Все когда-нибудь случается впервые. Сегодня Ленчику впервые выбили зуб. Передний. Верхний. На самом виду.
Зуб лежит в кармане энцефалитки, а Ленчик сидит на валуне и ледяной водой из ручья споласкивает разбитые губы, опухший нос, часто сплевывая накопившуюся во рту кровь. В глазах у него слезы. Больно. Обидно.
В сущности, он сам во всем виноват. Сергеич, начальник отряда, еще в начале сезона предупреждал, что, мол, ты, парень, доиграешься – получишь когда-нибудь за свои хохмы.
Леня – студент из Питера. Гитарист, балагур и заядлый рыбак. Но еще он – хохмач, и просто неистощим на безобидные розыгрыши, подначки, сюрпризы. При этом никогда не повторяется – если уж под кем-то один раз развалился раскладной стульчик, то второго такого случая уже не будет. А будет другое: в солонке окажется сахар, а в кружке, из которой запивают спирт – тот же самый спирт; на последнем крючке в закидушке вместо ожидаемого тайменя вынырнет рваный сапог...
Студентки Света, Лена и Валя теперь каждый вечер проверяют перед сном свои спальные мешки (впрочем, Свете-то бояться нечего). Ох и визгу же было в первые дни, когда кто-нибудь из них, залезая в спальник, натыкался на колючку или кусок холодного, скользкого кабеля, на ощупь похожего на змею!
Валя однажды, перед тем как укладываться спать, вытащила и протряхнула вкладыш, убедилась, что в спальнике нет никаких сюрпризов и залезла в него. Но когда попыталась, как обычно, повернуться на правый бок, - не получилось. Мешок будто прилип к доскам. Оказалось, что он изнутри прибит большущими гвоздями к нарам, а концы гвоздей аккуратно загнуты и вбиты в дерево. Часа два девчата возились с этими проклятыми гвоздями.
Над Леной так вообще несколько дней потешался весь отряд. Ленчик в ее спальнике под вкладышем разложил змейкой суровую нитку, конец которой, проколов дырки, вывел на улицу. Когда девочки улеглись и затихли, Ленчик собрал возле палатки все молодое мужское население лагеря и стал потихоньку натягивать нитку. Тишина. Потом кто-то заворочался, раздались шлепки ладошкой по спальнику и сонные чертыханья. Ленчик выждал пока все успокоится и опять потянул. Началась шумная возня. На удивленные вопросы проснувшихся подруг Лена зло ответила: “Да муравей в спальник залез! Ползает и ползает, зар-р-раза!” Полог палатки откинулся и, в чем была, выскочила Лена со спальником. Мужики, уже долгое время через силу сдерживавшие смех, так и покатились от хохота. Девочка, перепугавшись, кинулась назад, зацепилась за печку, с которой с грохотом свалился тазик, подруги завизжали... Весь лагерь был “поставлен на уши”. Даже начальник прибежал в трусах и с карабином.
Не трогал никогда он только Светку, Егорова, да геологиню Лениванну. Один раз досталось даже Сергеичу. Часа два он разжигал печку на базе партии. Дымит, вражина, в балке - не продохнуть. Он уже десять раз проклял и сырые дрова, и безветренную гнусную мокреть, и того кретина, который сварил печку с таким узким патрубком. Потом выбросил на улицу закопченные чадящие поленья и убедился, что труба не сильно закоптилась - на дне печки было большое отчетливое пятно проходившего через нее света. Сходил в баню за сухими дровами, нащипал лучин, настрогал “петушков”, аккуратно все это сложил, поджег и... весь дым опять был в балке. Матерясь и проклиная все на свете, Сергеич со всего маху врезал обухом топора по звонкой стальной трубе, чтобы выбить из нее все остатки сажи. Что-то негромко шлепнулось на крышу, а потом блямкнуло на камнях. И тут же появилась тяга, печка весело загудела. У балка на земле он нашел осколки тонкого стекла.
– И когда этот паршивец успел на крышу залезть и трубу прикрыть? Только-только вездеход разгрузили, – проворчал про себя начальник. – А ведь следили, наверное?
И точно, в сторонке под навесом балдел и укатывался почти весь его отряд. Сергеич беззлобно погрозил им измазанным сажей кулаком и скрылся в балке.
До сих пор Ленчику все сходило с рук. Пару легких подзатыльников – не в счет. Ну, еще кто-то ведро воды в спальник вылил, сунули в сапог хариуса, насыпали песка в капюшон штормовки, измазали во сне сажей... Зато всегда было весело в поисковом отряде.
Студенты, попавшие к съемщикам, жаловались при редких встречах на базе, что у них – скукотища. Ни ночных костров, ни песен, ни анекдотов. Геологи только и возятся со своими образцами и пробами, да спорят до посинения про свои гнейсы.
