гнусное дело, которым приходится заниматься в поле, а самое приятное – ловить хариусов и трескать их в свежепосоленном виде с мягкой дрожжевой лепешкой, а также лакомиться спелой морошкой, жарить грибы или грызть каленые кедровые орешки...
– А юной леди можно вопросы задавать по ходу инструктажа? – тут же откликнулась девушка.
– Естественно, только... я ведь еще не успел ничего сказать...
– А зачем тогда многоуважаемый сэр работает в геологии, если маршруты – самое гнусное дело? Может, лучше было в рыбаки податься или в лесники?
– Резонно, – согласился несколько озадаченный геолог, – я обдумаю ваше предложение... Итак, на чем я остановился? Так вот, это самое гнусное дело делается следующим образом. В начале маршрута и на всех точках наблюдения, пока геолог занимается привязкой на местности, описанием горных пород, замеряет углы, выясняет, как говорит Игореша, "кто на ком лежит, и с согласием или без согласия", его адъютантша, доблестная радиометристка 4-го разряда обязана включить прибор, проверить как он реагирует на рабочий эталон, надеть наушники и прослушать все обнажения на расстоянии 50-100 м от точки наблюдения. Если где-то будет зафиксировано резкое повышение фона, она обязана известить об этом геолога. Пока все ясно?
– Вполне. Только об этом нам уже рассказывали в экспедиции, когда мы приборы эталонировали...
– Повторение – мать учения! Дальше. После описания первой точки геолог берет азимут, сообщает его своей боевой подруге, чтобы она записала его в журнал, и начинает продираться через заросли стланика. Через каждые пятьдесят метров я буду говорить тебе: "Полста". Ты обязана на этом месте сделать замер и записать. Но самое главное, ты должна тут же, без задержки отвечать на каждый мой вопрос: "Сколько?"
– Что сколько? – не поняла Лариса.
– Сколько метров мы прошли от точки наблюдения.
– А сам геолог не может сосчитать? У него что, с арифметикой проблемы?
– У геолога башка забита другим, – не отреагировал на ехидный тон девушки Сережа, – он одновременно считает пары шагов, наблюдает за изменениями горных пород, характера растительности, фиксирует особенности рельефа – всякие уступы, воронки, борозды... Поэтому во время движения между точками наблюдения радиометристка должна молчать, как рыба об лёд. Понятно?
– Еще как.
– Вот и ладушки. И еще. Если я буду отбирать образцы и пробы, ты должна написать на этикетках номера, которые я продиктую, рассовать все по мешочкам, завязать их и кинуть мне в рюкзак. А теперь приступим.
Сережа достал из полевой сумки пикетажку, карту, аэрофотоснимок, линейку, транспортир, выдернул из кожаного карманчика карандаш и остро заточил его своим широким ножом с наборной берестяной ручкой. Повертев головой вниз и вверх по течению ручья, он нашел "зацепку" – поперечную руслу гряду крупных ледниковых валунов – и тут же отыскал ее на аэрофотоснимке. После того, как точка наблюдения была вынесена на снимок и карту, он открыл пикетажку и начал записывать ее привязку: "Находится на правом берегу ручья Бестях, в 1200 м ниже по течению левого притока с устьевой высотной отметкой..." И тут он вдруг заметил, что Лариса заглядывает ему через плечо.
– Эт-то еще что такое? – возмутился он. – Почему это радиометристка до сих пор бездельничает? А ну быстро достать прибор!
– Да я уже достала, и эталонировку сделала...
– Так в чем же дело, мадмуазель? Прослушайте вот этот "корешок", потом вон туда, к скале сбегайте, и в другую сторону – до поворота. А ну, брысь!
Обстучав молотком обнажение и замерив компасом элементы залегания, Сережа снова сел на рюкзак и начал разглядывать в лупу отколотые обломки пород.
Минут через двадцать описание точки было закончено, полевая сумка застегнута и ремень ее переброшен через голову. Оглядев внимательно место недолгой стоянки, Сережа поднял указательный палец и назидательным тоном сообщил давно готовой к движению девушке:
– И самое главное!..
Воспользовавшись торжественной паузой, сделанной начальником для пущей важности, Лариса ехидно спросила:
– А не многовато для первого раза?
Торжественный палец по-дурацки повис в воздухе.
– Ну ты дашь! – наконец сложил пальцы в грозный кулак Сережа и нарочито-визгливым голосом проорал:
– Ма-а-алчать! В Сибири сгною! Сошлю на Удокан комаров кормить!
И тут же, без всякого перехода, опять выставив палец, прежним спокойным назидательным голосом продолжил:
– Самое главное – ничего не забыть на точке! Я в прошлом году карабин оставил, хватился только через пару километров. Полдня потом искали, маршрут был бездарно сорван. А во всем была виновата одна рыженькая радиометристка, которая забыла свои обязанности преданного адъютанта, денщика, и, если хочешь, няньки при своем геологе, потому что жутко переживала из-за своего ненаглядного Юрасика, которого послали в другой отряд вместе со жгучей брюнеткой из Киевского техникума.
– Ну и как, выдержал испытание Юрасик? – живо заинтересовалась Лариса.
– Я ей про Фому, а она – про солому!
– Так ведь нет у тебя карабина, а только кобура с наганом.
– Ну и что, ты думаешь, легче будет, если я пикетажку или полевую сумку забуду?! Ладно, кончай базар, поехали!
Сережа сориентировался по компасу, взял азимут и молча полез в гору. До следующей точки он не произнес ни одного слова, кроме обещанных "полста" и "сколько".
Обед устроили на берегу ручейка. Лариса сама, без подсказки, достала котелок, развела костер, открыла банки, и когда Сережа, дописав последние строчки, захлопнул пикетажку, пригласила его "к столу":
– Кушать подано, Ваше Геологичество!
За обедом она повторила свой вопрос из начала маршрута:
– Ну так как там насчет Юрасика?
– Мужчина слаб по определению, – философски заметил Сережа, облизывая ложку, – и я его понимаю – перед Царицей Тамарой трудно было устоять. Это я как специалист по брюнеткам тебе говорю! Какие ноги! Какой бюст! Какая... походка! Я однажды наблюдал, как она прошлась мимо стола, за которым геофизики и топографы обедали. Никогда больше не видел шестнадцать здоровых бородатых мужиков с открытыми ртами, включая пекаря Деда Костю, выдавшего недавно свою внучку замуж.
– Жалко рыженькую радиометристку, – шутливо шмыгнула носом Лариса и, защипнув пальцами, сколько можно было, оттянула вперед штормовку на груди, – против бюста не попрешь!
– Ничуть не жалко! – возразил Сережа, отхлебывая крепкий горячий чай из кружки. – Зато у Сашки Игнатова имеется теперь прелестная маленькая рыженькая жена и еще более прелестная дочка, которая пока лысенькая, но тоже будет, наверное, рыжей. В мире все справедливо – если в одном месте убыло, значит в другом – обязательно прибудет. Вот у нас на Тянь-Шане было...
Больше часа они болтали полулежа на прохладном моховом бугре, устроив три маленьких дымокура от комаров, пока Лариса не спросила:
– А что, маршрут уже закончился?
– Да он, по сути, еще и не начинался, – рассмеялся Сережа. – всего полтора километра прошли из пяти.
– А чего мы тогда лежим?
– Жирок завязываем. Знаешь, что такое сиеста?
– Знаю.
– Начитанная дамочка! Небось всего Хемингуэя проштудировала?
– И не только его, – с вызовом подтвердила девушка.
– Ё моё! Куда я попал и где мои вещи!? Ну, раз ты такая грамотная, то собирай быстренько барахло и двинули по азимуту семьдесят.
После обеда не было уже никаких разговоров, даже на точках – Сережа с головой ушел в геологию и как будто забыл про свою адьютантшу. Только уже на самой последней точке, когда они спустились в тот же ручей в полукилометре от лагеря, он вдруг подал Ларисе компас и сказал строгим голосом:
– Попрошу Вас, мадам, замерить все, что положено замерять на обнажении.
Лариса повозилась немного у скалы и бодро сообщила азимут и угол падения пород.
Сережа скорчил недовольно-вопросительную гримасу, выкатил на лоб глаза и уставился на девушку, покачивая головой из стороны в сторону.
– И не стыдно студентке четвертого курса такого уважаемого института? Вместо того, чтобы читать всякие там вредные иностранные книги, надо в учебники иногда заглядывать, мадмуазель!
Лариса виновато опустила глаза, сильно покраснела и быстро-быстро захлопала своими густыми ресницами – вот-вот заплачет.
– Ладно уж, простим на первый раз, – поднялся с рюкзака геолог, – дай сюда и запоминай: компас прикладывать надо в любом случае короткой стороной – вот так, а если падение было бы в ту сторону, от нас, просто берешь отсчет по красному концу стрелки. Запомнила?
Девушка молча кивнула, не поднимая глаз.
– Да ладно, не переживай, – успокоил он девушку, – почти никто из студентов с первого захода не может сделать правильно замеры. Ну все, первый маршрут благополучно окончен. План выполнен на 110 процентов, все живы, правда радиометристка немного контужена – голову никак не может поднять, но это не смертельно. Пошли домой.
Игорь весь вечер издевался над Светой, неправильно взявшей азимут падения, а Сережа сразу с гордостью заявил, что ЕГО радиометристка все сделала быстро и правильно, и за это заслужил благодарный взгляд и добрую улыбку Ларисы.
Восемь дней без перерывов они маршрутили. Подходы теперь были дальними и возвращались очень поздно. К концу уже так умотались, что даже Игорь – любитель поиграть на гитаре и поболтать с девушками перед сном – сразу после ужина падал, не раздеваясь, на спальник и тут же засыпал. Света потом долго тормошила его и он с закрытыми глазами медленно стягивал с себя рубашку, брюки и заползал во вкладыш.
Сережа ждал, что пойдут дожди и можно будет отдохнуть, спокойно покамералить, но каждое утро небо было без единого облачка. Пришлось назначать камеральный день в хорошую погоду. Увидев, как ребята обрадовались, он понял, насколько всем надоели эта египетская жара, эти стланики и комары, пропитанные потом, "ароматные", стоявшие уже колом штормовки.
5. Камералка
В камеральный день дежурному можно было вставать на два часа позже, остальные могли дрыхнуть вообще до десяти. И только начальнику надо было выходить на связь как и в любой другой день.
Узнав последние новости о перебазировках отрядов, записав сводку о пройденных погонных километрах, количестве отобранных проб, Сережа не стал досыпать. Умывшись, он покопался в грузе, достал коробочку с леской и мушками и направился вниз по ручью, к ближайшей ямке, где в одном из маршрутов заметил небольшую стайку хариусов. По дороге он вырезал ножом длинное ивовое удилище и на ходу очистил его от сучков.
Хариусы дожидались его под крутым скалистым берегом, но брать на искусственную мушку наотрез отказались – это они только ближе к осени становятся дурными и выпрыгивают даже на голый крючок. Пришлось доставать из нагрудного кармана спичечный коробок, в котором хранились с десяток наловленных паутов. Первый же заброс принес крупную синеватую рыбину, а минут через пятнадцать удалось выловить и последнего ленивого хариуса, который срывался раз пять. Все, теперь эта ямка абсолютно пустая и рыба сюда поднимется только после первого сильного дождя.
Вернувшись в сонный лагерь, он быстро почистил, посолил рыбу в ведре и поставил в теплое место на солнце. Потом разбудил дежурившую сегодня Свету и занялся делом. К десяти часам, когда Света начала будить ребят на завтрак, у него уже было переписано из черновика в пикетажку описание последней вчерашней точки наблюдения и на картах подняты тушью все линии маршрутов и номера обнажений. Осталось самое муторное – отстроить "литологические дорожки", т.е. специальными значками показать, как менялись по ходу маршрута горные породы. Ну а дальше предстояло заняться любимым делом – построением геологической карты, но для этого надо, чтобы были вынесены на его топооснову и все маршруты Игоря.
Как только все расселись за импровизированным столом из составленных квадратом и накрытых клеенкой оленьих вьючных поток – небольших фанерных ящичков, Сережа выставил свое ведро с утренним уловом. Девушки захлопали в ладоши, а Игорь наоборот расстроился:
– Ну вот, я для себя еще неделю назад эту ямку присмотрел, мечтал: после завтрака пойду, покидаю мушку... Хоть одного-то оставил?
– Увы. Все двенадцать здесь, – в шутку пособолезновал Сережа, – да я и не ловил вовсе – ведро поставил рядом, а они как начали прыгать наперегонки! Трое промахнулись, пришлось помочь им.
– Ладно, прощаю, придется за километр тащиться на следующую ямку, – смирился наконец Игорь и, потирая ладони в предвкушении лакомства, скомандовал Свете:
– А ну-ка, дежурная, подай-ка мне вон того крупного лаптя желтопузого!
Девушки молча, с некоторой брезгливостью следили, как геологи разрезают выбранные ими рыбины, как сдирают с них кожу вместе с чешуей. Лариса даже презрительно поморщилась, когда Игорь начал жевать первый кусок:
– Она же сырая! Фу, какая гадость!
– Серега! Каждый год одно и то же! Даже уже и не смешно, – кивнул на девушек Игорь, отбросив подальше в траву обглоданные кости. – Помнишь, как Царица Тамара в начале сезона свою мордашку отворачивала и живоглотами нас обзывала? А к середине лета уже как кошка за мной ходила и мурлыкала, когда я только леску на удочке начинал разматывать. Не успеешь второго вытащить, а она первого уже почистила, чуть присолила и за обе щеки уплетает... Попробуй, дурочка! Это уже и не малосолка даже – вон как расползается в руках. Серега ведро специально на солнце поставил, чтобы рыбка быстрее дошла.
– Давайте, давайте по маленькому кусочку, пока последняя лепешка не кончилась, – поторопил Сережа, – а то ничего в прелестях полевой жизни не поймете!
Первой решилась попробовать Света, но не кусочек себе выбрала, а сразу большой ломоть от крупного хариуса. Но перед тем, как откусить, она все же спросила:
– А поноса не будет от этого живоглотства?
– Да ешь ты, боже мой! – махнул рукой Игорь, принимавшийся уже за третью рыбину.
– Лариска, да это же обычная селедка пряного посола, – сделала для себя открытие Света.
– Сама ты селедка! – оскорбился Игорь. – Неужели не чувствуешь запах свежих огурчиков?
– И правда, что-то такое есть. А ну-ка попробуй, Лариска. Да не бойся ты! Проверено – мин нет!
– Точно, огурцами пахнет, – удивилась Лариса, осторожно откусывая маленький кусочек, – только соли не хватает...
– "Не хватает!" – передразнил ее Игорь. – Тоже мне, специалистка выискалась!
Через четверть часа ведро опустело. Игорь, один съевший чуть ли не половину рыбы, демонстративно надул, почесал свое пузо и заявил:
– Хорошо бы ишшо! Но с другой стороны, слишком хорошо – тоже нехорошо. Светка, вечером поджаришь, я жареного харюза тоже очень обожаю. Только чтобы в сухариках! Я специально мешочек панировочных сухарей с собой из дому притарабанил.
– Ты поймай сперва, хвастунишка! – откликнулась девушка.
– В следующий раз я вам заделаю харюзка горячего копчения – вот это вещь, кто понимает! – пообещал Сережа.
– А давай сегодня сделаем и жарёху и копченку, – тут же откликнулся Игорь, – хотя бы по одной рыбке.
– Не успеем сегодня – литологию надо вынести, образцы обработать, лепешек напечь на неделю.
– Ну, образцами и лепешками пусть дамочки занимаются, а литологию я тебе за полчаса вынесу!
– Я тебе вынесу! За полчаса ты и линии своих маршрутов не успеешь поднять тушью на своих и моих картах, я уж не говорю про литологию, про элементы залегания. Пока не закончишь, никакой тебе рыбалки!
– Щас, чаю попью и быстренько все обстряпаю, – заверил Игорь.
Действительно, работу свою он сделал очень быстро, несмотря на мощный фактор, сильно отвлекавший его внимание – девушки ходили по лагерю в купальниках и каждый раз, когда кто-нибудь из них нагибался, его ручка, замирала в воздухе и тушь на перышке высыхала коркой, которую приходилось потом тщательно счищать. Если бы через час не налетели комары и девушки не оделись, не видать бы ему рыбалки, как своих ушей.
Часа в четыре вечера Игорь уже вернулся с речки с десятком хариусов на кукане. Девушки пошли чистить рыбу, а он принес от ручья четыре больших валунчика и установил на них вытащенную из палатки жестяную печку. Внутри печурки аккуратно уложил несколько плоских камней, набросал между ними ивовых прутьев и устроил сверху три палочки, на которые потом уложил крупных посоленных хариусов. Плотно закрыв дверцу печки и запечатав патрубок консервной банкой, он развел под печкой небольшой костерок, предупредив всех, чтобы без него не подкладывали дров, а то все испортят.
Через час на столе лежали четыре коричневато-красных истекающих соком, распространяющих по всему лагерю чудные запахи хариуса.
– Налетай! – предложил он коллегам. – Это надо есть в горячем виде.
– Ой, как вкусно! – искренне призналась Лариса. – А как пахнет! Никакого сравнения с утренней сырятиной!
– Глупая ты еще, – делая ударение на "а", отозвался Игорь, – ничего ты еще не понимаешь в колбасных обрезках! У каждого приготовления свой цимус. Осенью я вас ленками и таймешками холодного и полугорячего копчения угощу – тоже вещь, но малосолочку ничем заменить нельзя.
Тесто подошло только уже в сумерках – на складе подсунули какие-то старые дрожжи – и лепешки девушкам пришлось печь в палатке. Несмотря на то, что полог палатки был открыт настежь, жара от раскаленной печки стояла невыносимая. Сережа попытался продолжить при свечке возиться с картами, но свеча стала гнуться и убывать с такой катастрофической скоростью, что ее пришлось погасить и спрятать в прохладное место под брезент.
– Ну вот, зря футболку стирала, – подосадовала Света, возившаяся с лепешками, – вся мокрая насквозь.
– Это хорошо, – откликнулся из своего угла настраивающий гитару, голый по пояс Игорь, – женщиной пахнет!
– У тебя одно на уме! – беззлобно огрызнулась Света.
– Ну, что вам исполнить сегодня?
– Только не "антибабские"! – попросила Лариса, подсвечивающая подруге фонариком. – Надоели уже!
– Ну, тогда придется "пробабские".
До самой ночи, с перерывом на сеанс связи, пел Игорь песни, в которых женщины превозносились до самых небес, им поклонялись, их боготворили: "...Женщина, Ваше Величество, как Вы попали сюда?..."; "...и целовал обветренные руки и старенькие туфельки её..."; "...вы пропойте, вы пропойте славу Женщине моей..."
– Ну вот, совсем другое дело, – похвалила гитариста Света, снимая с печки сковороду с последней лепешкой, – а то пел все про каких-то дур набитых.
– Ха, да это ведь две стороны одной и той же медальки, – отпарировал Игорь, – как говаривал один мудрец, все девушки хороши, откуда же берутся тещи?!
Так закончился первый в сезоне камеральный день. На завтра был запланирован переход маршрутами на новую стоянку.
6. Корифеи
Вчера вечером Сереже сообщили по рации, что на базу прилетел с инспекцией начальник геолотдела с несерьезной фамилией Бричка и велел ему явиться с материалами – маршрутными картами, аэрофотоснимками, пикетажками. Все-таки переживали в экспедиции, как там идут дела у новоиспеченного начальника партии.
По дороге на базу Сережа решил зайти в отряд к старшей геологине – посмотреть сколько они успели сделать, узнать что новенького нашли, обсудить планы дальнейшей работы.
В лагере он застал сидевшего на пеньке незнакомого высокого седого мужчину в выбеленной солнцем штормовке. Судя по полевой сумке и прислоненному к рюкзаку молотку на длинной ручке, это был геолог.
Поздоровавшись и представившись начальником Хаминской партии, Сережа узнал, что это Заславский Сергей Константинович, доктор наук из Иркутска.
– Вот, решил прогуляться по знакомым местам, уточнить кое-что из геологического строения, да и просто отдохнуть после защиты диссертации, рыбки половить, – сообщил новый знакомый. – Мы с внуком вон там, километра четыре ниже по течению палатку поставили.
Фамилия ученого была какая-то знакомая, но Сережа никак не мог вспомнить где ее слышал.
– А хозяев нет никого в лагере?
– Да вот, сам кого-нибудь поджидаю. А тут такая удача – сам начальник партии! Мне говорили, что здесь началась групповая съемка. Приятно видеть, что такой молодой человек, а уже руководите большим коллективом. Давно на съемке работаете?
