«Доктор, ведь ты же давал клятву гиппопотама? Так же ведь? Я, ведь, ещё поживу, а доктор?» - в то время, пока ассистенты боролись с непослушным руками пациента, привязывая их к распятию операционного стола, был слышен бодрый, слегка фальцетящий, голосок того-самого пациента.
Я лежал на казённой койке, всё существо своей боли, сдавивши в одну, едва заметную точечку, думая: « А на сколько тебя, такого разудалого, хватит в этой жизни?
Вот сейчас тебе «отхватят» правую, а где-то через месяц и левую ногу… и что?.. что ты будешь тогда из себя представлять? Останется ли у тебя этот бодрый, почти даже начальственный тон, когда ты станешь (по общепринятому мнению) получеловеком, обузой, вечно брюзжащим, дурно пахнущим обрубком? Ты, конечно сейчас «на коне»: работа, всё такое, жена опять же…, а что потом? Кому ты будешь нужен в этой огромной стране, которой и до здоровых, несущих её на своих плечах, людей дела-то нет? Куда денется та чистая и большая любовь той единственной, которая заплаканная выбежала из отделения нашей хирургии? Тебе, братишка, придётся начинать всё с начала, а это в твои 36 не так уж и просто… ».
Через незакрытую дверь операционной после звяканья инструментов и хрустящего корябающего слух, звука, послышался глухой стук чего-то массивного о ведро….
Затем, спустя некоторое время, послышалась какая-то нехарактерная возня, короткие, почти окрики, реплики хирурга. Суета эта продолжалась ещё минут шесть – восемь и затем хриплый голос хирурга выдал: «Вот тебе и клятва Гиппопотама!..»
Мимо прогрохотала тележка с накрытым с головой телом, а возле меня уже «заряжали» свои «орудия» анестезиологи и мне оставалось лишь одно: действительно верить, что эту-самую клятву гиппопотама, тот человек, который меня вот-вот будет резать, действительно давал и верен ей по сей день….
Сентябрь 09.