Сегодня хохмач задумал проучить Витьку, своего закадычного друга-соперника за то, что он подарил Светке букет цветов. Ленчик вытащил из чехла Витькиного разборного надувного матраца одну секцию и хорошо ее надул. Получилось упругое резиновое бревнышко. Один конец он примотал к перекладине, а другой оттянул и закрепил хитро протянутой ниткой. Когда Витька, нагнувшись, будет входить в палатку и отбросит полог, - нитка порвется и он заполучит неожиданный резиновый шлепок снизу в лицо.
Эффект обещал быть замечательным, поэтому Ленчик намекнул девочкам, что ожидается хохма и они все трое расселись у входа в палатку в ожидании бесплатного спектакля. Витюня что-то задерживался у ручья и Ленчику пришлось развлекать девочек враньем из личной жизни. Он так увлекся, что не заметил, как к палатке подошел Егоров. А когда тот нагнулся и со словами: “Виктор, где журнал?”, – отдернул полог – было уже поздно. Резиновая пружина распрямилась и смачно шмякнула горного мастера по физиономии. От неожиданности он вскрикнул, отскочил назад метра на два и, зацепившись за что-то, грохнулся на землю.
В отряде зануду Егорова не любили, а студенты даже немного побаивались и за глаза называли его “Рембо”. Никому бы и в голову не пришло над ним посмеяться или подшутить. Но все произошло так быстро и испуг этого вальяжного, плечистого матерого полевика был настолько силен и неожидан, что последовал просто взрыв смеха. Впрочем, смеялись не долго. Егоров тут же вскочил и ударил сидевшего на пеньке Ленчика кулаком прямо в лицо...
– Гад!... Сволочь!... Фашист!.., – всхлипывает Ленчик, ощупывая ссадину на губе. - Я же не для него... Гад! Гад!
Он представил, как заявится в лагерь с разбитой физиономией, как будет ухмыляться Рембо, как Светка начнет острить по поводу щербатости... и застонал от унижения и обиды.
“Убью гада!, – вдруг подумал он, вспомнив куда прячет начальник затвор от карабина, представил, как Рембо будет ползать на коленях. - Убью!”
В лагере забрякали железякой на ужин. Рявкнул вездеход и застучал траками по каменистой дороге. За спиной хрустнула галька. Светка! Ленчик отвернулся и уставился в воду.
– Пошли ужинать, хохмач. Я кашку манную сварила – мясо теперь тебе не по зубам...
– Уйди, дура!, – зло огрызнулся Ленчик.
Светка подошла вплотную, встала на коленки за его спиной и обняла обеими руками, положив голову на плечо.
Ленчик просто задохнулся от таких нежностей, съежился весь и даже не дышал какое-то время. Светка, от каждого случайного прикосновения которой у него подпрыгивало сердце, прижалась сейчас к его спине и нежно перебирала его волосы. Но он все-таки проглотил комок в горле и сказал севшим голосом:
– Целоваться не будем – я не в форме.
Светка заливисто рассмеялась, дернув его за чуб, а потом сказала, вставая с коленок:
– Почти уже в форме! Нацелуемся еще. Кстати, со щербатыми еще не приходилось. Ладно, пошли на ужин. Там такой тарарам из-за тебя был! Начальник отправил Егорова в контору и сказал при всех, чтобы не попадался ему по пьянке – изуродует. Это Сергеич-то, ходячий скелет! Трусоват оказался Рембо. Все боялся, что горняки ему напоследок накостыляют. Теперь ты у нас горным мастером. Никаких тебе каникул – будешь пахать до ноября. По канавам план не сделаешь – начальник шкуру спустит.
– И чтобы никаких больше хохмочек, – сымитировала она беглый окающий говорок Сергеича. – Сегодня – зуб за зуб, а завтра – око за око. Только трупов мне в отряде не хватало!
Немного помолчав, Светка добавила:
– Я, может, тоже останусь до ноября. Возьмешь личным радиометристом?
Ленчик встал с камня, повернулся, впервые прямо взглянул в Светкины зеленые глаза, но тут же смутился, потупился. Однако натура взяла свое и он ответил, слегка шепелявя:
– Посмотрим на Ваше поведение, мадмуазель.
Вдали последний раз рыкнул ГТТ, увозивший Рембо. Солнце спустилось к самому хребту, небо посинело. Горы вокруг стали темно-шоколадными с голубоватыми заплатами так и не растаявших снежников. Красота! И не надо никого убивать. И впереди – сезон до ноября. И в ладони теплая Светкина ладошка. Ленчик подумал, что за такое два зуба не жалко и впервые за этот вечер улыбнулся распухшими губами.