– Первый сезон..., – смутился Сережа. – На поисках, на разведке был...
– Тяжело, наверное, дается?
– Да так себе... У меня много опытных съемщиков – помогают. Экономика только до печенок меня достала! Сводки, актировки, наряды, плановые показатели, выработка...
– Да, в наше время было попроще с этим – забросишься в середине мая, и до ноября – ни одного начальника над тобой. Это уже позже радиостанции появились и стали нам каждый день ЦУ – "ценные указания" – передавать... А как с геологией? Можно картировать мои свиты?
– А, так Вы тот самый Заславский? – вспомнил, наконец, Сережа. – Я вашу книгу по геологии Удокана и Становика читал...
Смутившись, Сережа поправился:
– Вернее, так, полистал... Знаете, меня только в конце мая назначили. Ни завхоза, ни старшего геолога... Пока с экономикой разбирался, всякие планы оргтехмероприятий составлял, барахло и продукты выбивал на складах... Потом заброска, организация работ...
– Да, жалко, Вам бы сейчас очень пригодилась эта книжка. Я ведь ее три раза переделывал – чтобы не для ученых она была, а для простых геологов-производственников, которые будут работать в этих краях. Ну ничего, зимой наверстаете. Кстати, это и полезно для Вас будет – сравните свои свежие впечатления и выводы человека, отработавшего здесь больше двух десятков лет.
Первыми вернулись из маршрута муж старшей геологини со своей радиометристкой. Бросив тяжелый рюкзак и поздоровавшись за руку с начальником и незнакомым геологом, Андрей сразу начал делиться впечатлениями:
– Какой дурак здесь свиты выделял?! По сереляхской сегодня шесть километров пропахал – и ни одного обломка карбонатных пород! Она вообще начисто терригенная – одни песчаники, да гравелиты. А в колонке у двухсотчиков в ней показаны только известняки с прослоями сланцев. Натуфтили ребята!
– М-да! – покачал головой старый геолог. – У вас, молодой человек, тоже первый сезон на съемке?
– Нет, третий.
– А ВУЗ какой закончили?
– Я выпускник Казанского университета, в этом году закончил и, между прочим, с красным дипломом! – гордо объявил Андрей.
– Да ладно ты со своим дипломом! – не выдержал Сережа. – Это же...
– Постойте, остановил его Сергей Константинович. – А как же это третий сезон получается, если в этом году покинули стены университета?
– А я две практики на съемке отработал.
– Радиометристом?
– Это после третьего курса, а на преддипломной практике был старшим группы на металлометрическом опробовании.
– Понятно, опыт у Вас богатый! Покажите на карте, где вы там по песчаникам "пропахали".
Андрей оглянулся на своего начальника и, увидев его кивок, неохотно полез в полевую сумку.
– Вот, от этого ручья на запад три километра, а потом вернулся вот сюда.
– Ну так вот, молодой человек, здесь не сереляхская свита, а бестяхская! Тут ваш чертежник при копировании карты индекс перепутал. Карбонатные породы вот до этого разлома идут, а дальше – действительно терригенка.
– Не могли даже карту как следует скопировать! – презрительно посмотрел на Сережу Андрей.
– А зачем вы по простиранию пошли? – продолжал экзаменовать молодого геолога Сергей Константинович.
– Так я карбонаты искал! Откуда я знал, что они с картой натуфтили!
– Искать тем более надо вкрест простирания. А зачем Вы вообще здесь картировать начали через 500 метров? Тут же по каждому ручью сделан опорный разрез, все детально захожено, дешифрируемость аэрофотоснимков прекрасная...
– Ну, это не я, а начальники решают, – презрительно кивнул головой молодой геолог в сторону Сергея.
– Вы же сами с Надеждой планировали всю работу отряда! – не выдержал такой наглости Сережа. – Мне не до вас было. Да и кто может заставить старшего геолога партии?!
– Ну да, себе-то, небось, простенький архей выбрал, да граниты, да места воздушные в горах... А мы здесь, на протерозое, по стланикам продираемся, комаров кормим...
– Где только такую заразу с красным дипломом нашли! – в сердцах в первый раз за сезон откровенно "признался в любви" к казанскому выпускнику молодой начальник. – Сергей Константинович, вы идете к себе? Нам по пути.
Отойдя от лагеря, Сережа пожаловался ученому:
– Повезло же мне со старшей геологиней и ее муженьком! Надежда, та вообще со мной только через губу разговаривает. Два сапога – пара. Она старше Андрея лет на семь, держит его вот так, – показал он сжатый кулак. – Она ведь столько лет на съемке работает... Я думал, хоть тут-то у меня проблем не будет...
Прощаясь с ученым возле его палатки, Сережа успокоил старого геолога:
– Да Вы не переживайте, все наладится. Это ведь оттого, что всё с бухты-барахты началось. Зимой мы всю фактуру по предшественникам вынесем, камни все прокидаем, книгу Вашу заставлю всех изучить... Приезжайте к нам в поселок весной, я думаю, к этому времени у нас куча вопросов к Вам появится. А в этом сезоне... уж как получится...
– Обязательно приеду! Вы уж держите себя в руках, пожалуйста, не ругайтесь с Андреем. Поверьте моему опыту, из таких нахальных иногда хорошие геологи выходят.
– А люди из таких хорошие получаются?
– Если честно... соврал я Вам. Не думаю, что Андрей на съемке долго задержится. Здесь ведь естественный отбор происходит, да еще какой отбор! "Выживают" только терпимые..., да что там терпимые, просто доброжелательные, порядочные люди, готовые друг за друга... Ну, это Вы и сами знаете... Удачи Вам, молодой человек!
Виктор Степанович Бричка внимательно просмотрел Сережины пикетажки, маршрутные карты, отдешифрированные снимки, расспросил о возникших геологических и организационных проблемах, дал несколько практических советов. Когда он вытащил из рюкзака фляжку и разлил прозрачную жидкость в кружки, Сережа не без основания решил, что официальная часть закончилась. И ошибся. Запив водой первый тост "Ваше и наше..." и понюхав корочку черного хлеба, начальник геолотдела вдруг сурово объявил:
– Вот так, молодой человек, объявляю Вам первое строгое предупреждение за то, что шастаете по тайге один! Какой Вы пример подаете своим подчиненным, грубейшим образом нарушая правила техники безопасности?! У Вас что, студентов мало? Жалеете их что ли?
Насладившись произведенным эффектом, старый геолог приобнял рукой за плечо расстроившегося парня и успокоил его:
– Ладно, не переживайте, Сережа, я все-таки с инспекцией приехал и должен же хоть какую-то стружку снять. А почему Вы не маршрутом пришли, а так, налегке пробежались? Получается, я Вас на целых два солнечных маршрутных дня ограбил. Ведь это же все потом по снегу придется наверстывать.
– Какой маршрут? Я же за тридцать километров приперся! – возмутился Сережа.
– А такой, геоморфологический. Идете себе по тропе и пишете: "Поверхность второй надпойменной террасы". Увидели в каком-нибудь месте фрагменты нескольких террас – делаете поперечную рассечку с описанием профиля долины, ну, там, высота уступа, форма бровки и так далее. И опять шуруете километров десять... И на карте фактического материала линия маршрута будет не лишней, и польза какая ни какая, и маршрутный день не пропал...
Обратно в лагерь Сережа возвращался тоже вхолостую. Никакого желания не было что-то там измерять и записывать, так как после вчерашнего спирта, как поется в одной из Игорешиных песен, у него была "башка, как бидон, в котором варили чертям самогон".
7. Палатка
Палатку устанавливала та маршрутная пара, которая первой заканчивала переходный маршрут и находила место, где оленеводы оставили груз. Как правило, эта участь выпадала на долю Сергея и Ларисы – чувство ответственности за людей подгоняло начальника, работа сама собой делалась быстрее, студентке в такие дни он уже ничего не рассказывал и обеденный перерыв совсем не походил на сиесту. Но сегодня первыми продрались через стланики и спустились по склону к месту нового лагеря Игорь со Светой – за весь маршрут им попалось всего лишь одно обнажение, а остальное – редкие высыпки щебенки, задерновка, задерновка, задерновка... К тому же, за весь день им не встретился ни один ручеек, а пить в такую жару хотелось страшно.
Пока Света разводила костер, чтобы вскипятить воды для чая, Игорь распаковал груз, и перетащил палатку к выбранной недалеко маленькой полянке в окружении елок. Прикинув расстояние между деревьями, геолог срубил тонкую, прогонистую сухостоину. Тщательно очистив жердь от коры и мелких сучков, он просунул ее в отверстия, проделанные под самым коньком в передней и задней стенках палатки. После того, как он привязал концы перекладины к деревьям, оставалось только закрепить угловые и боковые растяжки.
– Учись, боевая подруга, пока я жив! Палатка установлена всего за восемь с половиной минут! Личный рекорд!
– Ну и хвастун же ты, Игорек! – откликнулась от костра девушка и ехидно передразнила геолога – "Установлена! Личный рекорд!" Углы не прижаты, лапник не настелен, печка не поставлена...
– Я про палатку, а она – про печку! – возмутился Игорь. – Палатка стоит, или не стоит?
Студентка повертела головой, как бы разыскивая что-то, и неохотно ответила:
– Болтается что-то зеленое на деревьях...
– "Болтается!" Смотри, как крыша натянута – ни одной морщинки!
– Ладно, хвастунишка, иди чай пить!
К приходу начальника в палатке на прикрытой брезентом полуметровой перине из елового лапника уже лежали разобранные спальные мешки, в переднем углу стояла на плоских камнях жестяная печка, вокруг которой были вбиты сучковатые колышки для сушки одежды. Были натянуты антенна и противовес, а на костре булькало ведро с жирным борщом.
– Глазам своим не верю! – обрадовался Сережа, разглядев издали палатку с торчащей трубой, обустроенное костровище и аккуратно прикрытый брезентом груз. – По щучьему веленью, по Ларискиному хотенью лагерь уже поставлен, супчик готов, чай заварен...
– Как это Игорь сегодня раньше нас маршрут закончил? – удивилась Лариса. – В первый раз такое!
– Ну, во-первых, я ему дал легкий участок, где почти все задерновано, а во-вторых, намекнул, что они со Светкой неплохо устроились – приходят каждый раз в переходные в сумерках на все готовенькое...
Игорь встретил пришедших низким клоунским реверансом.
– Милости прошу к нашему шалашу! Располагайтесь, чувствуйте себя как дома! Присаживайтесь, – показал он на валёжину у костра. – Может, чайку?
– Не откажемся, – ответил Сережа, опуская на землю тяжелый рюкзак.
– Ой, у вас и вода уже согрета – обрадовалась Лариса. – Чай потом. Пошли, Светка, мыться!
Девушки на минуту нырнули в палатку и вернулись к костру с полиэтиленовыми пакетами, в которых были тренировочные костюмы, полотенца, и бутылочки шампуня. Света сняла с крючка ведро горячей воды, Лариса достала из груза тазик и они, отказавшись от помощи, предложенной Игорем, направились к реке.
Как только студентки скрылись за деревьями, Игорь, провожавший их глазами, спросил:
– Шеф, где у тебя бинокль?
– В рюкзаке, а что?
– Пойдем, посмотрим стриптиз.
– Ты чего, совсем одурел?! Я тебе такой стриптиз покажу! – погрозил кулаком Сережа.
– Да я пошутил! – тут же пошел на попятную Игорь, но через минуту снова вернулся к этой теме.
– А вообще-то, надо было бы наказать этих чертовок! Мне Светка вчера рассказала, что они подглядывали, когда мы мылись на базе и купались в протоке после парилки. Слямзили у Светлякова бинокль, забрались на скалу и балдели там, обсуждали все наши интимные подробности телосложения... Им можно, а нам нельзя?
– Что, и Лариса тоже?
– Ну, конечно! Она у тебя такая тютя... Там только московские были.
– Не тютя, а нормальная девушка. За Светкой можешь сколько угодно подглядывать, но Лариса тут ни при чем, – строго предупредил Сережа и для убедительности еще раз пригрозил кулаком.
После студенток сходили ополоснуться в реке и геологи. За ужином у костра много смеялись, вспоминая, как в последний раз вслед за связкой навьюченных оленей переправлялись через речку. Игорь тогда грохнулся в воду вместе со Светкой, которая сидела у него на плечах – ох, и визгу было! Не на шутку перепугавшийся Сережа, вместо того, чтобы донести Ларису до близкого уже берега, быстро опустил ее на камень, с которого она через несколько секунд, помахав судорожно руками, благополучно свалилась в речку. Увидев, что ребята и без его помощи, взявшись за руки, уже выбредают на мелкое место, начальник повернул назад и кинулся спасать молча бултыхающуюся в воде Ларису, но поскользнулся и сам нырнул с головой...
– Смотрю, Лариска стоит на камне и танец живота исполняет, бедрами вот так вот выделывает, – под общий смех продемонстрировал Игорь, – но тут начальник как повернется, да как глянет на нее своим грозным оком! Ну, она сразу – бултых, и на дно...
– Вам смешно, а я топокарты замочил, два блока сигарет, – пожаловался Сережа.
– Я же говорил, что лучше было все завернуть в пленку и положить во вьючную потку, – напомнил Игорь, – олень-то, он ведь на четырех ногах.
За болтовней Сережа совсем забыл про связь и опоздал к сеансу минут на пятнадцать. Слышимость в этот вечер была хорошая, Валера Проданчук сообщил, что все отряды уже отметились, у них все нормально, радиограмм из экспедиции не было. Выключив рацию, Сережа занялся ремонтом сапога, который проколол сегодня, наткнувшись на острый сучок. Игорь, устроившись у окна, дописывал в пикетажке выводы по маршруту, девчата о чем-то шептались, лежа на своих спальниках.
– Всё, семнадцатый маршрут закончен! – торжественно объявил Игорь. – Куда завтра идем, Шеф?
– Утро вечера мудрёнее, – откликнулся Сережа. – Если будет погода, сделаем самые дальние подходы.
– Ну что, баиньки будем? – спросил начальник, закончив возиться с резиновой заплатой на сапоге. – Кто у нас завтра дежурит? Ты, Света? На, держи будильник.
– Мужчин просят прищуриться, – произнесла привычную фразу Света, пристроив у себя в головах будильник.
Геологи отвернулись и девушки, быстро раздевшись, нырнули в свои спальные мешки.
– Жарко ведь, упаришься, – пожалел Сережа соседку, забираясь не внутрь спального мешка, а под его чехол.
– Зато утром не замерзну, – откликнулась Лариса.
– Правильно, Лариска, – поддержал девушку Игорь из своего угла, – ошпаренных меньше, чем обмороженных!
Спать Сереже совсем не хотелось, он лежал с закрытыми глазами и пытался представить, как будет выглядеть геологическая карта отработанного недавно участка. Его заботила большая не заснятая "дыра", которая получилась из-за отказа оленевода поднять груз на горное плато. Афанасий легко убедил молодого начальника, что при подъеме "в лоб" придется неделю прорубать тропу в стланиках, и что лучше на следующий год сделать большой крюк, заехать с другой стороны и подняться по пологому ручью, где проложена хорошая тропа.
В палатке давно уже слышалось дружное сопение. Лариса, укрывшаяся было с головой, наконец не выдержала жары, откинула во сне клапан спального мешка и разбросала в стороны руки. Правая рука девушки легла Сереже на плечо. Было приятно ощущать через тонкую ткань вкладыша тепло женского тела, но скоро Лариса опять завозилась во сне и убрала руку.
Повернув голову, геолог увидел белеющую в темноте майку. Тут же у него созрел коварный план. Повернувшись на живот, он подвинулся ближе к соседке и принял позу спящего ничком, разбросавшего руки человека. Подождав еще немного, прислушиваясь, он решился, наконец, и положил руку на то место, где белела майка. Ладонь попала точно на грудь девушки.
Лариса сразу проснулась – это чувствовалось по тому, как она напряглась, затаила дыхание. Сережа продолжал сопеть, иногда, для убедительности, негромко почмокивая губами. Видимо, поверив, что это не наглая выходка, что сосед просто разбросался во сне, девушка расслабилась, начала дышать, но сбросить руку не решалась. А может быть, ей это даже нравилось? Сереже показалось, что холмик под его ладонью стал более упругим.
Минут через пять девушка осторожно подняла и перенесла Сережину руку к нему на спальник. Сережа тут же изобразил, что заворочался во сне, даже пробурчал что-то невнятное, и повернулся спиной к Ларисе.
Следующие полчаса, чувствуя, что соседка не спит, он много вертелся, изображая беспокойный сон, тщательно сопел, иногда даже прихрапывал. Наконец, услышав ровное дыхание соседки, он решился на новую попытку. Но на этот раз его рука сразу же была выдворена восвояси. Больше рисковать не стоило, и Сережа, еще немного поиграв в спящего, на самом деле уснул.
8. Подушка
Утро выдалось солнечное и росистое. Как всегда, первую половину маршрута Сережа с Ларисой проделали почти молча, слышались только обычные выкрики геолога: "Полста! Полста! Полста!"
Обед устроили на самом гребне хребта, благо, здесь оказалось несколько сухих стланичин для костра. Воду на этот раз пришлось нести снизу во фляжке, поэтому чаю каждому досталось меньше кружки.
Вид отсюда открывался замечательный. В полукилометре гребень коричневых скал чуть снижался и разбегался на три спускающихся в долину отрога, напоминающих куриную лапку. А вдали в голубой дымке синим конусом прорисовывалась похожая на вулкан, самая высокая в этом районе гора, на которую им еще предстояло забраться из следующего лагеря.
– Дождь, наверное, будет, – прервал, наконец, долгое молчание Сережа и показал рукой на разбухающее высокое слоистое облако, подплывающее к хребту с юго-запада. – Давай-ка мы с тобой поспешим, госпожа адъютантша Его Превосходительства!
– Давайте, Ваше нахальное Превосходительство! – поддержала шутку Лариса, с намеком на ночное происшествие.
– Почему нахальное? – удивился начальник, делая невинные глаза.
– Да так... Спите уж больно беспокойно, Ваше Сиятельство!
– Да что Вы говорите! Вроде, никаких кошмаров, наоборот, что-то приятное приснилось сегодня. Только, жаль, деталей не помню – заспал, наверное.
– Ничего, Серёженька, еще раз приснится – я тебя разбужу! – загадочно пригрозила девушка своим маленьким кулачком.
– Ну зачем же будить-то?! Завидно что ли, что человеку приятный сон снится? – продолжал неловко отшучиваться Сережа, отводя глаза и доставая из полевой сумки компас и пикетажку. – Нет бы позавидовать ему "белой" завистью, а она – кулаки показывает... Так, включай свою бандуру, азимут сто шестьдесят, от винта!
Небо все больше хмурилось, послышались дальние раскаты грома, поэтому маршрут Сергей заканчивал в быстром темпе – очень уж не хотелось еще раз тащиться сюда "подчищать хвосты" за восемь километров от лагеря. Последнюю точку наблюдения на берегу ручья, к которому они спустились, пришлось описывать уже в полиэтиленовой накидке под слабым дождиком но как только пикетажка и компас были спрятаны в полевую сумку, врезал такой ливень, что поверхность воды тут же покрылась сплошным подвижным ковром из белых пузырьков.
Переправившись через ручей, они решили не пережидать дождь, а идти домой. Накидки пришлось снять – они постоянно цеплялись за кусты. Укутав полиэтиленом рюкзаки, они медленно побрели по ставшей сразу очень скользкой тропинке.
Через два с половиной часа, мокрые до нитки, они добрались до лагеря. Ребят не было и Сережа раздосадовано упрекнул отсутствующего Игоря:
– Чего он там закопался?! Не видел, что ли, что дождь собирается? Сейчас речка так вздуется – не перейти!
В палатке Лариса сразу велела "прищуриться" и начала сбрасывать с себя мокрую одежду. Но Сережа на этот раз не отвернулся, а на самом деле прищурился, скорчив при этом смешную гримасу.
– Ну, чего ты?! – возмутилась девушка, начавшая уже расстегивать пуговицы на рубашке.
– А я прищурился! – продолжал дурачиться Сережа.
– Долго еще тебя ждать?!
– А ты не жди. Хоть раз в жизни стриптиз настоящий посмотреть...
– Вчера ему сон приснился, сегодня стриптиз подавай, а что завтра? Отвернешься ты?!
– Ну, до завтра еще дожить надо, – продолжал скоморошничать Сережа. – Вы на нас насмотрелись, голеньких, на базе, даже в бинокль семикратный разглядывали...
– Это я-то подглядывала?! – возмутилась Лариса.
– Да все, говорят, там студентки были, бинокль друг у друга вырывали... А чего тогда покраснела, если не подглядывала?
– Дурак ты, Сережа! – с чувством пригвоздила начальника Лариса и запустила в него мокрой штормовкой.
Вынужденный отвернуться, он продолжил тему:
– Значит, ты одна не пошла подглядывать?
– Да там только Светка со своими, из университета, были.
– Ну, и что они рассказывали?
– Ну, сейчас, я тебе все сплетни наши начну выдавать! Какой любопытный! Все, я закончила и прищурилась, можешь переодеваться.
Доставая из полиэтиленового мешка сухие вещи, Сережа обратил внимание на застежки, которые выступали через тонкую майку на спине девушки.
– А это ты зачем все время носишь? – прикоснулся он пальцем к застежке. – Вон у Светки торчит все через майку...
– Не твое дело, что я ношу! – огрызнулась Лариса, раздраженно дернув плечом. – А Светка твоя скоро вообще голая по лагерю ходить будет, если начальник ее не приструнит. Она уже предлагала мне верхнюю половину купальника снять в прошлую камералку...
– Зря не согласилась, – с сожалением заметил Сережа, надевая сухую рубашку. – Впрочем, вы и в купальниках нам чуть камеральные работы не сорвали. Хорошо, комары вовремя налетели. А так, мы бы вообще весь день с Игорешей просидели с открытыми ртами!
– Вот я и говорю...
– Да ладно, отработали бы потом, в дожди. Зато какая картинка: маленькая брюнетка и высокая блондинка шлёндают по лагерю почти голенькие... – мечтательно произнес Сережа.
– Размечтался!
– Впрочем, блондинки не в моем вкусе. К тому же, я ее уже видел в чем мать родила. В прошлый раз на базе пошел после обеда блесну покидать. Вываливаюсь из кустов ниже порога, а она сидит на камне, как русалка, – загорает и книжку читает. Ну, я, понятно, сразу задний ход, а она смеется: что, мол, так перепугался, начальник, неужели я такая страшненькая? Да нет, говорю, заикаясь, просто мешать не хочу. Не обращай, говорит, внимания... Ну какая тут рыбалка, когда глаза все время сами собой налево косят! Правда, таймешка маленького я тогда все же поймал...
– Ну и долго ты на нее косил глазами? – спросила Лариса, и в ее голосе Сереже почудился оттенок ревности.
– Не помню точно, наверное, часа полтора. А что?
– Ничего! – сердито ответила девушка.
– А чего это Вы разлеглись, дамочка? Кто сегодня мужика голодного кормить будет?
– А где я буду готовить? Мужик, вместо того, чтобы дров принести, печку растопить, – про голых девочек размечтался.
После ужина, затянувшись дымом сигареты, Сережа сообщил:
– Теперь уже точно речку не перейдут – слышишь, как она ревет! Сейчас Светка, наверное, Игоря совращает.
– Он ведь женатый!
– А что, женатого мужика и совратить нельзя?
– Да ну, сидят они сейчас каждый под своей накидкой и зубами стучат, – пожалела ребят Лариса.
– Ну, зубами-то вряд ли – на такие случаи я и заставляю даже в жару телогрейки с собой таскать. На спор, сидят сейчас, обнявшись, и целуются!
– Ну а как же его жена?
– А что жена? Рожать готовится. Где-то через пару месяцев Игорёша папашей станет.
– Неужели все мужики такие сволочи?!
– Почему все? – возмутился Сережа. – Я вот тебе еще ни разу в жизни не изменил!
– А я-то тут причем?
Выбросив окурок сигареты из палатки, геолог неожиданно кошкой прыгнул к Ларисе, сидевшей по-турецки на своем спальнике, и, обхватив руками, повалил ее на спину. Девушка начала молча вырываться из его объятий, но Сережа вдруг резко расслабил руки и шепнул:
– Тихо!
Он поднял голову и сделал вид, что прислушивается к какому-то шуму на улице. Обманутая девушка тоже замерла. И тогда он перевернулся на спину и положил голову ей на грудь.
– А я и не знал, что бывают такие замечательные подушки! Так бы и лежал не вставая всю жизнь!
Лариса еще немного поприслушивалась к шуму дождя и, окончательно убедившись, что ее обманули, ответила:
– А "подушку" ты спросил: удобно ей?
Отбив первую неуверенную попытку девушки сбросить с себя его голову, чтобы отвлечь ее внимание, Сережа спросил:
– А правда, что Светка осенью замуж выходит?
– Да, двадцать пятого октября свадьба.
– А кто у нее жених?
– Не знаю. Какой-то чемпион города то ли по карате, то ли по культуризму... А ты зря про нее плохо думаешь – она хорошая девушка. Парня в армию забирают в ноябре – вот она и решила свадьбу сыграть, чтобы знал, что она его ждать будет. А то, что голая любит пофорсить, так это ее родители с трех лет почти каждый год возили в Болгарию и водили там купаться только на нудистский пляж – привыкла относиться к этому спокойно...
– А ты была когда-нибудь на таком пляже?
– Да ты что! Я бы никогда не смогла! Да у нас и нет, наверное, таких.
– А я бы сходил разок, только сам бы плавки не снял.
– Дали бы тебе! – рассмеялась Лариса. – Светка говорит, как только кто-нибудь одетый появляется, его всей толпой начинают гонять по пляжу, ловят, насильно раздевают и на глазах рвут на куски купальник или плавки...
– А я бы сразу – в море. Фиг бы они меня догнали! Знаешь, как я ныряю!
– Хвастун!
Так они и лежали до самой связи, перебрасываясь шутливыми фразами. Поднимаясь, чтобы включить рацию, Сережа не скрывал своей досады:
– Моей голове, к величайшему ее сожалению, придется оставить на время любимую подушку, но она всех предупреждает: это место не занимать!
– Скажи своей дурной голове, чтобы она забыла про подушку, – вполне серьезно объявила Лариса и начала залезать в спальник, как была, в тренировочном костюме.
– И это весьма печально, – тоже достаточно серьезно ответил Сережа.
Следующие полчаса начальник, надрываясь, кричал в микрофон и пытался разобрать через трески и визги в эфире, что ему хочет сообщить радист с базы. Так ничего и не поняв, он выключил станцию.
Оглянувшись, он увидел, что Лариса лежит, укрывшись с головой. Ее спальник отодвинут от Сережиного аж на целые полметра. Печально вздохнув, начальник уже начал было укладываться, но потом быстро вскочил, перешагнул через соседку, скатал Светин спальник, потом перетащил волоком на его место Ларису, не подавшую при этом ни одного признака жизни. И только развернув Светину постель рядом с собой, он забрался в мешок и задул свечку. По крыше палатки продолжали размеренно молотить крупные капли дождя...
9. Переправа
Утром после завтрака Сережа велел сердитой и неразговорчивой сегодня Ларисе заняться лепешками, а сам, подвязав накидку и откатив голенища болотников, отправился по тропе вверх по течению речки, грозно ревущей и глухо грохочущей перекатываемыми по дну валунами. Просто не верилось, что еще вчера в середине дня почти в любом месте можно было перебраться на тот берег в коротких сапогах.
Уже через час он встретил ребят, уныло бредущих в накидках по противоположному берегу. Они так обрадовались, увидев своего начальника, но он тут же испортил им настроение, выразительно повертев пальцем у виска и показав рукой, что идти-то им надо было совсем в другую сторону – в верховья речки.
Игорь пытался что-то объяснить, темпераментно размахивая руками, но перекричать разбушевавшуюся речку ему было не под силу. Сережа повторил свой настойчивый жест рукой, повернулся и пошел по тропе. Оглянувшись через несколько минут, он убедился, что ребята подчинились его приказу, но вид у них был еще более несчастный, чем до этого. Причину такого настроения своих непутевых подчиненных Сережа понял через полчаса. Не случайно тропа была проложена оленеводами по левому берегу реки – на правом во многих местах в воду спускались почти отвесные скалы высотой в несколько десятков метров. А над скалами, как и положено, темной зеленью выделялись густые заросли стлаников.
Километров через шесть в речку впадал справа крупный ручей и Сереже пришлось ждать больше двух часов, пока ребята поднялись по нему в поисках брода и вернулись по другому берегу. Переправа, видимо, оказалась непростой – оба были мокрые с ног до головы и потому уже не прикрывались от дождя накидками.
"Хорошо хоть, все обошлось!" – обрадовался Сережа и быстро зашагал по тропе. Речка стала значительно уже, и теперь он внимательно рассматривал берега – выбирал место для переправы. Наконец показалась узкая теснина, в которой между скалами на обоих берегах было не больше тридцати метров. Правда, вода в каньоне ревела с особенной силой, но он и не собирался переправлять здесь ребят. Достав из рюкзака бухту тонкого капронового фала, Сережа прикрепил один конец веревки к дереву, а к другому привязал достаточно тяжелый плоский камень.
Дождавшись, когда Игорь заберется, наконец, на противоположную скалу, Сергей раскрутил камень на веревке, как пращу, и бросил его, чуть не зашибив при этом в самый последний момент увернувшегося коллегу. Натянув репшнур над водой, они спустились на сотню шагов от каньона. По знаку начальника, Игорь привязал свой конец к толстому стволу стланика. Спустившись чуть ниже, чтобы веревка оказалась натянутой под косым углом к течению воды, закрепил свой конец и Сережа. Показав ребятам каким образом, с использованием брючного ремня, надо устроить страховку, с какой стороны и как надо держаться за репшнур, он ободряющим жестом предложил Свете первой перебраться на этот берег.
Сильное течение подхватило, захлестнуло сперва с головой, но через несколько мгновений уже выбросило насквозь промокшую девушку на прибрежную отмель, где ее сразу же подхватил Сережа. Через полминуты с особым шиком подкатил и "сделал ручкой" улыбающийся во весь рот Игорь.
– Ну что, нагулялись? – радуясь тому, что все прошло удачно, спросил Сережа. – Будете знать, как пережидать дождик под пленкой, когда в тылу горная речка! Давайте, быстренько выжимайтесь и потопаем, а то засветло домой не успеем.
– Игорь, отвернись, – попросила девушка, расстегивая штормовку, с которой ручьями сбегала вода.
– А почему только я? – удивился геолог.
– А начальник на меня всякую уже насмотрелся. Правда, Сережа? – заговорщицки подмигнула Света, вогнав начальника в краску.
– Интересное кино! Ну ты и шустрый, Серега! – поразился Игорь. – А мне всю жизнь не везет – как только красивая женщина начинает раздеваться, меня все время просят отвернуться. Даже жена каждый раз в самый интересный момент требует свет выключить...
– Красивая? Да я сейчас, как дохлая курица – синяя и в пупырышках. Поэтому и не хочу, чтобы ты на меня пялился.
– А синеньких я вообще ни разу не видел, – не унимался Игорь, стягивая с ноги болотник. – Обожаю в пупырышках!
– Да смотри, смотри ты сколько влезет! Лучше бы сапоги мне помог снять!
– Я свои-то стянуть не могу – сил никаких не осталось! Вон, начальника попроси – он выспатый, сухой и сытый.
Сережа подошел к девушке и помог ей разуться. Не успел он достать стельки из сапог и вылить из них воду, как Света уже посбрасывала с себя всю мокрую одежду и стояла совершенно голая, не повернувшись даже спиной, и выкручивала розовые трусики.
– О-о-о! – восхищенно простонал Игорь. – Стриптиз по-удокански!
Но уже через полминуты он скорчил недовольную гримасу, потому что девушка успела одеться и вдвоем с Сережей они начали выжимать брезентовые брюки и штормовку.
– Не долго музыка играла... – тоскливо пожаловался Игорь, справившийся, наконец, с сапогами. – Как на нудистском пляже побывал!
– На пляже, между прочим, мужики тоже голые ходят, а не в "семейных" трусах, – между делом напомнила Света.
– Начальник, сымай штаны! – тут же среагировал Игорь. – Не ударим в грязь лицом, ну, и... всем остальным организмом!
Сережа достал из рюкзака свой шерстяной свитер и протянул Свете.
– Майку сырую лучше сними – на голое тело теплее будет... Правда, он немножко "кусается"...
– Вот это правильно, а то и разглядеть-то ничего не успел, – не унимался Игорь.
– Сережа! С кем ты меня работать послал?! – в шутку возмутилась девушка. – Он же сексуально озабоченный какой-то! Как в гору идти – он меня вперед посылает через стланики проламываться. У тебя, говорит, попка аппетитная, хочу, чтобы она все время перед глазами маячила! Чего уж он там в пикетажке пишет, не знаю... В каждое обнажение приходится его носом тыкать! А сегодня ночью лапать меня начал – чуть по морде не схлопотал...
– Чего, чего?! – возмутился Игорь. – Ну, курица в пупырышках! Она ведь, Серега, бушлат свой промочила насквозь, и я ей, можно сказать, жизнь спас, согрел своим телом...
– Грел-то грел, а потом начал руки распускать...
– Ну, долго ты еще возиться будешь? – прервал перепалку Сережа. – Добалаболишься, стемнеет же скоро!
– А веревка? – кивнув головой в сторону речки, спросил Игорь.
– Вот, блин, чуть не забыл! – откликнулся начальник. – Сбегай, Игорёша, на тот берег, отвяжи конец.
– Ага! Щас! Только шнурки поглажу! – передернул плечами геолог, на мгновение представив, что надо опять лезть в холодную воду. – Так ведь жалко же!
– Вы сюда дня через два в маршрут пойдете.
– Ну, тады ой! Пошли, я готов. Погоди, а пожрать ты чего-нибудь захватил? У меня кишка кишке кукиши кажет!
Пришлось Сереже снова снимать рюкзак и ждать, пока ребята подкрепятся рыбными консервами и высосут через дырки банку сгущенки.
До палатки они добрались уже в полной темноте. Их ждал шикарный ужин: наваристый вермишелевый суп с мозговыми косточками, пельмени из смеси оленины со свиной тушенкой и пышные, теплые еще лепешки.
– Вот это я понимаю! – восхищенно воскликнул Сережа. – Вот это хозяйка пещеры! Пока вы там бултыхались, она на охоту сходила, мамонта завалила! Где бы мне такую жену найти? Я бы только лежал и брюхо почесывал, а она бы меня целыми днями пельменями кормила и всячески услаждала!
– А чего ее искать, Сережа, – подмигнула Света и кивнула головой в сторону Ларисы, – вон она сидит! Подкрадись поближе на арабском скакуне, хватай ее за нежный стан, брось поперек седла, и – в горы!
– Ну да, ее ухватишь! Это ты, Игорь, рассказывал, как она бича здоровенного в аэропорту уронила?! За что ты его так, Лариса?
– За грудь ущипнул, зараза! Неделю синяк не проходил!
– Запомнит он твою грудь надолго! – рассмеялся Игорь. – Башкой так о камень долбанулся, я думал, в больницу его придется везти!
Перед ужином Сережа достал заветную фляжку, плеснул в две кружки граммов по двадцать спирта и протянул их Игорю и Свете.
– Ну-ка, тяпните по граммульке для профилактики! А то водичка-то сегодня была – не парное молоко.
Игорь, несказанно обрадованный такой щедростью начальства, сразу двумя руками ухватился за кружку – чтобы не отобрали. Света, наоборот, сморщилась, как от какой-то пакости и отрицательно покачала головой.
– Давай, давай, не стесняйся, – настойчиво продолжал протягивать кружку Сережа. Заболеешь еще, что мы с тобой делать будем?
– Не буду я! Я вообще не пью, даже пиво.
– Да кто тебя пить-то заставляет?! – начал терять терпение начальник. – Прими лекарство!
– Нет, я серьезно! Я зарок себе дала – за всю жизнь ни одной капли спиртного. Были на то причины...
– Ну, как хочешь. Как там у Высоцкого? "Внутрь ему, если мужчина, если же нет – растереть!" На, Игореша вторую порцию.
– Чур, я буду растирать! – тут же среагировал Игорь, протягивая свою кружку.
– Сиди уж, растиральщик! – засмеялась Света и наградила геолога легким подзатыльником. – Свою Людочку осенью растирать будешь! Кстати, Игорек, тебе ее надо с собой в поле брать, а то ты человек нестойкий насчет под чужую юбку заглянуть...
– Какие тут юбки! – растягивая слова, возмутился быстро хмелевший геолог. – Все в штанах брезентовых – заглянешь под них!
– Ладно, ты закусывай, а то свалишься с голодухи. Так где ты мясо-то взяла, хозяйка? – выковыривая ножом нежный розовый мозг из большой кости, поинтересовался Сережа. – Афанасий, что ли приходил?
– Настя с дочкой приезжали. Целый мешок мяса привезли. Афанасий вчера здоровенного сокжоя подстрелил. Сказали, что стоят они в шести-семи километрах ниже, на этом же берегу реки.
Сразу после ужина, измученные выпавшими за эти дни на их долю приключениями, Игорь и Света, а за компанию с ними – и Лариса, завалились спать. После связи Сережа посидел еще немного при свечке над картами, потом проставил страницы в законченной пикетажке и заполнил оглавление. Подбросив в печку побольше дров, чтобы просохла к утру развешенная повсюду одежда, он разделся, достал из спальника свой вкладыш и залез в него, потушив перед этим свечку.
Сегодня в палатке была такая жарища и духотища, что даже теплолюбивая Лариса лежала в распахнутом вкладыше поверх спального мешка. Еще только войдя в палатку, Сережа сразу заметил, что ее спальник лежит на своем прежнем месте и, самое главное, между их постелями нет никакой щели. Ободренный такими переменами, он сразу, как только забрался по пояс в свой вкладыш, повернулся на левый бок, подвинулся ближе к соседке и, осторожно приобняв правой рукой за талию, уткнулся лицом ей в подмышку.
Выждав какое-то время и убедившись, что отпора, и вообще какой-либо реакции на его нахальное поведение не последовало, он дотянулся ладонью до волос девушки и начал нежно их гладить и перебирать пальцами. На большее он сегодня не решился и, незаметно для себя, скоро уснул, продолжая и во сне впитывать в себя приятное тепло женского тела и его незнакомый дурманящий запах.
Дождь без перерыва продолжался четверо суток, и каждую ночь, дождавшись, когда Игорь со Светой уснут, Сережа настойчиво расширял свои завоевания. Сперва ему было дозволено гладить ладонями лицо и шею, потом, после слабого сопротивления, он добился права осторожно прикасаться губами к ее подбородку, ко лбу и кончику носа... А в последнюю непогожую ночь он даже попытался поцеловать Ларису в губы но тут же был с позором выдворен на свою территорию.
10. Чирей
Не прошло Свете даром купание в холодной воде. На второй день у нее в верхней части шеи справа от подбородка появился маленький фурункул, который с каждым днем набирал и набирал вес и размеры. При этом рос он не наружу, как любой уважающий себя чирияка, а внутрь.
– Ну вот, допрыгалась! – сделал выговор девушке обеспокоенный Сережа. – Выпила бы лекарство – и никаких проблем. Теперь хоть бутылку заглоти... Вот, блин, надо было эту историю сразу рассказать, может быть, и послушалась бы...
– Какую историю? – спросила Света, разглядывая в зеркальце свою разбухшую шею.
– Это мне на Тянь-Шане один уранщик рассказал. После войны это было. Послали двух студентов – парня и девушку – через перевал вывезти на лошади оставленные на прежней стоянке пробы. А жара была – Афганец как раз с юга подул. Ну, они и отправились в одних штормовках, ни свитеров, ни фуфаек с собой не взяли. А на обратном пути на перевале их снег застал, да сильный ветер – там высота была около четырех тысяч... Короче, послали за ними на лошадях. Нашли почти замерзших – сидели, обнявшись, к смерти готовились. Довезли до лагеря, согрели. А начальник прошелся по палаткам и собрал весь одеколон, все духи, какие у кого были, вылил все это в кружку, разбавил водой... Никогда не видели как это выглядит? Б-р-р-р! Пакость такая пузыристая – белая с зеленоватым оттенком. А вонища от нее!.. Ну так вот, он заставил студентов эту дрянь выпить. У них не те порядки были, что у нас сейчас – слово начальника – закон! Парня сразу же стошнило за палаткой, а девчонка – ничего, только опьянела очень, песни пела, плясала, целовалась со всеми... И хоть бы насморк у нее... А парень через неделю умер от воспаления легких... Вертолетов тогда не было, а куда его вывезешь, больного, на лошади?! Горы же кругом!
– Да просто женщины живучей вас, мужиков! – после долгой паузы откликнулась Света.
– И это очень заметно! – тут же проявил свое ехидство Игорь. – Особенно, если в профиль на тебя посмотреть!
– Шутки шутками, а могут быть и дети! – совершенно серьезно заявил вдруг Сережа. – Вообще-то это страшная штука – можно и в ящик сыграть от заражения крови. Все, сегодня вечером санрейс буду заказывать, а то и до свадьбы своей не доживешь, подружка. Лишь бы распогодилось!
– Может сам пройдет? – неуверенно спросила Света. – Неудобно из-за фурункула вертолет вызывать...
– Неудобно на потолке спать. Я этой зимой из-за зуба санрейс вызывал. У одного горняка вот так щеку разбарабанило, температура под сорок... Кстати, Лариса, ну-ка достань из аптечки градусник – померяй у нее.
– Тридцать семь и семь, – через пять минут сообщила Света, – детская температура.
– "Детская"! – передразнил девушку Игорь. – С тридцати семи бюллетень уже дают.
– Ох, мы однажды на Вишере и наловили этих чирьяков! Все студенты отряда, а нас человек восемь было, – вспомнил вдруг Сережа. – Жара была – под сорок, и начальник пожалел нас – камеральный и банный день устроил. Ну, мы и побултыхались все в горной речке. Да там и ямка-то всего одна была – два на пять. А утром у всех где только не наповылазило! Мне больше всех повезло – один подмышкой оказался и я его в первом же маршруте лямкой рюкзака раздавил. Помню, как горстями всю эту гадость выгребал... Б-р-р-р! А второй уселся на ноге – прямо, где край сапога. Этот тоже быстро вытерся. А у парня у одного в самом интересном месте вылез...
– А какое это самое интересное? – невинным голосом спросила Света.
– Для тебя, не знаю, ты ведь у нас с детства всякого насмотрелась... Вон, у Лариски спроси, какое место... Короче, неделю он ходил на раскоряку. Кто-то ему посоветовал прогревать его на солнце, мол, раньше созреет и лопнет. Ну, он и забирался на скалу в стороне от лагеря, раздевался и грел... Я однажды случайно на него на охоте вышел – картинка, скажу я вам! Иду, рябчиков выслеживаю, а тут, на тебе, белая задница на скале...
– Может без подробностей?! – попросила Лариса.
– Пардон, тут же дети! – слегка куснул свою адьютантшу начальник.
– А у девчонки одной, Инки, – мы с ней вдвоем геохимические пробы отбирали – прямо вот здесь между... этими вашими штуками, – показал на своей груди Сережа, – вот такой вымахал!
– Сам видел? – тут же влез Игорь.
– Видел. Через майку, конечно. Но это ерунда еще. На третий день у нее внутри уха чирьяк появился – вот он ей дал прикурить! Начальник перепугался и приказал мне отвести ее в больницу. А больница – в леспромхозе за шестьдесят верст. Она всю дорогу потихоньку подвывала – так больно было в ухе. Переночевали мы в одном из отрядов нашей партии, который на берегу большой реки стоял. Мы должны были у них и переправиться, но оказалось, что кто-то уплыл на лодке в маршрут. Пришлось форсировать вброд. Взял я Инку на закорки и побрел по грудь в воде... Хорошо, река тихая была! На самом глубоком месте моя наездница вдруг материться начала, ну, конечно, без настоящего мату, но вполне по-мужски... Оказалось, что прорвался этот, который на груди был и у ней по животу потекло... На берегу пришлось делать большой перекур, пока она свою майку постирала, да подсушила. Короче, пока дошли, у ней и ухо болеть перестало. Врач только посмеялся: "Прогрелась, голубушка, пока шла в такую даль, он и рассосался! Больше не купайся в ледяной-то воде!" На всякий случай влепил ей укол, заставил, каких-то порошков выпить, и мы потопали назад.
Игорь тут же встрепенулся:
– Слушай, начальник, а может, Светку погонять надо хорошенько? Пусть прогреется, может, все и пройдет? Можно, я буду гонять? Только, чур, голую! Сейчас, вицу хорошую вырежу, и по попе, и по попе...
– Я тебе погоняю! – показала кулак больная.
– Да нет, такой сам не рассосется! – покачал головой Сережа. – Ладно, решено, будем "вертушку" заказывать. Только вот где она сядет? Я что-то не видел здесь близко ни одной приличной косы, да они сейчас и залиты все водой... Постой, помнишь, Лариса, мы с тобой в переходном маршруте большую поляну пересекали? Высоковато, правда, и идти туда километров десять... Ты как, дойдешь?
– Что, я инвалидка, что ли? – рассердилась Света. – у меня ведь не на "самом интересном" для Игорёши месте он вырос...
– А это было бы забавно! – не медля ни секунды, принял вызов Игорь. – Ты бы его где-нибудь на скале на солнышке грела, а я бы целыми днями на охоту ходил...
Вечером было все еще пасмурно, но дождь наконец прекратился. Битых полчаса, из-за плохой слышимости, Сережа диктовал радисту текст радиограммы: "Баранову. Необходим санрейс вывоза студентки Ермиловой. Причина огромный фурункул области шеи, высокая температура. Место посадки укажет радист базе партии. Подпись: Савельев". Еще минут двадцать ушло на передачу точных координат мета посадки.
– Валера! Ты там не перепутай ничего! – орал Сережа в трубку. – Вынеси точку по координатам на схему и покажи ее пилотам – пусть переколют себе на карту. И запомни: мы не у воды будем, а на правом борту долины. Понял? Еще раз повторяю: на правом борту. В десять часов мы будем уже на месте. До связи!
11. Санрейс
На всякий случай вышли пораньше – в пятом часу, когда только начало рассветать. Погода окончательно установилась. Скоро вершины гор осветило солнце, небо было пепельно-голубое, без единого облачка. С легким Светиным рюкзаком Сережа разогнался, было, по просохшей уже тропе, но вовремя притормозил. Света, хотя и храбрилась вчера, шла медленно, осторожно, придерживая рукой свою вздувшуюся шею и морщась от боли. Ну а на подъеме, когда заросли стлаников стали уж совсем непроходимыми, у нее даже слезы появились в глазах. Сережа даже засомневался: успеют ли к сроку, но все, к счастью, обошлось. Без десяти десять они уже сидели в центре большой поляны и отдыхали.
Выкурив сигарету, Сережа сходил за сухими ветками и развел костерок, потом надрал влажного мха и кинул его в огонь, чтобы отогнать дымом проголодавшихся за дождливые дни и настырных до неприличия комаров.
Света сидела молча, не снимая накомарника, и медленно раскачивалась всем корпусом от боли. Через какое-то время она все же набралась мужества и пошутила:
– Я бы тоже сейчас сматерилась, если бы он лопнул... И выть тоже хочется...
– Ну и вой себе на здоровье! Мне не привыкать.
Вертолет Сережа услышал километров за десять и успел все сделать вовремя – подбросил мха в костер, так что повалил густой дым, зарядил красной ракетой ракетницу и приготовился стрелять. Звук винтов МИ-8-го с характерным посвистыванием слышался уже совсем рядом, но сколько ни вертел Сережа головой, никак не мог понять откуда же приближается машина. Оказалось, что вертолет летит по долине речки, от русла которой они поднялись, причем на высоте чуть ниже поляны, на которой его ждали, поэтому сверху был виден серебристый эллипс вращающихся винтов. Пилотов в кабине было тоже хорошо видно, они смотрели вперед и вниз – искали людей на берегах реки. Когда вертолет пролетал почти напротив них, Сережа выстрелил. Ракета пролетела по пологой траектории метрах в двадцати перед кабиной. Было видно, как один из пилотов завертел головой – заметил что-то необычное, хотя солнце и било ему прямо в глаза, но это длилось только мгновение, так как машина уже проскочила поляну.
Через пятнадцать минут вертолет протарахтел в обратную сторону. И напрасно Сережа сложил перед этим большой костер и набросал в него целую гору мха, задымив половину долины. В этот раз они не увидели даже круга винтов со своей поляны, потому что машина пронеслась на бреющем над самой водой.
– Ну Валера, ну охламон! – не сдержался Сережа. – Я же ему десять раз повторял, что мы будем не на речке, а на правом склоне!
– Не десять, а всего два раза, – уточнила Света, морщась от боли, – а надо было раз пятнадцать...
– Да он что, дитя малое?
– А ты до сих пор не понял? Ему же всего девятнадцать...
– Можно подумать, тебе намного больше!
– Ну ты даешь, начальник! Надо в личные дела своих подчиненных заглядывать иногда... Больше мне, Сережа, намного больше, чем даже тебе. Я в твои двадцать пять только в университет поступила...
– Ни фига себе! – искренне удивился геолог. – А на вид совсем девчонка еще...
– Ну вот, на комплимент напросилась...
– А Лариса знает?
– Да никто из девчонок не знает. Сейчас я им подружка закадычная, а узнали бы – пришлось бы мамой быть, сопли им вытирать, мудрые советы раздавать налево и направо... А так я с ними и сама про свои годы забываю...
– Ну уж и годы! – решил успокоить девушку Сережа. – Да ты любой из них сто очков вперед дашь!
– И Лариске?
– Ну..., – растерялся Сережа, но тут же нашелся с ответом, – Я же ее голую не видел.
– Увидишь еще, Сереженька, – загадочно пообещала Света и в глазах у нее появилась легкая грусть, которая тут же сменилась озорными искорками. – Кстати, тогда перед тобой Проданчук на меня нарвался... Ну умора! Я под скалой загорала, пока солнце не убежало. Вижу из своего укрытия: выползает наш героический завхоз-радист со спиннингом. Покидал, покидал он блесну, а потом решил искупаться. Разделся до плавок, поплескался на мели... Он, по-моему, и плавать-то не умеет... Потом вылез, снял плавки и разложил их просушить на камне, а сам на песочке разлегся... Ну, тут я к нему и подкралась тихонечко и громко так говорю: Валера, посмотри, что у меня тут, то ли комар укусил, то ли прыщик? И показываю пальцем ниже пупка... Ты бы видел, как он испугался, бедняжка! Рубашку свою схватил и трико, прикрылся ими и как рванет от меня в кусты, отсвечивая своим тощим задом! За плавками так и не вернулся, пришлось их самой вечером ему в палатку отнести...
– Да тут любой бы перепугался! – отсмеявшись, заметил Сережа.
– Ну да, особенно Игорек! Да и ты, Сереженька, только в первую минуту растерялся, а потом чуть глаза не вывихнул разглядывая меня! Что, не так?
– Ну..., – смутился Сережа, – был такой грех. Не каждый день такое увидишь...
– А это правда, что у тебя осенью свадьба? – поспешил он сменить тему, – и жених в армию уходит?
– Что свадьба – правда, а насчет жениха-культуриста я наврала, конечно. Это мой преподаватель... Брак по расчету – вот как это называется, – с какой-то неожиданной злостью вдруг сообщила Света, но тут же смягчилась, – Нет, он хороший человек... И любит меня...
После долгой, тягостной паузы Света вдруг почти выкрикнула с истерической ноткой в голосе:
– Ну не могу я больше! Бабой я хочу быть, нормальной бабой, а не подружкой этим соплюхам! Детей хочу нарожать! Дом свой хочу иметь! Пироги печь, рубашки стирать своему мужику...
Не ожидавший такого поворота событий Сережа, сидел, как пришибленный, низко опустив голову и глядел в огонь. Выждав, когда девушка выговорится и немного успокоится, он спросил:
– А тот, которого ты...
– А про него я ничего тебе, Сереженька, рассказывать не буду, – не дала закончить вопрос Света. – Не хватало еще, чтобы я тебе начала сопли пускать в жилетку!
После еще одной долгой паузы Света неожиданно пропела тихим голосом:
– "Я за тобою следую тенью, я привыкаю к несовпаденью..."
Так и сидели они, глядя в огонь, до четырех часов вечера, не проронив больше ни слова. Наконец, Сережа тряхнул головой, как бы освобождаясь от мрачных мыслей, встал, размял плечи и бодрым голосом предложил:
– Пошли домой. Теперь уже точно не прилетит.
– Никуда я не пойду, – неожиданно заявила вдруг Света. – Мне тяжело идти, Сережа. Нет, правда, я сюда-то еле-еле доползла – болит, зараза! И в башке бухает при каждом шаге, а как вспомню про эти стланики... Нет, я здесь, у костра посижу. У меня и свитер верблюжий и теплые штаны в рюкзаке...
– Ну да, так я тебя и оставлю! – возмутился Сережа. – Потерпи уж как-нибудь. Тут до оленеводов километров семь всего, потихоньку дотопаем. Оставлю тебя у них, а сам сбегаю в лагерь на связь.
– Нет, не могу, Сереженька... Наверное, температура еще больше поднялась – голова разболелась...
– Ты что, совсем ничего не понимаешь? Если я по связи не сообщу, то ни завтра, ни послезавтра вертолета не будет!
– Ну вот и иди, прочисти мозги своему радисту. А мне дров кучу натаскай, чтобы на всю ночь хватило. Да не бойся ты, ничего со мной не случится!
– Да я тебя на руках потащу, а одну не оставлю! Больного человека в тайге оставить одного, да еще девчо..., – Сережа запнулся и тут же поправился, – женщину... Да мне просто за это голову оторвут!
– Ну, ты меня уже чуть не в бабушки записал! Зря я тебе про свой возраст сказала. На руках ты меня по стланикам не пронесешь. А я чувствую, что когда мы будем продираться, мой чирьяка как раз и лопнет. И внутрь, а не наружу. И будет то самое заражение, которым ты меня вчера пугал...
– Ну и что же тогда делать будем? – совсем растерялся Сережа.
– Я буду сидеть, нянчить свой чирей, будь он неладен, а ты будешь меня спасать – наломаешь сухих дров, потом пойдешь в лагерь на связь, а раненько утром прибежишь сюда и увидишь меня живую и здо..., ну просто живую. Да не переживай ты и не думай о правилах техники безопасности, которыми весь сезон нас пичкал. Ни в одной инструкции такое не предусмотришь.
– Да не могу я тебя бросить здесь! – с отчаянностью и растерянностью в голосе продолжал твердить начальник. – Это же черт знает что!
– Ладно тебе сопли-то распускать! – вдруг резко хлестанула его Света. – Будь мужиком! Если так уж боишься за свою шкуру, я тебе сейчас расписку напишу, что я сама приняла такое решение, что положение было для тебя безвыходное...
– Дура ты, хоть и старше меня! – зло огрызнулся Сережа. – Нужна мне твоя расписка!
– Ну вот, джентльмен уже начал оскорблять бедную больную девочку, – с деланной обидой в голосе констатировала Света. – "Дура" – это так, мелочи, а вот что про возраст даме напомнил в грубой форме...
– Прости, пожалуйста, – искренне извинился Сережа. – Вырвалось...
– Ну чего ты стоишь? Так и на связь опоздаешь. Ты теперь об одном должен думать – как бы ногу по дороге не сломать. Вот тогда я точно от своего доцента детей не нарожаю...
Следующие несколько часов запомнились Сереже как один сплошной кошмарный сон. Быстро натаскав к костру дров и оставив больной свой ТТ вместе с кобурой, он взял азимут на палатку и рванул напрямую вверх по склону. Сразу за поляной начинались заросли стланика. Он карабкался по гибким стволам, подлезал под них, прыгал с ветки на ветку, не обращая внимания на царапины от сухих сучков, на укусы совсем озверевших к вечеру комаров... Каменистую поверхность водораздела он преодолел бегом, а на спуске развил такую скорость, по-обезьяньи перехватываясь за ветки, что даже сам испугался – вспомнил вдруг про Светино предупреждение о сломанной ноге.
Ввалившись в палатку и встретив две пары обращенных к нему испуганных глаз, Сережа, запыхаясь, сразу же начал инструктировать Игоря:
– Сейчас быстро снимешь антенну, противовес, возьмешь рацию и вы с Ларисой подниметесь повыше на тот склон. Связь должна быть обязательно! Если не удастся из-за помех, к утреннему сеансу еще раз залезете, но уже к самому гребню. Записывай радиограмму, да быстрей ты, чего ты там копаешься! Пиши прямо в пикетажке. Так, "Баранову, раздел. Санрейс не нашел нас, тире, пролетел в ста метрах, точка. Нас искали у воды, а площадка находится на правом склоне долины на поляне в километре выше русла, точка. У больной очень высокая температура, самостоятельно передвигаться не может, срочно нужна операция, раздел. Подпись: Савельев.
– Записал? А Проданчуку так, на словах скажи, что я ему голову оторву за то, что не рассказал подробно вертолетчикам где нас искать! – зло закончил инструктаж заметно напуганному геологу совсем уже отдышавшийся начальник.
Подумав немного, Сережа махнул рукой и уже нормальным, усталым голосом отменил последнее распоряжение:
– Ладно, Валере ничего не говори – чего с него возьмешь. Сам виноват, что не накачал его хорошенько вчера. А то еще испугается, сбежит куда-нибудь в тайгу, вертолетчик херов... Прости, Лариса, – вырвалось. Ну ладно, я побежал! Вы тоже не рассиживайтесь тут. Да накомарники и мазюку от комаров захватите – они совсем осатанели там, в стланиках! И фонарик не забудьте – в темноте спускаться придется. Второй я с собой заберу, подай-ка мне его, Игорь. Ну, пока!
Взяв под козырьком палатки свой рюкзак, он, покопавшись в грузе, бросил в него несколько банок консервов и уже на ходу забросил его за плечи.
Темнота застала Сережу где-то на середине пути, а лазить по стланикам с фонариком – занятие не для слабонервных. Ни о какой скорости он уже не думал, да и сил после того марш-броска осталось совсем немного. Постоянно сверяясь с компасом, он и в темноте ухитрился выйти на водораздел прямо напротив поляны. Заметив сверху горящий костер, он окончательно успокоился и сползал вниз уже медленно и осторожно, как беременная женщина. Чтобы не напугать Свету треском сломанных веток, своим неожиданным появлением в ночи, еще за километр он во весь голос начал орать любимые песни Высоцкого.
Вывалившись из зарослей на поляну, он крикнул:
– Не стреляй! Свои!
– Да ладно уж, я тебя за пять верст услышала! – отозвалась от костра Света. – Всех зверей в округе распугал! А медведь, который тебе на ухо наступил, наверное, вовсе от страха окочурился!
– Ну вот, я старался, чтобы ее не напугать, а она, неблагодарная, мой супермузыкальный слух хает! – упрекнул девушку Сережа, заваливаясь на мох возле костра. – Ну как вы тут, вдвоем с чиреём, поживаете, молодая леди? Медведи в гости не наведывались?
– Да хрустел кто-то крупный ветками там, внизу... Никогда не думала что я такая трусиха! – откровенно призналась девушка. – Даже про шею свою напрочь забыла – все прислушивалась, да оглядывалась по сторонам. До сих пор твой наган в руке держу, на, забери его.
– "Наган", – передразнил девушку Сережа, любовно погладив вороненую сталь, – "Тульский Токарев"!
– Ну и чего по связи сказали?
– А я не дождался, Игорю поручил. За тебя боялся, что трусов запасных у тебя не так уж и много...
Заметно похолодало. Комары сразу исчезли куда-то.
– Есть-то хочешь? Я с собой приволок, – потянулся к рюкзаку Сережа.
– Нет, глотать больно... Если только сгущенку...
– Ну, сгущенку, так сгущенку, а я тушеночки наверну – с обеда маковой росинки во рту не было.
– А чего это тебя твоя Лариска не покормила в лагере? Ты ее не упускай, парень! На все руки мастерица, готовит – пальчики оближешь, характер – шелковый, однолюбка...
– А откуда ты знаешь, что однолюбка? – спросил Сережа, открывая банки.
– С мое поживешь, мальчик, и тоже научишься разбираться в людях. А главное, запомни: ты ей ох как не безразличен. Запудрил девочке мозги своими байками про походы, заоблачные вершины, камнепады, пороги... Помнишь, кто сказал: "Мы в ответе за тех, кого приручили"?
– Помню.
– А если помнишь, то не лапай ее втихаря по ночам, а цветов сперва подари большущий букет, под звездами с ней погуляй, стихи ей напиши... Это же у нее в первый раз в жизни! А вам, мужикам, все побыстрее надо. Сперва под юбку лезете, а потом уже начинаете слова придумывать...
– Неужели рассказала? – спросил надтреснутым голосом сильно смущенный геолог.
– Ничего она мне не говорила, не такой она человек. И я сплю крепко, не подглядываю и не подслушиваю. Но ведь это же и ежу понятно – если девочка вечером смеялась, а утром ходит, как в воду опущенная, значит ночью что-то было... Эх ты, конспиратор!
– М-да..., – только и смог ответить серьезно озадаченный Сережа.
– Ладно, давай спать укладываться. Пока светло было, я лапника наготовила – вон куча лежит. Постели его вот здесь... Ладно, ладно, не возбухай, дай мне хоть разок тобой покомандовать – надоело в девочках ходить и слушать твои глупости с открытым ртом... Я ведь тоже не в одном походе побывала. Так, на лапник положи пустые рюкзаки, мой свитер расстели. Свою телогрейку одень, а моей прикрываться сверху будем... Подбрось в костер, только немного, иначе погорим... Ложись вот сюда... Давай, давай, не раздумывай. Так, подвинься немного, накинь телогрейку, теперь обними меня. Ну чего ты руку-то отставил? Вот здесь как раз самое удобное место. Да ближе ты подвинься, прижмись крепче – ты же греть меня должен со спины! Ладно, не обращай внимания – нормальная реакция. Так еще теплее будет... К тому же, даме приятно, что еще не вышла совсем-то уж в тираж, если может взволновать джентльмена, в грош не ставящего всех поголовно блондинок. И тебе будет хоть что-то приятное вспомнить про Светлану Леонидовну, кроме безобразного фурункула.
Сережа чувствовал, что он жутко покраснел от этих слов, от этого снисходительного тона, от не вовремя проявившегося инстинкта, но кто мог увидеть пунцовую краску на его лице в тени от костра, на этой поляне, затерянной в отрогах Удоканского хребта... Впрочем, через несколько минут парень немного успокоился и с улыбкой подумал, что Света знала что говорила, когда утверждала, что "так еще теплее будет ". Ему было не просто тепло теперь, а по-настоящему жарко – до бисеринок пота на лбу...
Вертолет прилетел уже в восемь утра, когда они только-только проснулись от многочисленных комариных укусов. Пока собирали вещи, желтопузая машина уже сделала круг и начала заходить на посадку.
– Ну-ка, ну-ка, повернись, – вдруг взяла за плечо Сережу девушка, – а я вчера подумала, что ты просто вымазался. У тебя же вся физиономия расцарапана в кровь! Спасибо, Сережа, спасибо за все. Ты хороший парень!
Света чуть пригнула Сережину голову и поцеловала его в лоб.
– Хотела по-настоящему тебя поцеловать на прощанье, но эта зараза не дает... Благословляю тебя, Сереженька! Пусть у тебя все будет, как надо!
И тут их накрыло упругой волной от вертолетных винтов. Наклоняясь вперед, преодолевая сопротивление воздуха, они пошли к вертолету, в открытой дверце которого уже маячила молоденькая врачиха в белом халате.
Через несколько минут вой двигателя уже затих за ближним отрогом и на поляну вернулась прежняя покойная тишина. Сережа, не торопясь, выкурил сигарету, позавтракал остатками вчерашней тушенки, собрал рюкзак. Горячие еще угли в костре он залил "народным средством тушения", оглядел еще раз поляну, поправил лямки рюкзака и решительно направился не напрямую к лагерю, а вниз, к речке, зная теперь уже на личном опыте, что самая короткая дорога не всегда бывает самой ближней.
Когда до палатки оставалось не больше двух километров, он вдруг заметил у самой тропы какие-то очень красивые красные цветы и сразу вспомнил Светины наставления насчет букета. Пока дошел до лагеря, он набрал огромную охапку и этих, красных, и каких-то синих, желтых, оранжевых цветов, которых оказалось здесь великое множество. Как можно было раньше не замечать такой красоты? Ну конечно, когда мысли заняты одной работой, когда стараешься разглядеть на задерновке какой-нибудь вшивый обломок или высыпку щебенки – тебе не до цветов. Но ведь не только маршрутами приходилось ходить!
Лариса возилась у костра и не слышала, как он подкрался к ней со спины, поэтому сильно вздрогнула и чуть не свалилась в огонь, когда услышала громкое:
– Лариса Ивановна! От имени и по поручению руководства Хаминской партии и от себя лично прошу принять этот скромный букет. Выражаю Вам искреннее соболезнование, что Вы остались теперь совершенно одни среди этих неотесанных, грубых и нахальных мужиков. Аминь!
Сережа свалил на руки растерявшейся девушке свою замечательную разноцветную охапку и сразу побежал в палатку за фотоаппаратом. Когда он протянул пленку и нацелился на Ларису, у ней уже не было на лице того испуга и растерянности, как пару минут назад. Она улыбалась, зарывшись лицом в цветы, и вдыхала их запахи, прикрыв глаза, и не догадываясь, что на нее смотрят сейчас с близкого расстояния через объективы своих "Зенитов" двое молодых мужчин. Только услышав два почти одновременных затворных щелчка, она открыла глаза, тут же поняла, как ее "подловили", и сразу же, в доли секунды залилась краской.
Замешательство девушки длилось не долго. Неожиданно лицо ее сперва посерьезнело, а потом на нем появилась непонятная гримаса боли.
– Игорь, тащи аптечку! – непривычно прозвучали командные нотки в голосе Ларисы. – А ты, начальник, иди-ка сюда, садись.
Ближайшие полчаса Сережа с удовольствием выполнял все ее приказы повернуть голову так и сяк, поднять подбородок, показать руки... Девушка осторожно промывала глубокие царапины спиртом, мазала какой-то мазью, лепила полоски лейкопластыря. Было очень приятно чувствовать кожей прикосновения ее теплых, мягких пальцев и ощущать уже знакомый запах ее тела, когда она, увлекшись, приближалась к нему почти вплотную.
Когда процедура была закончена, Лариса отошла на пару шагов в сторону, чтобы полюбоваться своей работой и тут же весело рассмеялась:
– Ох и видок же у Вас, Ваше Превосходительство!
Сережа потребовал немедленно принести зеркало и, увидев в нем свою заплатанную, заметно опухшую физиономию, даже присвистнул от удивления.
– Ну и рожа!
– Как ты еще глаза себе не выколол ночью? – удивился Игорь, прицеливаясь объективом фотоаппарата. – Ну-ка, Лариска, встань рядом для контраста. Нет, на коленку опустись, и голову положи ему на плечо... Ну, с тобой каши не сваришь! Ладно, и так сойдет. Да улыбнитесь вы, черти!
Когда начали укладываться спать, Сережа с удовольствием отметил про себя, что Лариса ни на сантиметр не отодвинула от него свой спальник, хотя пространства теперь в палатке было – хоть отбавляй. Но самый приятный сюрприз ожидал его чуть позднее. Когда Игорь перестал ворочаться в своем углу, Света сама взяла Сережину левую руку и положила себе под голову. Повернувшись на правый бок, она уютно устроилась щекой на его ладони и через несколько минут уже крепко-крепко спала, смешно шевеля во сне губами и улыбаясь...
12. Плотность воздуха
Этот маршрут не задался с самого начала. Еще на подходе Сережа недооценил глубину ручья, а когда понял, что голенища болотников надо было не просто подтянуть вверх, а развернуть полностью, было уже поздно – с рюкзаком на животе и радиометристкой на спине очень-то не нагнешься. Ну и, конечно, "хлебнул" воды в оба сапога. На первой точке пришлось разжигать костер, чтобы просушить портянки и стельки.
Только начали маршрут – и полкилометра-то не протопали – заморосил мелкий дождик. Комарье просто взбесилось, даже в черновике сделать короткую запись стало и то проблемой. И мазью не намажешься – все сырое кругом.
К обеду вновь выглянуло солнце, хорошо пригрело и в лесу стало душно и туманно от испаряющейся влаги. Даже у дымокура не было никакого спасения от комаров – они залетали прямо в дым и жалили, жалили, жалили...
Потом сломался радиометр, не переносивший повышенной влажности. Потом Сережа запнулся и шмякнулся во весь рост. Взвыв от боли в коленке и жутко почему-то разозлившись на прыснувшую сзади Ларису, он со всей силы врезал молотком по березе. Береза оказалась трухлявой и ровно через три секунды ее обломившаяся вершинка приземлилась своим концом точно в центр белой мишени Сережиного накомарника. Аж искры из глаз полетели.
Потом опять заморосило и опять распогодилось. Шесть дождей за маршрут – это уже полный перебор. А на отходе, при переправе через тот же самый ручей, случилась неприятность, которая совсем испортила геологу настроение.
Голенища болотников он теперь развернул полностью и думал, что форсирование этой несерьезной водной преграды не займет больше двух минут. Но посередине ручья Лариса, которую он нес на закорках, чего-то завозилась, усаживаясь поудобней, зацепила Сережин накомарник и сбила его в воду. Сережа, развернувшись и крикнув девушке: "Давай, нагибайся! Лови!", – быстро побрел вниз по течению, догоняя уплывающий белый круг. Он уже не обращал внимания на воду, зачерпнутую в сапоги, а думал лишь об одном: как бы догнать накомарник и не свалиться при этом в ручей, поскользнувшись на каком-нибудь скользком валуне. Ни одной из поставленных задач выполнить ему так и не удалось. Накомарник плыл слишком быстро, а скользкий валун, если бредешь вдоль по горному ручью, рано или поздно обязательно подвернется.
Шмякнувшись в полный рост, он тут же поднялся и помог Ларисе, с которой ручьями сбегала вода, выбрести на мелкое место. Оставив девушку по колени в воде, он быстро выскочил на берег, сбросил мокрый рюкзак и побежал по высокой пойме догонять свое снаряжение, которое маячило уже в полусотне метров. Он хорошо знал, что остаться в тайге без накомарника в разгар сезона – это настоящая трагедия.
Вернулись в лагерь уже в темноте мокрые, искусанные, злые. Конечно же, Игореша – сегодняшний дежурный – явился только тогда, когда Лариса уже доваривала суп из концентратов.
Ужинали молча. Сереже показалось, что у Лены – новой радиометристки Игоря – заплаканные глаза. Но сейчас не хотелось ни в чем разбираться и острить по этому проводу.
На связь он вышел уже лежа в спальнике. Радист сообщил, что у всех "все в ажуре", радиограмм из экспедиции не было. Сережа уже хотел попрощаться и выключить станцию, но Проданчук спросил:
– Сергей Николаевич, мне позарез надо узнать плотность воздуха. Не помните?
– Да я и не знал никогда, – ответил он, – может, в школе проходили... А зачем тебе?
– Да тут формула одна... Надо, короче.
– Подожди, узнаю у коллег. Народ, кто помнит плотность воздуха? – спросил Сережа ребят, давно кайфующих в спальниках.
– А зачем ему? – сонно отозвался из своего угла Игорь.
– Не знаю, наверное новую антенну конструирует.
– Одна атмосфера, – пробурчал геолог и равнодушно повернулся на бок.
– Это давление, – откликнулась Лариса.
– Вот у студенток и спрашивай – они школу недавно кончили, а я спать хочу, как из пушки!
– Ну, Лариса, Лена!? Сколько граммов на сантиметр кубический?
– Мало, – отозвалась Лариса.
– Без тебя знаю, что мало, – начал раздражаться Сережа. – Если у воды единичка, то у воздуха...
– Меньше единички, – съехидничал Игорь. – Да пошли ты его подальше! Сегодня маршрут такой дурацкий был, а тут он еще со своей плотностью...
– Со Светляковым уже три дня связи нет, вот он и занялся, наверное, антенной. Дело хорошее. Ну хоть что-нибудь кто-нибудь помнит?
– Может в словаре есть? – предположил Игорь.
– А где у нас словарь?
– В грузе. Вон Лариска знает – она упаковывала. Давай, Лариса Ивановна, одевайся и дуй за словарем!
– Может, завтра? Там же дождь, – жалостным голоском спросила из спальника укрывшаяся с головой Лариса.
– Давай, давай, – со злорадством поторопил Игорь, – а то эта бодяга до утра затянется!
Попросив мужчин прищуриться, девушка быстро оделась и, взяв протянутый начальником фонарик, молча вышла под дождь. Ее не было минут пятнадцать, за это время Игорь уже тихонечко захрапел, а Сережа едва раскрывал слипающиеся глаза.
– Нету его там, только вымокла зря! – сердитым голосом сообщила Лариса. – Кто-то весь груз переворошил, все попереставили. Но я, вроде, все потки просмотрела.
– Это Игореша вчера "порядок наводил"! Ну-ка, толкни его.
Игорь долго не просыпался, потом долго не мог понять, что от него требуют.
– Да вы что, совсем озверели?! – наконец проснулся он окончательно. – Только уснул... Дай-ка мне тангенту – я этому радисту пару ласковых скажу!
И все-таки ему пришлось вылезать из спальника, одеваться и идти вместе с Ларисой к грузу. Через десять минут не выдержал и присоединился к поискам и сам начальник. Они на три раза перевернули весь груз, но геологического словаря нигде не было. Порядком промокнув под дождем, они опять забрались в палатку. От сонливости ни у кого не осталось и следа.
– А эта "принцесса на горошине" дрыхнет себе, третий сон уже видит, – раздраженно кивнул головой в сторону Лены Игорь. – Надо ее тоже поднять.
– Елена Сергеевна! Подъем! – вдруг заорал он зычным голосом и дернул за спальник
– А? Что? – сразу уселась Лена, протирая глаза. – Уже утро?
– Уже следующий вечер! – соврал Игорь. – Сколько можно спать?
– Правда? – удивилась девушка. – А чего меня не разбудили?
– Тебя разбудишь! – продолжал издеваться Игорь. – Утром будили, в обед будили, а она и вечером глаза продрать не может!
– Устала я вчера, – виновато призналась девушка, – я бы и еще поспала... Ой, я ведь дежурная сегодня!
– Лена, ты словарь не видела? – наконец перешел к делу Сережа.
– А он у меня под головой.
Что тут началось! Игореша взвыл, начал потрясать кулаками и орать, что таких студенток только в Свердловском горном делают. Сережа хохотал, катаясь по своему спальнику в мокрой штормовке. Лариса прыгнула на Лену и стала ее щекотать через вкладыш, от чего та завизжала во весь голос...
Когда все успокоилось и выяснилось, что плотность воздуха в словаре не указана, начальник сообщил радисту:
– Валера, нет нигде твоей плотности! Ты давай не мудри там, а сделай обычный "направленный луч", только правильно его сориентируй...
– Да нет, мне не для антенны, – отозвался из динамика на всю палатку Проданчук, – я тут придумал, как из бензопилы вертолет сделать, но без плотности нельзя подъемную силу рассчитать...
Сережа ошарашено смотрел на радиостанцию с таким выражением лица, как будто у него только что украли последний трояк. Игорь возмущенно простонал: "Вот гад!", – и ударил кулаком по спальнику.
Первой засмеялась Лариса:
– Ой, не могу!.. Вертолет!.. Из пилы!
Потом колокольчиком зазвенел Ленин смех, и уже после этого грохнули мужчины.
Отсмеявшись, Сережа громко посоветовал в микрофон: "Валера, ты лучше вертолет из лопаты сделай – у нее больше подъемная сила! – и выключил рацию.
Спать никому совершенно не хотелось, поэтому Лену заставили разжечь печку и подогреть на ней борщ. Пока она возилась, Игорь спел единственную песню из своего репертуара, в которой было и про радиста и про вертолет:
"А сегодня радист ну совсем обалдел –
Он начальника партии пальцем манит,
Вертолет, говорит, насовсем улетел,
И погодка – сплошное дерьмо, говорит..."
Сережа под общий смех тут же поправил экспромтом: "Я домой, говорит, на пиле полетел, плотность воздуха вычислив, черт побери..."
Долго спорили: это второй ужин или ранний завтрак, когда геологи, усевшись кружком, наворачивают борщ ложками прямо из ведра в третьем часу ночи. А Сережа сделал запоздалый выговор своей адьютантше за вчерашнее происшествие:
– Объявляю тебе предпоследнее устное предупреждение с занесением синяка на "пятую точку"! – воспользовавшись тем, что девушка нагнулась над печкой, он не сильно шлепнул ее ладошкой пониже спины и тут же откатился по спальникам подальше, чтобы не получить сдачи. – Если уж сидишь сверху, то не чирикай и не трепыхайся! И вообще, запомни, что геолог – вовсе не верховое, а вьючное животное!
Так никто и не лег спать до самой связи, потому что начальник объявил на завтра камеральный день. Пели песни, болтали. Вот и получилось, что день, который по всем признакам претендовал на звание самого неудачного в сезоне, запомнился как самый веселый, превратился в легенду. С этих пор на каждой партийной пьянке будет произноситься традиционный тост: "За плотность воздуха!", а песня про радиста будет исполняться только в Сережином варианте.
13. Пурга
Такие маршруты выпадают один на сезон. Не маршрут, а туристическая прогулка. Горное плато выше границы леса, никаких тебе стлаников, никаких кустов и зарослей карликовой березки. Не надо копаться в глине, чтобы отыскивать щебенку пород – обнаженность прекрасная, много скальных выходов. Голубое с редкими облачками небо, очень тепло, но не жарко, потому что дует упругий южный ветер.
До полудня Сережа с Леной успели сделать больше половины переходного маршрута. Ларису начальник сегодня отправил с Игорем со специальным заданием: подгонять геолога, чтобы он не заявился опять к самой ночи. Расположение будущей стоянки было точно не известно, потому что никто не знал где оленеводам удастся выбрать удобное для лагеря место.
Обедали в небольшой пещерке, в тени, потому что ветер к этому времени совсем утих и на солнце стало жарковато.
– Гроза будет, наверное, – лениво предположил, утирая со лба выступивший пот, разомлевший от горячего чая Сережа, – чувствуешь, как парит?
– Ну да, чаю надулся – вот тебе и "парит", – отозвалась девушка. – Перед грозой комары лютуют, а где они, комары?!
– Тут же высоко, и никакой болотины рядом.
– Ну да, а на самом хребте, на двухтысячнике как они нам с Игорем дали тогда!
– А я говорю: будет гроза! – уперся Сережа.
– Как скажешь, начальник, – не стала спорить Лена, – гроза, так гроза. Смотри, какая красотища! А мы вон там стояли в прошлый раз?
– Да, такого белого обрыва больше здесь нигде нет.
Не успел Сережа после чая докурить сигарету, солнце вдруг исчезло, почти мгновенно – как будто выключили свет. Выглянув из-за скалы, он даже присвистнул?
– Ничего себе! Подкралась! Смотри, подружка, какая туча страшная лезет. Я же говорил: гроза будет! А она: комаров нет!
Два часа они пережидали в пещерке буквально обрушившийся на землю мощный ливень с редкими очень далекими молниями. Потом с минуту колотил крупный град и ледяные шарики запрыгали вокруг, щелкая по камням и залетая иногда на отскоке в их укрытие. После града, растаявшего за три минуты, выглянуло солнце и залило уже не желтым, а каким-то тревожным белым светом раскинувшуюся внизу потемневшую от дождя долину и скалистые гребни на горизонте. И тут же в воздухе закружились крупные мохнатые снежинки.
– Слепой снег! – обрадовалась Лена. – Летом снег пошел, расскажи кому – не поверят!
– Что-то стало холодать, – отозвался озабоченный начальник, сбрасывая штормовку, которая была одета но голое тело, и доставая из рюкзака рубашку. – Не нравятся мне такие декорации – смотри как повалил! Через час по колено будет!
– Да нет, земля ведь теплая, – не согласилась девушка, ловя ладошками снежинки, – вон он, весь тает.
– Ну ты и Фома неверующая! Может и по пояс навалить! Кончай балдеть, собирайся. Одевай бушлат, радиометр – в рюкзак, маршрут окончен. Надо быстренько отсюда сматываться. Нам еще перевалить через гряду надо, спуститься к ручью и найти груз. Боюсь, палатку на снегу ставить придется. И лапника много здесь не наломаешь – одни редкие лиственницы. Ладно, лишь бы дрова были.
С сухими дровами на новой стоянке оказалась большая напряженка. Палатку пришлось устанавливать между редкими лиственницами на чавкающей, чуть подболоченной площадке – лучше места в округе просто не оказалось. Наверняка, утром, когда оленеводы оставили груз, здесь было сухо. Битых полчаса Сережа не мог разжечь печку – даже мелкие сучки настолько отсырели, что никак не хотели гореть. Истратив полкоробка спичек, он вспомнил про рулон бересты, который сунул в карман рюкзака еще в начале сезона. Сразу появился огонь, но давление было, видимо, столь низкое, что даже разгоревшись, печурка не гудела, как обычно, а лениво потрескивала, шипела и непривычно поддымливала в палатку.
Пока они устанавливали палатку и Сережа перетаскивал на устроенный из жердей настил весь, уже основательно подмокший груз и прикрывал его брезентом, снега нападало уже по щиколотку и он все валил и валил крупными хлопьями без малейших перерывов. Очень рано начало смеркаться.
Увидев, что Лена, нахохлившись, набросив на голову капюшон, сидит на корточках у печки, начальник строгим голосом приказал:
– А ну-ка кончай перекур! Иди лапник заготавливай. Все листвяшки вокруг обломай, бери все, даже если мало иголок. Иначе придется нам в воде сегодня спать. Только не заблудись, смотри, а то здесь никаких ориентиров – по своим следам назад возвращайся. Я пойду вниз по течению, поищу ребят. Ну Игореша, ну охламон! И Лариска тоже хороша: специально ведь послал ее, чтобы не засиживались нигде и не позднее пяти были на месте! Где они болтаются до сих пор?!
Оглянувшись, отойдя всего метров двадцать, он уже не увидел палатку – настолько густо падал снег. А еще через десяток шагов ему послышался далекий-далекий выстрел, потом еще один и еще, и еще... Сколько он ни крутился, не вертел головой, сбросив капюшон, никак нельзя было понять откуда идут эти звуки. Наконец он догадался, что это вовсе не выстрелы – это Лена рубит топориком лапник всего в тридцати шагах от него. "Значит, стрелять бесполезно! – расстроился Сережа, пощупав рукой кобуру пистолета. – Теперь, если сами не выйдут, то я уже ничем не смогу помочь... Разве что тропу натоптать вверх и вниз по ручью и поперек долины? Может, наткнутся случайно? Ладно, так и сделаем."
Вернувшись минут через сорок назад в лагерь, он узнал от Лены неприятную новость:
– А они ведь без телогреек! Я когда Ларискину сумину принесла из груза, смотрю, из нее рукав торчит... У Игоря в рюкзаке покопалась – у него тоже сверху ватник...
– Ну, засранцы! – зло выругался начальник. – Игрушки для них! Ну я им покажу, пусть только появятся! Если заблудились, хоть бы в лес догадались спуститься – там можно под елками пересидеть.
Взяв на всякий случай фонарик, Сережа пошел топтать тропу. Стемнело, но полной темени не было – даже запорошенные следы на снегу можно было рассмотреть. Злясь на ребят, грубейшим образом нарушивших его приказ про ватники, и представляя, как они мерзнут сейчас в своих штормовочках на тонкую рубашку, он шагал и шагал по безмолвной, чавкающей под ногами равнине, ничего почти не видя вокруг, кроме неясной цепочки собственных следов, пока однажды, проходя мимо палатки, не услышал из нее приглушенные голоса.
Нырнув под полог, он увидел при свете свечки улыбающиеся лица всех троих ребят.
– Я же говорил: услышит! – объявил Игорь.
– Что услышу? – не понял обрадованный Сережа.
– Выстрелы. Я всю обойму высадил – салют в честь нашего спасения.
– Ничего я не слышал, – голос начальника из радостного сразу стал раздраженным, – ты мне лучше скажи, почему...
Не успел он закончить фразу, вставшая с корточек Лариса перебила его:
– Ой, Сереженька, как я рада тебя видеть! Можно я тебя..., – она пригнула ладонями Сережину голову и звонко поцеловала его сперва в одну щеку, потом во вторую. – Вот так, а то, думала, не увижу больше любимого начальника...
У ошарашенного, расплывшегося в улыбке Сережи сразу пропало всякое желание отчитывать провинившихся. И только заметив, как Игорь подмигнул Ларисе, он догадался:
– Сговорились, черти! Кто придумал?
– Конечно же я! – выпятил грудь Игорь. – Как только увидели твои следы, думаю, надо предпринимать контрудар, чтобы из начальника пар выпустить. Лариске эта идея так сразу понравилась, она даже бегом побежала! Еле отговорил ее, чтобы в губы тебя не целовала!
Получив честно заработанный подзатыльник от Ларисы, Игорь спросил:
– Вы хоть знаете, что лагерь в четырех километрах от намеченного места находится?
– Как в четырех? – не понял Сережа.
– А так, совсем на другом ручье. А ты как груз нашел?
– Мы спустились сразу к речке и пошли по следам оленей. Я даже карту не доставал.
– А мы же с другой стороны перевалили, еще до дождя – твоя "погонялка" и минуты мне посидеть не дала за весь день, – кивнул Игорь в сторону Ларисы, – я с ней больше даже под страхом расстрела в маршрут не пойду – не радиометристка, а пила поперечная!
Получив еще один подзатыльник, он прикрыл голову ладонями, шутливо зашмыгал носом и плачущим голосом попросил:
– Убери ее от меня, начальник, а то я за последствия не ручаюсь!
Поужинав всухомятку, так как на еле живой печке не удалось даже чайник вскипятить, и выпив свою порцию спирта "для ради профилактики", Игорь и Лена, почти не раздеваясь, сразу залезли в свои спальники и затихли. А Лариса в наброшенном на плечи ватнике все сидела, ежась, у печки и никак не могла согреться. Сережа, прижав палец к губам, чтобы девушка ничего не говорила, осторожно, "без бульков" налил из фляжки еще 20 граммов "огненной воды" и подал ей. Когда она замотала головой в знак несогласия, он нашел в углу палатки вторую кружку и налил столько же себе. Они бесшумно чокнулись, выпили и запили водой.
Через минуту Лариса, все так же сидевшая у печки, обхватив руками ноги, опустив подбородок на колени и слабо раскачиваясь всем корпусом, вдруг тихо пропела две строчки из песни:
"Дождь идет, дождь туманом закрыл перева-алы
И на го-о-оры спускаются синие сны..."
Помолчав еще немного, глядя на розовые огоньки в отверстиях внизу печной дверцы, начали укладываться и они. Сережа, потыкав кулаком брезент под Ларисиным спальником, прошептал с досадой:
– У тебя яма, брезент уже промок, а лапника почти нет... Давай сделаем так, – он быстро положил ее спальный мешок поверх своего. – Забирайся, только разденься – так теплее будет. Я прищурился.
– А как же ты? – спросила девушка, укладывая под голову ватник.
– Ну а потом я, покурю только.
Девушка, начавшая уже стягивать с себя трико, замерла, уставившись в затылок курившего у печки Сережи. На минуту в палатке установилась полная тишина, только едва слышно шипели падающие на горячую трубу снежинки. Наконец Лариса решилась, отчаянно мотнула головой, забрасывая за спину волосы, быстро стянула спортивные брюки, щелкнула застежкой лифчика и залезла в спальник.
Сережа, подбросив в печку дров, разделся, как всегда, до трусов и спокойно, по-деловому, как будто он проделывал это каждую ночь, полез ногами в Ларисин вкладыш. При этом он даже прошептал недовольно: "Подвинься, чего разлеглась!" На самом деле он жутко боялся, что вот-вот начнется скандал, что его сейчас выставят с позором... проснутся ребята... Забравшись по пояс, и поняв, с облегчением, что выдворения уже не будет, он совсем осмелел и повернулся не спиной, как в начале собирался, а лицом к девушке, с замиранием сердца задевая коленками ее голые ноги. Набросив сверху ватник, так как не рассчитанный на двоих спальник не закрывался, он вытянул левую руку вдоль туловища, а правую, которую просто теперь некуда было девать, осторожно пристроил у нее на животе.
Целую вечность они лежали неподвижно, слушая шипение снежинок и слабое потрескивание дров в печке. Наконец Сережа решился что-то предпринять. Прошептав: "Совсем отлежал", – он вытащил левую руку и подсунул ее под голову девушке. Ободренный тем, что она никак не отреагировала на левую руку, он задействовал правую, начав осторожно поглаживать ее тело через майку. Можно было подумать, что Лариса давно спит и потому никак не откликается на его поползновения, но как только рука поднялась до груди, последовала мгновенная реакция – ее тут же удалили на прежнее место. Потом были вторая, третья, десятая попытки... Каждое из завоеваний – забраться под майку, а потом снять ее совсем, поцеловать грудь – давались с десятого, а то и с пятнадцатого раза. И только когда он нашел в темноте ее ускользающие губы и прильнул к ним, сопротивление было сломлено окончательно...
Едва рассвело, Лариса разбудила Сережу и жестами показала, чтобы он быстро выметался из ее спальника, пока не проснулись ребята. Сережа попытался еще раз поцеловать ее в губы, но получил такой сильный удар локтем "под дых", что решил больше не рисковать.
Ребята зашевелились, когда печка разгорелась и в палатке стало жарко. Сегодня тяга была прекрасная – на улице был настоящий мороз.
– Ты чего, так и сидел всю ночь? – удивился Игорь, увидев, что начальник дремлет, привалившись к стояку палатки.
– Да вон, у Лариски лужа оказалась, я ее перетащил на свое место, – ответил зевая и разминая плечи Сережа. – По его помятой физиономии было отчетливо видно, что он не спал всю ночь.
– Ладно, сейчас пожуем, и заваливайся спать. Надеюсь, сегодня у нас выходной? А у меня тоже спальник промок, но я только сейчас почувствовал, когда вылезал. Спал – как убитый. Сегодня лапнику полметра нарубим!
Лариса весь день ходила хмурая и неразговорчивая. По глазам было видно, что она проплакала до самого подъема. Заметившему что-то неладное Игорю она объясняла, что немного простыла вчера и голова теперь болит.
Отныне почти каждую ночь, дождавшись, когда ребята уснут, Сережа нырял в спальник к соседке и только утром, часа за два до звонка будильника, поднимавшего дежурного, перебирался к себе. Спать приходилось всего по несколько часов, но, как ни удивительно, им этого вполне хватало.
Лариса больше не куксилась и не прятала глаза по утрам. Наоборот, в ней появилась какая-то уверенность и независимость. Иногда в маршруте она даже начинала немножко командовать Сережей, подтрунивать над ним, когда он забывал что-нибудь в лагере или на точке. Однажды, глядя в огонь обеденного костра, она вдруг спросила:
– Тебе не кажется, что Игорь подслушивает нас? Раньше он всю ночь храпел, а теперь только вечером. Может, притворяется, что спит?
– А чего нас подслушивать? – беззаботно откликнулся Сережа. – Мы же ничего не говорим. Ты вообще только ноздри раздуваешь... разве что чуть скрипнешь иногда зубами...
Получив довольно сильный подзатыльник, Сережа пригнулся, ожидая следующего, и весело закончил:
– Пусть притворяется! Пусть завидует! Он когда еще свою жену обнимет?!
Снег в горах пролежал шесть дней, а потом опять наступило жаркое лето, но теперь уже без комаров, зато с мошкой. "Хрен редьки не слаще, – прокомментировал девушкам эту перемену Игорь, – теперь ни накомарники, ни мазюка не помогут – эта зар-раза везде залезет!
А еще через неделю была получена радиограмма, что в соседней экспедиции в этот летний снегопад погибли четыре геофизика. Их обнаружили лежащими на тропе головой к лагерю. Каждый лежал отдельно, в километре друг от друга. Так, наверное, жили, так и погибли – в одиночку.
Страшная штука – переохлаждение. Идет себе сильный, крепкий человек, не обращает внимания на то, как тает пушистый, теплый снег на его непокрытой голове. Вдруг бах! Теряет сознание. А очнется, ни рукой, ни ногой не может пошевелить – отнялись. Так и умирает долгие-долгие часы в полном, абсолютно ясном сознании. Жуткая смерть! Бывший старший геолог Сережи, Валентин Афанасьевич в молодости испытал это на себе, только он не жил никогда в одиночку, поэтому и до сих пор бегает в маршруты, несмотря на появившийся очень авторитетный животик.
14. Потерялся отряд
Светляков не выходил на связь уже больше недели и это серьезно заботило Сережу. Случилось что, или просто рация сломалась? На случаи поломок радиостанций со всеми начальниками отрядов была строгая договоренность: в течение трех-четырех дней они должны были или послать на базу оленевода с запиской, или отправить кого-то из геологов. Светляков забрался в самый дальний угол площади, за хребет, может, поэтому его не слышно? Но ведь он не мальчик, знает, что о нем беспокоятся, мог бы подняться с рацией на вершину хребта и объяснить, что какое-то время его не будет в эфире. А если несчастье случилось? Как потом объяснишь, почему не забил тревогу? Пора уже что-то предпринимать.
Сережа решил схитрить, чтобы и панику в экспедиции не поднимать, и вертолет чтобы обязательно прислали. В радиограмме главному инженеру он сообщил, что срочно необходим вертолет для переброски поискового отряда в истоки реки, куда с оленями не забраться. В конце он попросил отправить с вертолетом новую радиостанцию для отряда Светлякова, который уже пять дней не выходит на связь, скорей всего, по причине поломки рации, на которую он давно жаловался. Радист пытался поправить начальника, что не пять, а восемь дней отряда не было на связи и что рация у них самая лучшая из всех, на нее никто не жаловался, но Сережа на него грозно цыкнул и велел молчать в тряпочку.
Потом оказалось, что эта радиограмма, лежавшая на столе у главного инженера, случайно попала на глаза какому-то боссу, приехавшему с инспекцией из управления. Он тут же на полную катушку оттянул и главного, и его зама по технике безопасности, и самого начальника экспедиции, поэтому уже через три часа оранжевый МИ-4 уселся почти у самого отрядного костра, свалив при этом струей воздуха палатку и забросив высоко на деревья сушившиеся на растяжках интимные предметы женского туалета вместе с полотенцами, которыми они были стыдливо прикрыты от мужских глаз.
Выскочивший из кабины "зам по ТБ" пять минут орал матом на Сережу (хорошо, не слышали все это из-за гула винтов девушки), пугал его увольнением и отдачей под суд, если с людьми что-то случилось. Когда разгневанный красномордый зам укатился на кривых ножках по нужде за деревья, прилетевший с комиссией начальник геолотдела Бричка, которого выдернули прямо из-за рабочего стола в костюме с галстуком и в лакированных корочках, успокоил:
– Не берите в голову, Сережа, у него работа такая собачья, к тому же, ему сегодня трехлитровую клизму вставили вместо ожидавшейся благодарности за снижение травматизма... Зря Вы панику подняли. Через день-другой появится Светляков. Он вообще у нас не любит на связь выходить. Он же опытный полевик, таежник, к тому же лучший в экспедиции охотник. Да с ним еще студент, двое рабочих и оленевод. Если бы что-нибудь случилось, давно бы кто-нибудь на базу прибежал.
В вертолете Сереже жестами показали, чтобы он поднялся на верхотуру – в пилотскую кабину, на место бортмеханика. Устроившись на сиденье, он надел наушники и перенес на командирскую карту плановый маршрут отряда. Взлетели, опять свалив поднятую уже Игорем палатку, и взяли курс на перевал.
Три раза они прошлись на бреющем туда и обратно над тропой, по которой должен был двигаться с работой светляковский отряд, дважды присаживались. В самых истоках реки нашли довольно свежую стоянку, а дальше по долине – никаких следов. Выработав горючку, повернули назад. Командир недовольно пробурчал в свои ларинги перед посадкой в лагере:
– Ты меня за дурака-то, парень, не держи – не первый год летаю. Не было их в этой долине! Что я, на наледи следы двенадцати оленей и пяти мужиков не разглядел бы?! Чего-то ты напутал с их маршрутом – куда-то они в другую сторону свалили.
– Да у нас дальше площадь работ кончается, – оправдывался Сережа, – только эта долина, больше им некуда идти.
– Ну, не знаю... Надо завтра с этой стороны перевала внимательно посмотреть, может быть, они уже на базу возвращаются.
На следующий день летали на МИ-8, потому что разросшаяся комиссия в "четверку" уже не влезала. Командир попался веселый и жуткий матершинник, ну просто виртуозный матершинник. Сережа даже пожалел, что нельзя записать на магнитофон все комментарии, прибаутки и анекдоты, которые сыпались на него из наушников. Увидев на северном склоне хребта ледниковый цирк с ярко-красными отвесными скалами, командир сразу заложил крутой вираж, сделал три круга и все восхищался:
– Это ж полный... (четырехэтажный мат)! Это же... (пятиэтажный)! Ё........, красота какая!
На Сережину попытку напомнить, зачем они сюда прилетели последовало логичное и очень красочное объяснение, которое можно перевести на печатный примерно следующим образом: если Сашка Голованов на своем "велосипеде" ничего не углядел, то нам на этом неповоротливом "лимузине" тут вообще делать нечего.
Ничего и никого не нашли и на этот раз. Ни по эту, ни по ту сторону перевала, ни в соседней долине свежих следов не было.
Назавтра испортилась погода и полеты пришлось прервать. Через день, когда облачность чуть приподняло, в поиск отправился самолет АН-2. Расчет был на то, что в плохую погоду геологи должны сидеть в палатке и лагерь легко можно обнаружить по дыму из печных труб. Весь день барражировали над хребтом, в пять биноклей разглядывали местность на огромной территории. Все отряды партии засекли по дыму, а светляковский – как сквозь землю провалился.
Тот же самый Бричка, который обвинял в начале Сережу в паникерстве, теперь трагическим голосом спрашивал по рации с базы партии:
– Где они могли погибнуть? Вы карту хорошенько проанализируйте: где их всех разом могло камнепадом накрыть или селем...
Вся эта история доползла до министерства. Теперь уже клизму (пятилитровую) вставили тому управленческому инспектору и он, совсем озверев, приказал немедленно прекратить все работы и всем отрядам партии срочно перебазироваться в район поисков. Сережа велел своим быстро "собирать хохряшки" и уселся за рацию передавать начальникам отрядов свой приказ с указанием маршрутов движения и контрольных сроков. Все шло нормально ("Ясно, немедленно выходим"), пока очередь не дошла до старшей геологини. Надежда неожиданно объявила, что не пойдет искать "этого придурка", пусть этим занимаются конторские бездельники, а у нее работы навалом. Сережа попытался спокойно (хотя внутри у него все кипело) объяснить, что это приказ даже не экспедиционный, а чуть ли не министерский, что речь идет о жизни людей, поэтому никаких возражений он не принимает, а еще раз доводит до сведения свое распоряжение немедленно свернуть лагерь и отправиться к перевалу. В ответ он услышал:
– Я все сказала. Сегодня отправляю оленеводов на базу с грузом образцов и проб. До связи.
И выключила станцию.
Взбешенный Сережа тут же составил главному геологу экспедиции официальную радиограмму: "Прошу срочно убрать из партии старшего геолога Гурову, отказавшуюся без уважительных причин выполнять приказ о перебазировке с целью организации поисков пропавшего отряда. Моим распоряжением Гурова отстранена от работы, ей приказано срочно выйти на базу и ожидать вертолета. Начальником отряда временно назначена Федорова".
Позднее оказалось, что никто в гуровском отряде, кроме мужа старшей геологини Андрея, ничего не знал про приказ. Екатерина Сидоровна возмущалась при первой встрече:
– Да если бы я знала, я бы этой дуре мозги-то прочистила! Где же это видано, чтобы кто-то отказался выйти на поиски людей! Да я бы сама взяла связку оленей, забрала бы всех студентов и пошла к перевалу. Это хорошо, что так все кончилось, а могло и по-другому обернуться...
И все-таки передавать радиограмму этим утром Сережа не стал: вдруг эта взбалмошная баба до вечера одумается? Должна же она понимать, чем это ей это все грозит.
Собрались быстро и вышли по тропе раньше оленеводов. За день протопали около тридцати пяти километров. Умотались все основательно. А вечером радостный радист сообщил, что на базу одновременно вышли гуровские и светляковский оленеводы. У Светлякова действительно сломалась рация. Оленевод говорит, что вертолет они видели, но не поняли, что это их ищут. Стояли в густом лесу. Валера выдал ему продукты, новую рацию и он сразу уехал назад. А Гурова своим приказала раньше, чем через два дня, в лагерь не возвращаться, поэтому они сидят на базе. Сережа продиктовал Валере составленную утром радиограмму, велел переписать ее в двух экземплярах, отдать записки оленеводам, чтобы они, выехав рано утром, передали их лично в руки Буровой и Федоровой.
Светляков так и не признался, что его не было в той долине. Показывал пикетажки, тыкал пальцем в даты и места проведения маршрутов. Короче, валял дурака. Даже если бы это было правдой, свой "строгач" и лишение всех премий до конца года он заработал честно. Грозились "повесить" на него все затраты на поиски, но вовремя одумались – ему бы зарплаты за всю оставшуюся жизнь не хватило расплатиться. Осенью Сереже удалось "расколоть" светляковского студента, который долго запирался, прикидывался дурачком, но перед самым вертолетом, "без протокола" и с условием сохранения тайны признался, что были они далеко за площадью работ. Охотились на сохатых. Добыли одного и сидели объедались мясом во всех видах.
Начальник геолотдела Бричка, когда эта история благополучно окончилась, по-отечески пожурил Сережу:
– Я ведь вам говорил, что со Светляковым ничего не случится – он очень опытный геолог. Не надо было весь этот шум поднимать. Да, и еще, приготовьтесь заполучить от начальника экспедиции свой первый в этой должности выговор. Уж он-то не упустит такого случая. И мне, наверное, перепадет за "ослабление контроля и плохую воспитательную работу", только в этом случае Вам, дорогой мой, залепят "строгача" – у нас все по ранжиру...
А история со старшей геологиней закончилась и вовсе анекдотично. Начальство пыталось уговорить Сережу, что хватит ей и строгого выговора с последним предупреждением, но он уперся насмерть и добился своего. Гуровы вместе с Бричкой почти месяц ждали на базе вертолета. По рассказам радиста, пятидесятилетний начальник геолотдела от безделья впал в детство – сделал себе рогатку и целыми днями охотился на территории базы на воробьев. Он так обкормил птичками Валерину кошку Выдру, что та перестала ловить на продуктовом складе мышей.
Наконец они все дождались вертолета и улетели. А через два часа после приземления в поселке Надежда... родила семимесячную дочку!
После сезона главный геолог, суровая Александра Андреевна отчитывала Сережу:
– Как Вы могли не заметить, что она на седьмом месяце беременности?!
– Ну я-то ладно, – парировал научившийся уже "собачиться" Сережа, – Я еще молодой, ни разу не рожал. А вот как не заметили некоторые умудренные опытом начальники, когда принимали ее на работу? А как комиссия-то медицинская ничего не заметила?!
– Дерзите, молодой человек! – строгим голосом констатировала главная геологиня, но тут же и улыбнулась.
– Держу, вернее, дерзю, – согласился Сережа. – Даже Екатерина Сидоровна, которая в ее отряде была, до самого конца ничего не углядела. Куда уж мне за сорок километров по голосу из динамика определить на каком месяце моя подчиненная.
На том и закончилась эта нервотрепная история с пропажей отряда. В партию прислали новую старшую геологиню – Машу Снигиреву, молодящуюся экзальтированную особу лет тридцати. С ней Сережа тоже хлебнул потом лиха. Да и вообще, Светляков своим разгильдяйством как бы спустил с цепи целую свору разных напастей. Мутным потоком поперла невезуха.
15. Невезуха
Утром по связи Снигирева сообщила, что у них волки задрали шесть оленей, а уже вечером оказалось, что в ее отряде из двадцати семи осталось всего четыре оленя.
Бригадир Афанасий, к которому сразу же обратился за советом Сережа, долго качал головой:
– Ой, ой, ой! Нехорошо, начальник. Так они у нас всех оленей порежут. Волки ведь сытые сейчас – вон сколько в тайге мышей, зайцев... Это волчица свой выводок натаскивает, обучает волчат.
– Ну а как с ними бороться?
– Как ты с ними будешь... Где их найдешь? Только по первому снегу можно выследить. Уходить надо всем в горы. На открытые места они сейчас не пойдут.
Только успели перебазировать все отряды в самые истоки левых притоков реки Хами, случилось новое ЧП: Маша Снигирева потеряла в маршруте свой пистолет. Сообщила она об этом начальнику только через четыре дня поисков силами своего отряда. Потеря боевого оружия – серьезнейшее происшествие и Сереже пришлось срочно сниматься с неотработанной еще стоянки и перебираться в лагерь старшей геологини. Такое же распоряжение он передал Светлякову и к вечеру следующего дня на террасе горного ручья образовался целый палаточный городок.
Уже в темноте, при свечках собрались обсудить ситуацию и наметить план совместных поисков. Светляков, много лет проработавший с Машей, которая была, к тому же, лучшей подругой его жены, сразу предложил с ехидной улыбочкой:
– Да чего там обсуждать! Надо всем выстроиться в цепь, встать на карачки и прочесать разок этот склон, тщательно пронюхивая местность... Главное – коленками не вляпаться!
Все уже знали, что Маша потеряла не только пистолет, но и всю "сбрую" – широкий офицерский ремень, на котором были, кроме кобуры с "ТТ", охотничий нож и горный компас.
Собственно, кроме прочесывания цепью километрового отрезка густо поросшего стланиками склона, ничего и не оставалось. Точно было известно где Маша взяла последний отсчет по компасу и где хватилась пропажи, так что Сережа почти не сомневался, что пистолет будет найден в первый же день.
Четыре дня, выстроившись цепью, все, включая оленеводов и их детей, "утюжили" этот проклятый склон. Первое время просто сохраняли между друг другом видимую связь, потом установили трехметровый интервал, а в конце уже стали делать зарубки на стланичинах, чтобы полностью исключить возможность пропуска хоть одного даже самого маленького участка. И все тщетно, пистолет вместе со "сбруей" просто исчез.
Сережа прекратил поиски, когда стало совершенно ясно, что найти оружие не удастся, хоть до снега здесь ползай. Пришлось сообщать о потере в экспедицию. Зная, что утратой оружия занимается КГБ, он даже не удивился шквалу "матерных" радиограмм от начальников всех уровней и ожидал, что скоро прилетит следователь, начнутся допросы, очные ставки, следственные эксперименты... Однако этой серьезной организации, видимо, сейчас было не до них. Запросив подробнейшие сведения об обстоятельствах происшествия, о методике, продолжительности и количестве участников поисковых работ, начальник экспедиции прислал радиограмму с приказом поиск прекратить, у "именинницы" и всех участников отобрать подробнейшие объяснительные записки и продолжать работы. Особо было подчеркнуто, что начальник партии будет строго наказан за невиданное разгильдяйство своих подчиненных.
Короткую, но ехидную радиограмму прислала и главный геолог Александра Андреевна: "Что еще Вам удастся потерять в этом сезоне?" Она не догадывалась еще, что главные неприятности от новой партии ее еще ждут впереди.
Через три дня после того, как все отряды разъехались и занялись своим основным делом, на вечерней связи "прорезался" тонкий голосок снигиревского оленевода Петруни, которому была выдана рация для координации перевозок, усложнившихся из-за сильно поредевшего оленьего стада:
– Однако, пистолета-то я насол!
Он объяснил, что искал потерявшихся оленей и случайно наткнулся на "сбрую" в самом низу склона. Обсуждая это происшествие осенью, все участники поисков в один голос заявили, что не могли пропустить пистолет, особенно в нижней части склона, которая была прочесана и вдоль и поперек. Сошлись на том, что оленевод нашел "сбрую" в первый же день и припрятал ее, а потом валял дурака. Ну, как бы там ни было, а потом Маше пришлось в благодарность посылать Петруне и палаточную ткань, и транзисторный приемник, и сладости для детей.
Отправив радиограмму с этой новостью в экспедицию, Сережа получил в ответ в прямом эфире короткое субботинское: "Прекратите Вы когда-нибудь этот бардак?!"
Но такая уж "масть пошла". Не прошло и двух недель, как случилась новая неприятность. Накануне попутным рейсом улетели в поселок Екатерина Сидоровна и Софья, которым надо было ехать за детьми, чтобы успеть привезти их к началу занятий в школе. Несмотря на все передряги и не очень хорошую погоду, эти геологини ухитрились "набегать" уже по 42 маршрута (это была минимальная норма для геологов-съемщиков, претендующих на премию за сезон), поэтому Сережа отпустил их с легкой душой.
Высвободившихся студентов Колю и Витю никто из начальников отрядов взять не захотел (не очень хорошие были о них отзывы, да и сработались уже коллективы, сдружились и не хотелось ничего менять) и Сережа велел им выходить с оленеводами на базу и ждать вертолета.
Сообщение Валеры, что студенты уплыли на попутной моторной лодке в поселок оленеводов, чтобы улететь в экспедицию на самолете, прозвучало для Сережи как гром среди ясного неба.
– Как это уплыли? Кто им разрешил?
– А они и не спрашивали у меня, – оправдывался радист-завхоз, – попросили по десять банок тушенки, взяли еще рыбу в банках, чай, сахар, сели и уплыли...
– Ты что, Валера, не понимаешь, какой сейчас тарарам будет?! Ты же главный на базе! Как ты это мог допустить?! Когда точно это произошло?
Пришлось сообщить о происшествии главному геологу, "головой" отвечавшей за практику студентов. И, конечно же, сразу из экспедиции полетели обидные радиограммы с указаниями на бардак в партии, на "неполное соответствие" ее начальника, с требованиями срочной организации поисков пропавших. Александра Андреевна настолько испугалась за жизнь ребят, так разозлилась на Сережу, что приказала ему срочно пешком идти в поселок оленеводов. Пришлось объяснять, что до поселка по реке 120 километров, а пешком – все триста, как раз к ледоставу он и поспеет. От Сережи на время отстали, предупредив, что он пойдет под суд, если с ребятами что-то случится.
Позднее оказалось, что в поселке ремонтировалась взлетно-посадочная полоса, самолеты не летали и студентам пришлось две с половиной недели ждать вертолета, который с большим трудом удалось выбить у авиаторов, так как экспедиция задолжала им кучу денег. Коля все это время занимался рыбалкой и накоптил целый рюкзак хариусов и ленков, а более шустрый Витя ухитрился "поджениться" на местной вдовушке и начальнику геолотдела его чуть не силой пришлось заталкивать в вертолет.
Сережа до самого конца сезона ждал каких-нибудь еще неприятностей (дамокловым мечом висело предупреждение оленеводов о возможном затоплении базы), но кто-то там, наверху, наверное, решил, что ему досталось уже вполне достаточно и пора "проверить на вшивость" других. Теперь чуть ли не каждый день он слышал по рации разгромные радиограммы в адрес его бывшего начальника Боковушкина, у которого горняку воткнули финку в легкое, а геологи потеряли радиоактивный эталон. Потом началась полумесячная эпопея с поисками потерявшегося рабочего в Токкинской партии. А уже под завязку сезона у соседа по площади Грибанова сгорели при пожаре несколько секретных карт и пикетажки.
16. Средство от страха
Сегодня Сережа взял с собой в маршрут Лену. Предстояли очень дальние подход и отход, лазание по скалам, и с миниатюрной Ларисой они бы точно не уложились засветло. А Лена была девочка высокая, спортивная, занималась когда-то скалолазанием. Игореша, по секрету, признался на днях, что даже немного побаивается ее. Один раз попытался подсадить свою радиометристку на скальный уступ, подставив ладошки под аккуратную попку (это же Игорь!), но она, повиснув на правой руке, так отмахнулась от него левой, что чуть не сломала ему кисть, а потом легко подтянулась на одной руке и через секунду уже сидела на скале. "Знаешь, у нее там – как два кирпича, сплошные мышцы. Тарзан в юбке! То ли дело было Светку подсаживать! Ведь тоже ни капли жира лишнего, но вся такая мягкая... Не люблю спортсменок!"
Во время завтрака начальник решил порадовать девушку:
– Ну, сегодня нам повезло с тобой, Елена Сергевна, – десять километров по наледному полю – считай, по асфальту! Все валуны одинаковые, мхом не поросшие. Можешь бегом бежать, можешь боком катиться. Ни тебе стлаников, ни карликовой березки...
– А там воды между валунами нет? – вдруг почему-то поинтересовался Игорь.
– Не знаю. А какая разница? Нам же не по воде, а по камням прыгать.
Игорь как-то замялся, отводя глаза, и через минуту неуверенно предложил:
– А может быть, лучше мы с Ленкой туда сходим? А вы с Лариской – на медное проявление?
– Да нет, мне самому надо покопаться – там предшественники такую загогулину нарисовали – без бутылки не разберешься!
Пройдя с полкилометра по тропе, Сережа спустился с обрыва и вышел на наледное поле. Сколько хватало глаз, по долине тянулась шириной в полкилометра полоса светлых, одинаковых по размеру ледниковых валунов. Между камнями была вода, но Сережа даже не обратил на нее внимание. Убедившись, что валуны сухие и сапоги по ним не скользят, он сразу рванул вперед почти бегом, радуясь такой нечастой удаче.
Пропрыгав с полкилометра, он оглянулся, и тут же притормозил. Лены рядом не было. Ее вообще нигде не было.
"Мы же вместе спустились с откоса... Упала между камней?", – с тревогой подумал Сережа и тут же бегом припустил назад. Через минуту он увидел девушку, которая ползала по валунам.
"Точно, ногу сломала! Тащить придется... здоровая она..., – путались в голове тревожные мысли. – Хорошо хоть, далеко не ушли... Связь вечером... Вертолет только завтра к десяти может прилететь... Лишь бы не открытый перелом!"
– Что случилось, Лена? – запыхаясь, спросил он, подбежав к девушке.
Она полулежала на отполированной поверхности камня на боку в странной, неудобной позе и как бы пыталась достать левой ногой соседний валун. Обойдя девушку со спины, Сережа быстро просунул ей руки подмышки, чтобы усадить ее нормально и рассмотреть травму.
– Ты чего, начальник? – довольно грубо разъединила Лена Сережины пальцы, сцепленные у нее на груди и оттолкнула его руки.
Она вдруг встала во весь рост и, переминаясь на своих совершенно здоровых, стройных ногах в синих спортивных брюках, полосатых гетрах и заграничных кроссовках, вдруг заявила с вызовом:
– Я не пойду по валунам!
– Чего? – не понял Сережа.
– Я не пойду по наледному полю, – сбавила тон девушка и уже совсем тихо закончила, – я воды боюсь.
– Воды?
– Да, воды!
– Но мы же не по воде, а по камням...
– А между ними – вода.
– Ну, дела! – обескураженный начальник сел на свой рюкзак и достал из нагрудного кармана сигареты. – А как же твой первый разряд по спортивной гимнастике? Ты же говорила, что и на батуте прыгала, и в секцию скалолазания какое-то время ходила?
– Ну ты чего, совсем бестолковый? – грубо ответила Лена, старавшаяся не смотреть вниз. – Я высоты не боюсь! Если бы не было воды, я бы тебе еще фору дала по этим камням!
– Если бы, да кабы..., – Сереже не понравился тон радиометристки – так с ним давно уже никто не разговаривал. – Толковая дамочка, видите ли, водички боится, а из-за этого бестолковый геолог должен один по скалам лазить... Ладно, оставь мне радиометр и вали в лагерь. Займись лепешками.
Уложив в рюкзак радиометр, Сережа дождался, когда девушка поднимется по откосу к тропе, резко повернулся и рванул вперед, делая двухметровые прыжки с одного валуна на другой. Остановился он только километров через семь, после того, как три раза подряд споткнулся. Ноги устали от непривычной ходьбы и надо было отдохнуть. Не хватало ему сейчас только грохнуться между камнями.
Закурив сигарету, Сережа задумался о том, как лучше построить маршрут, чтобы разобраться с геологией этого участка. Теперь, в одиночку, без страховки о том, чтобы подняться на водораздельную гриву не может быть и речи. Придется ползать у подножия скал, а там предшественники уже сделали все, что можно. Ясно, как божий день, что разгадка этой головоломки находится на самом верху.
Увлекшись своими грустными размышлениями, геолог от неожиданности чуть не свалился с валуна, когда вдруг услышал из-за спины громкое и требовательное:
– Отдай радиометр!
Это была, конечно, Лена. Лицо у нее было чуть припухшее, глаза красные – видно было, что она недавно ревела.
– Так и заикой можно сделать! – постарался за шуткой скрыть свой настоящий испуг Сережа. – Интересно, как это дамочка здесь оказалась? Кто-то краник открыл и водичку спустил?
– Я не дамочка! – сердито ответила Лена. – Давай радиометр!
Только сейчас Сережа заметил исцарапанные руки девушки, в двух местах порванные шикарные шерстяные брюки и догадался, что первые два километра, пока была вода между валунами, она продиралась по берегу – по стланикам. Достойно оценив ее порыв, он серьезно ответил, развязывая рюкзак:
– Теперь вижу, что не дамочка. На, держи свою бандуру.
Часа через полтора они были уже под скалами и Сережа, размотав капроновую веревку, инструктировал радиометристку, как она должна его подстраховывать. Вообще-то он понимал, что без альпинистского снаряжения, без крючьев и карабинов надежность этой страховки будет не слишком высокая, но это все-таки лучше, чем вовсе ничего.
Закрепив на груди конец веревки и поставив девушку в удобное место, откуда ей будет виден весь его путь на вершину, геолог начал подниматься по расселине. Через каждые четыре-пять метров он забрасывал свободно болтающуюся веревку за какой-нибудь выступ, в чем и заключалась страховка – если он свалится, то веревка, другой конец которой потихоньку стравливала девушка, натянется и он пролетит не больше этих самых четырех-пяти метров. Будучи студентом, Сережа видел на соревнованиях, как насмерть разбился кандидат в мастера спорта по скалолазанию, упавший с высоты всего метра три, но сейчас он старался об этом не думать.
В одном месте он провозился больше получаса – никак не мог преодолеть небольшой, но очень уж гладкий, без единой зацепки участок скалы. Наконец ему это удалось и дальше все пошло как по маслу. Выше скала не была такой уж крутой, поэтому он перестал закидывать на выступы веревку и это чуть не стоило ему жизни.
Очень быстро преодолев последний отрезок, Сережа выбрался на край верхней площадки, выпрямился, сделал шаг вперед и... веревка натянулась и резко дернула его назад, к пропасти. Потеряв равновесие, за какие-то доли секунды, фактически уже падая спиной, он ухитрился сделать единственно возможное в этой ситуации для спасения – сильно оттолкнулся ногами от скалы, вернув вертикальное положение своему телу, и, пролетев всего метра полтора, зацепился ладонями за край выступа. Больно ударившись сразу и лбом, и грудью, и коленками о камень, он все-таки не сорвался и, повисев несколько секунд, пережидая острую боль, быстро подтянулся и ползком выбрался на вершину.
Минут пять он лежал ничком, тяжело дыша и соображая, что же произошло. Ну конечно, Лена не ожидала таких быстрых его перемещений и не успела стравить веревку. А веревка капроновая – она растянулась немного, а потом резко дернула назад...
– Вот так, Сергей Николаевич, – заговорил вдруг сам с собой Сережа, – не надо суетиться – это вредно для здоровья.
Выкурив подряд две сигареты и убедившись, что отделался всего лишь легкими ушибами и ссадиной на лбу, Сережа поднялся во весь рост, помахал, как ни в чем не бывало, девушке рукой и крикнул ей, чтобы отпустила свой конец веревки. Достав из рюкзака молоток и полевую сумку, он занялся делом.
Уже через два часа он понял, в чем заключается здесь весь фокус с залеганием горных пород и даже немного расстроился, потому что, если бы немного пошевелить мозгами там, внизу, то можно было сюда и вовсе не лазить.
Спустился вниз по веревке, он буквально за несколько секунд – уж этому-то его хорошо научили в свое время в альплагере. У встречавшей его девушки опять было зареванное лицо.
– Лена, ты чего такая рёва-корова? – пошутил Сережа. – Ты же спортсменка, а в здоровом теле – здоровый дух!
– Я же тебя чуть не угробила! – всхлипнула девушка.
– Это я сам себя чуть не угробил! Откуда ты могла знать, что я так рвану! Ладно, не бери в голову. Все живы и здоровы, важнейшая геологическая задача решена, так что собирай манатки, сматывай веревку и потопали домой. Только Ларисе ничего не говори!
Вернувшись в лагерь, Сережа отозвал в сторону Игоря и "оттянул" его:
– Ты чего мне не сказал, что она воды боится?
– Знаешь, – опустил глаза геолог, – я ей просто обещал...
– "Обеща-а-ал", – передразнил товарища Сережа. – А как же ты с ней работаешь? Как вы речки переходите?
– Как, как! Просто. Она глаза закроет и я ее перетаскиваю на закорках. А когда по валунам надо прыгать, тут проблема. Один раз через небольшой ручей часа три переползали – я стою между камнями в воде, а она встает мне на плечо... А слез было!
– Да уж, такая деваха мощная, а глаза все время на мокром месте. Не знаешь, почему это у нее с водой такие проблемы?
– Говорит, еще в садике чуть не утонула в бассейне...
Через неделю была большая перебазировка. Игоря Сережа отправил вместе с оленеводами готовить новый лагерь, а сам решил выполнить, по совету Брички, геоморфологический маршрут. Девушки измеряли ширину террас, высоту их уступов, а он только записывал все это в пикетажке.
– А с гаремом, оказывается, очень даже приятно работать, – пошутил он на обеде, – надо будет и на съемочные маршруты перенести этот опыт – сидишь себе и командуешь: ну-ка, мадмуазель, принесите мне камень вон с той скалы, а Вы, мадам, замерьте элементы залегания вон того пласта...
– А не потолстеешь на такой работе? – тут же съязвила Лариса.
– И это было бы замечательно! А то вчера пришлось новую дырку на ремне прокалывать.
Уже после обеда вышли на берег достаточно крупной реки. Предстояло перебираться на другой берег по грудь в воде. Тут не перевезешь девушек ни на закорках, ни на плечах – течение быстрое и надо идти с шестом. Сережа с опаской ожидал реакции Лены, которой никто пока ничего не говорил про переправу, и опасался совсем не напрасно.
Переведя на противоположный берег Ларису, которой вода доходила почти до шеи, он вернулся к Лене и услышал категорическое:
– Я не пойду!
Как ни уговаривал ее Сережа, как ни успокаивал, что она будет держаться за его ремень и ничего ей не грозит – ведь прошла же Лариса, которая на голову ниже ее, девушка наотрез отказалась даже подойти близко к берегу. Он и стыдил ее, и орал на нее, и пугал, что она одна здесь останется и все медведи сюда сбегутся... Но она почти не реагировала – сидела под деревом с каменным лицом, сильно сжав побелевшие пальцы и молча однообразно отрицательно мотала головой.
Сережа попробовал подойти с другого боку:
– Я тут перед ней два часа стою мокрый, унижаюсь, упрашиваю... У меня же воспаление легких будет!
Но и этот ход тоже не возымел никакого действия, и тогда Сережа просто озверел:
– Я кому сказал! – вдруг заорал он на девушку, расстегнул кобуру, достал "ТТ" и высадил всю обойму в ствол дерева, под которым сидела девушка.
Когда отгремел последний выстрел, Лена, с квадратными глазами, в каждом из которых светилось по слезе, размером с большую жемчужину, поднялась и покорно пошла к реке. Сережа поднял с земли шест, обогнал ее, заставив взяться рукой за его ремень, и побрел по воде.
Выбравшись на берег, где Лариса уже развела большущий костер, Сережа вдруг повернул назад, заявив рыдающей во весь голос девушке:
– А теперь еще разок пройдемся, чтобы ты никогда больше не боялась этой воды!
Пройдя послушно метров десять по пояс в воде, замолчавшая, наконец, Лена отцепилась от ремня, развернулась и сама быстро побрела к берегу.
Подсушившись у костра, они вышли на тропу и уже через два часа ужинали в установленной Игорем палатке.
С этого дня Лена совершенно не боялась воды. Когда стояли на берегу Теплого озера, Лариса быстро научила ее плавать и в одну из камералок они даже переплыли на противоположный солнечный берег и позагорали там голые, спрятавшись от взглядов мужчин за крупными ледниковыми валунами. (Игореша, конечно же, подглядел, но на этот раз ничего не сказал начальнику, склонившемуся над картой, а просто достал из его рюкзака бинокль и, отойдя подальше от лагеря, забрался на дерево…)
Перед тем, как сесть в вертолет в конце сезона, Лена подошла к начальнику и поцеловала его в щеку.
– Спасибо, Сережа, за воду! Только дай слово, что больше никогда не будешь стрелять над головой у девушки.
– Не дам я такого слова! – рассмеялся начальник. – Оказывается, это лучшее средство от страха!
17. Дожди
Осень, как ей и положено, заявила о себе нудными дождями. Подчистив все "хвосты" по камералке, геологи отсыпались, выползая из мокрой палатки только на заготовку дров. Все истории были уже рассказаны, все песни перепеты и теперь они накинулись на привезенные оленеводами с базы журналы. Целыми днями через шепот мелкого дождя слышалось только шуршание страниц. Но и чтение надоело, и сперва начальник, а потом и все остальные начали выходить по одиночке под дождь в накидках, чтобы собрать ягод, грибов или просто побродить по мокрому угрюмому лесу. В один из таких выходов, буквально в ста метрах от палатки Сережа столкнулся нос к носу с сохатым.
Крупный горбоносый зверь в черно-бурой шкуре, с огромными рогами, вместо того, чтобы развернуться и ускакать, громко ломая ветки, как это было при каждой встрече с лосями летом, неожиданно для геолога нагнул голову и, выставив вперед лопатины рогов, сверкая красными от ненависти глазами, раздувая ноздри, начал бить в землю передними копытами так, что полетел в стороны мох.
"Ё мое, у них же гон сейчас! – не на шутку перепугался Сережа, доставая из кобуры пистолет. – "Он же во мне соперника увидел! Сейчас драться полезет!"
И действительно, сохатый, покопав копытами землю, ринулся на него. От мощного удара рогами геолога спасло небольшое дерево, за которое он спрятался. Он даже почувствовал горячее дыхание зверя. Не достав своего соперника, сохатый отбежал метров на десять, круто развернулся и с налету опять врезал рогами по березе. Убедившись, что ствол у березы достаточно крепкий, лось забежал с другой стороны и повторил атаку. Естественно, Сережа, отступив на несколько шагов, опять спрятался за стволом. В очередной раз ударившись рогами о дерево, сохатый чуть отступил, поднял голову к серому небу и затрубил неожиданно высоким, не соответствующим его размерам и устрашающему виду голосом.
Воспользовавшись этим моментом, Сережа трижды выстрелил из пистолета зверю прямо в открытую грудь. Сохатый перестал трубить и замер, как бы прислушиваясь к неожиданно пронзившей его боли. Потом он медленно опустил голову и посмотрел на геолога уже не гневными, а какими-то грустными и усталыми глазами. Так и стояли они несколько минут глаза в глаза, пока зверь не пошатнулся и не завалился на бок.
Сзади раздался треск сучьев и Сережа опять быстро спрятался за дерево, подумав, что на трубный зов явился другой лось, но это был Игорь со своим наганом в руке.
– Вот это да! – изумился Игорь, увидев мертвого сохатого. – Тут же около полтонны мяса! Как ты к нему подкрался?
– Это он ко мне подкрался, – ответил неохотно Сережа, пряча в кобуру пистолет. – Я наохотил, а ты давай разделывай.
– Ну, это мы могём! Это мы мигом! – отозвался Игорь, доставая из ножен свой тесак. – Как раз ножичек сегодня подточил. Только я один все не утащу.
– Возьмешь на жареху сердце, печенку, язык, ну и, конечно, грудинку захвати и одну заднюю ногу. Остальное развесь на деревьях. Завтра оленеводы придут – развезут в отряды ребятам.
Подошли девушки и Лариса сразу же накинулась на Сережу:
– Зачем ты убил такого красавца?! Куда нам столько мяса?! И так скоро в лесу ни одного зайца, ни одного оленя не останется! Бамовцы на вертолетах за всем живым гоняются, а тут еще ты...
– Ну ладно, ладно, полегче ты! – оборвал девушку начальник. – Это он на меня кинулся. Вон, смотри, сколько земли копытом наковырял. А вот на дереве следы рогов. Эта береза меня от смерти спасла!
Вечером устроили шикарный ужин с печенкой и сердцем. От жареного языка девушки почему-то наотрез отказались и геологи вдвоем уплетали за обе щеки это нежное деликатесное мясо. А на следующий день были настоящие бифштексы с грибным соусом, пельмени и целое ведро вареной грудинки. Игорь с обеда до вечера, не поднимаясь, лежал на спальнике, поглаживал свой раздувшийся живот и периодически произносил свою любимую фразу: "Хорошо бы ишшо!..."
За две недели так надоело валяться на спальнике, что Сережа начал один ходить в короткие маршруты прямо в дождь. Опишет в черновике 2-3 обнажения, пока не промокнет насквозь, потом сидит и сушит у печки свою одежду. Ларисе, попытавшейся пойти с ним, он дал "отбой":
– Дождь кончится – за пару часов проведем радиометрию. Чего тебе зря мокнуть. Да и прибор твой влаги боится.
Однажды Сережа не явился ни через час, как обычно, ни через три, ни через пять и Игорь с девушками отправились на его поиски. Нашли они своего начальника на берегу реки. Он сидел на рюкзаке под нависающей скалой и, положив подбородок на колени, смотрел в огонь небольшого дымного костерка.
– Ты чего, Серега? – спросил Игорь. – Мы его потеряли, думали, что-то случилось, а он сидит тут и в костер пялится.
– Ну что, человеку и одному нельзя побыть? – недовольно пробурчал Сережа. – Надоела эта палатка хуже тюрьмы!
– А помнишь, как Афанасьич прошлой осенью говорил: "Нюни не распускать, держать хвост пистолетом!
– А кто распускает?! – возмутился Сережа.
– Кто, кто, – огрызнулся Игорь, – дед Пихто! Палатку, свой родной дом тюрьмой обозвал и еще спрашивает: "Кто?"
– Да причем тут палатка! Работа стоит!
Когда возвращались в лагерь, Лариса вдруг остановилась и показала пальцем:
– Смотрите, бурундук мертвый лежит!
Прилизанный дождем полосатый зверек лежал, вытянув передние и задние лапки, на холмике свежевыкопанной земли рядом с большой ямой.
– Помер от тоски, – объяснил Игорь. – Видите, медведь его норку разрыл и все кедровые орехи, которые он на зиму запас у себя в кладовке, сожрал. Приходит бурундук домой, а тут такой разгром. Вот сердце и не выдержало. Нет, правда, это мне дед оленевод в прошлом году рассказал. Я специально одного мертвого зверька внимательно рассмотрел – у него никаких ран, царапин.
– Жалко бурундука, – тихим голосом сказала Лариса, а потом погрозила кулаком в лес. – Я бы этому грабителю, попадись он мне, ноги-то повыдергивала!
Все рассмеялись, представив, как маленькая Лариса "выдергивает ноги" громадному медведю.
– Кстати, тот дед мне сказал, что не только бурундуки умирают от тоски, – заявил, ехидно улыбаясь, Игорь, когда они подошли к палатке, – но и некоторые слабонервные начальники партий, которые не могут переждать каких-то три недели дождя...
– Не дождешься! – сунул фигу под нос товарищу Сережа. – И не мечтай! Я тебя еще погоняю в маршруты! Каждый день будешь у меня подходы по десять километров делать! И вообще, этот бардак мне надоел и я, наделенной мне властью, объявляю завтрашний день, пятнадцатое сентября, началом бабьего лета! Собрать рюкзаки с вечера, и сразу после завтрака выходим!
Хотите верьте, хотите нет, но утром действительно выглянуло солнце и вновь завертелась привычная маршрутная карусель.
18. Лариса
Прав был Бричка – последние маршруты пришлось делать по снегу. Тут уже не до лишних разговоров, когда деревенеют ноги в резинках и пальцы примерзают к компасу, но все, кто не добрал до сорока двух маршрутов, понимали: лучше уж немного померзнуть, чем выслушивать потом на защите ехидные замечания про "некоторых бездельников, которые ездят в поле только рыбу ловить, да грибы собирать".
В маршруты теперь ходили с базы, вокруг которой специально для такого случая была оставлена большая не заснятая "дыра".
Лариса наотрез отказалась поселиться на базе с начальником в одной палатке – стыдно ей, видите ли. Привыкший уже к "семейной" жизни Сережа, злился – ему уже мало было поцелуев на точках наблюдения и в обед у костра. И тогда он придумал двухдневные маршруты, объяснив коллегам, что нельзя оставить не прослеженной границу гранитного массива, а это было довольно далеко от базы. Как раз сильно потеплело, сошел весь снег, а контакт действительно нужно было прослеживать, поэтому никто не удивился такому производственному рвению начальника.
Уходили они рано, еще в сумерках, до обеда добирались до места и делали до вечера часть маршрута. Останавливались там, где заставала темнота, лишь бы дрова, да вода были рядом. Уже при свете костра Сережа обычно доделывал их ночлег – изогнутый навес из жердей, к которым прикреплялась полиэтиленовая пленка. Навес прекрасно отражал тепло от большого костра и под ним на высокой перине из лапника, покрытой куском брезента, было по-настоящему жарко. В первую из таких ночевок Сережа только и разглядел свою будущую жену во всей красе и сразу вспомнил Светино: "Увидишь еще, Сереженька!" Здесь не надо было никого таиться, говорить тихим шепотом, но Лариса все равно иногда замирала, съежившись, и жаловалась, показывая глазами на черное пространство за костром:
– Мне кажется, за нами весь мир наблюдает... И даже космонавты оттуда подглядывают.
– Ну и пусть завидуют! – смеялся Сережа. – Когда они еще своих жен обнимут!
За ночь приходилось несколько раз вставать подбрасывать в костер дрова, но все равно они хорошо высыпались – ночи теперь были длинные, осенние. А утром, позавтракав, продолжали вчерашний маршрут и, закончив его к полудню, возвращались на базу.
Но скоро и этой возможности побыть вдвоем у них не стало – опять выпал снег, и теперь уже, наверняка, окончательно.
Так случилось потом, что встретились они после окончания сезона только через полтора года, когда Сережа приехал в Питер в отпуск. А еще через полгода на новой базе партии – на берегу той самой горной речушки, через которую по веревке переправлялись тогда в дождь Игорь со Светой, состоялась полевая свадьба с шампанским и всякими деликатесами на большом столе из жердей, с криками "Горько!" и танцами под магнитофон до упада (а падали часто из-за большого количества пеньков на "танцплощадке"). Не было только белого платья и фаты у невесты, да и жених, вместо черного костюма, был в старой выцветшей штормовке. Но это никого не смущало. Это потом, много лет спустя Сергей Николаевич однажды, будучи сильно под хмельком по случаю какого-то праздника, ни с того ни с сего, вдруг начал допытываться у жены:
– Слушай, Мамуля, а может быть, я тебя тогда обидел, что ничего этого не было? Ведь все девочки мечтают о подвенечном платье, о марше Мендельсона...
– Смертельно обидел! – то ли в шутку, то ли всерьез сердито ответила Лариса Ивановна. – Кстати, ты даже кольца тогда не купил... Да помню, помню, что в магазине не оказалось моего размера, когда шли расписываться в поссовет. Надо было заранее побеспокоиться! Вот и хожу теперь, как старая дева – без кольца, мужики пристают... Я думаю, еще есть возможность все исправить. Завтра снимаешь с книжки все, что у нас там есть, покупаешь белое платье, фату, кольца. Ты обойдешься – вон черный костюм висит почти новый. Приглашаем в кафе человек сто гостей – пусть орут: "Горько!", заказываем Мендельсона...
– Я ей серьезно, а она...
– Чего ты, пьянь голубая, вдруг про это вспомнил? Скоро дочку замуж выдавать, а он про мою фату спрашивает.
Так он и не понял ничего толком, но переспрашивать не решился. Разве можно понять этих женщин, что у них на уме?!
19. Ликвидация
В середине октября отправили студентов и рабочих, распрощались с оленеводами и засели за окончательную "подчистку" пикетажек, рабочих планшетов и аэрофотоснимков, за отстройку геологической карты, карты фактического материала, за составление информационной записки по результатам сезона. И тут начались неприятности, которых Сережа уж совсем никак не ожидал.
Нет, больше никто не терялся и не сбегал, не тонул и не горел. Просто Маша Снигирева поставила ему ультиматум:
– Окончательную карту буду делать я одна!
– Как это одна? – не понял Сережа, – ты же на северо-западе вообще не была!
– Ничего, возьму ваши пикетажки, литологические дорожки, снимки и построю.
– Обойдешься! – отрезал Сережа. – Восток и юг твои, а на северо-запад у меня уже сложилась карта в голове.
– А мне наплевать, что у тебя там сложилось! Ты первый сезон на съемке, налепишь там всякой ерунды, а мне потом краснеть на защите. Я старший геолог и головой отвечаю за карту. И Бричка мне так сказал перед выездом.
– А я, между прочим, – начальник партии, ответственный исполнитель работ, – взорвался Сережа, – и северо-запад буду сам отстраивать! И мне наплевать, что тебе там Бричка сказал!
Этот скандал в камеральной палатке длился целых полчаса. В чем только не упрекала Маша своего начальника! И снимки-то он не умеет дешифрировать и пород каких-то навыделял, которых здесь никто никогда не видел, и выводы-то у него по маршрутам дурацкие, и масштаба нет под некоторыми рисунками, и границы гранитного массива на два километра "не бьют" с предшественниками... Наконец, Сережа не выдержал, обозвал старшую геологиню "набитой дурой" и ушел к себе.
– Женя, чего это со Снигиревой случилось? – спросил он у Светлякова, разминая подрагивающими пальцами сигарету. – То: "Сереженька, Сереженька, приходи к нам чай пить с вареньем", а сегодня – как с цепи сорвалась!.. У тебя спирта не осталось?
– Да слыхал я, как вы орали в камералке, – рассмеялся Женя и достал из вьючного ящика початую бутылку. – Не бери в голову, начальник. Просто у девушки "переходный возраст" – за тридцать перевалило. Понравился ты ей, она под тебя "клинья" подбивала, подбивала, а ты вчера брякнул, что после защиты к своей Лариске в Питер в отпуск смотаешься. Вечером она Игореше допрос с пристрастием учинила, ну, тот и раскололся, что вы спали вместе...
– А ты откуда все узнал?
– Так она ж подруга семьи, я с ней вместе восемь сезонов отпахал, цистерну водки выпил... Правда, мне больше досталось... Ну, давай, Сережа, хряпнем, чтобы бабы в девушках не засиживались!
Карту все-таки они делали вдвоем, хотя после того скандала уже не могли даже сидеть рядом за одним столом. История имела продолжение. После защиты полевых материалов, которая прошла вполне успешно, Сережа написал рапорт, в котором требовал либо убрать Снигиреву из партии, либо снять его с начальников и перевести куда-нибудь. После долгих тягомотных разбирательств в геолотделе, профсоюзе и у Александры Андреевны, Машу убрали, а на ее место назначили только что устроившегося в экспедицию опытного геолога, с которым Сережа потом хлебнул горя уже по самые ноздри. Так уж катастрофически не везло ему в первые годы на старших геологов. С Машей они два года не разговаривали и даже не здоровались, хотя жили в одной общаге и работали в соседних кабинетах. Помирились только когда она вышла замуж и родила двойню.
Закончили камералить, приготовились улетать домой. И тут оказалось, что авиаторы отказываются лететь на Хами – требуют у экспедиции возвращения долгов. Так и сидели "на чемоданах" до седьмого ноября.
Вертолет прилетел совершенно неожиданно в самый разгар праздника, во время импровизированной шуточной демонстрации. Пришлось в панике скручивать спальники, снимать палатки, вытряхивать из печек горячие угли... Командир личного вертолета главного якутского начальника, в парадном кителе и при галстуке, только морщился, наблюдая, как в его чистенький, нарядный пассажирский салон бородатые парни грузят свои баулы, ящики, едва свернутые прокопченные палатки и жестяные трубы, из которых сыплется сажа.
Только взлетели, радостно возбужденный радист-завхоз прокричал Сереже в ухо, перекрывая голосом рев двигателей:
– Я только сейчас окончательно поверил, что нас уже не затопит!
– Ничего бы с тобой не случилось – улетел бы на пиле! – ответил улыбающийся начальник.
А часа через четыре, сдав секретные материалы и оружие, приняв душ и переодевшись в слегка помятый костюм, Сережа сидел уже за праздничным столом и чокался с друзьями "за тех, кто в поле".
Так закончился этот полевой сезон для Сережи Савельева. Будет у него еще много сезонов и много всяких ЧП: два трупа, переломы, аппендицит, много заблудившихся, порубившихся и допившихся до белой горячки подчиненных. Будут и скандалы с геологами, и выговоры от начальства. Но именно это "поле" запомнится ему на всю жизнь как самое тяжелое, потому что впервые он в эти месяцы в полной мере ощутил на себе груз ответственности за жизнь и здоровье многих людей, за выполнение большой и нужной работы. Впервые его так жестко и не всегда справедливо хлестали текстами радиограмм и формулировками приказов. Этот сезон научил его лучше понимать людей, быть всегда готовым к нестандартным ситуациям, и главное – "держать удар".
Они часто потом вспоминали с женой этот первый их совместный сезон. Почему-то им обоим запомнились только смешные и забавные случаи. Но из бережно сохраненного в домашнем архиве журнала радиосвязи было видно, что веселого в тот год у молодого начальника было не так уж и много.
При первой встрече после сезона бывший Сережин начальник, Василий Николаевич Боковушкин крепко пожал ему руку, похлопал по плечу и поздравил:
– Ну, теперь ты у нас весьма ценный кадр – за тебя двух небитых дают!
Конец