Сашка отправился ночью по нужде и пропал. Случись такое в городской квартире, потерявшегося быстро бы обнаружили где-нибудь между ванной и унитазом, но из официальных документов следовало, что “поиски затруднены в связи с ненаселенностью территории, горно-таежным характером местности и нелетной погодой”.
...Густой туман, со вчерашнего дня прервавший работу отряда, глушил все звуки. Уже в десяти метрах от палатки гвалт картежников был почти не слышен. Луч света от фонарика упирался в серую вату и ориентироваться в лесу было трудно, поэтому “своего” пенька Сашка не нашел, что, впрочем, нисколько его не расстроило. Назад он возвращался уже бегом - было достаточно свежо, а весь вечерний гарнитур радиометриста четвертого разряда составляли синяя застиранная футболка с короткими рукавами, модные трусы в розовый цветочек, да рваные полукеды на босу ногу.
Сашка уже согрелся и даже несколько запыхался, а палатки все не было. И только когда влез в какой-то невообразимый бурелом, жутковато выглядевший в тумане, он понял, что заблудился. И как всякий порядочный человек, впервые один оставшийся в тайге, – страшно перепугался. И конечно же, кинулся в обратную сторону. Вниз по склону бежать было значительно легче, поэтому за полчаса он отмахал километра три, при этом не заметил, как форсировал два небольших ручья. Тем самым был установлен рекорд, достойный книги Гиннеса в номинации “бег по тайге ночью в трусах в сложных метеоусловиях”.
Сердце бешено колотилось. Футболка была давно мокрой то ли от пота, то ли от росы, в полукедах хлюпала вода. Весь Сашкин хиловатый организм сотрясала невообразимая дрожь. Бежать он больше не мог, поэтому еще часа два удалялся от лагеря хоть и с той же настойчивостью, но уже без прежнего энтузиазма, в состоянии полного безразличия к объектам окружающей среды, попадающим в слабеющий луч света.
Энергия в человеке и фонарике иссякла почти одновременно. Сашка успел разглядеть в темноте поваленную ель, залез в самую гущу веток и отключился, не замечая ни холода, ни колючих иголок, ни боли многочисленных царапин и ссадин. Фонарик еще какое-то время светился желтым пятнышком в ночной чащобе, залитой густым молоком тумана.
Старший геолог партии Мешков ловил хариусов на перекате небольшой речки. Ровно неделю по тайге рыскали поисковые группы, гремели выстрелы, взлетали ракеты, по ночам на высотках горели костры. Со вчерашнего дня в поиск включился вертолет МИ-8, набитый главными инженерами всех уровней, их заместителями по технике безопасности и прочим конторским людом в новых дефицитных энцефалитках и болотных сапогах. Никаких следов потерявшегося до сих пор не было обнаружено.
Мешков тоже представлял собой “поисковую группу”, и так же, как и каждая из них, был обеспечен старенькой радиостанцией на батарейках, ракетницей и сигнальным фонарем. Карабин у него был свой. Нельзя сказать, чтобы он очень уж надрывался в поисках Сашки. В первый день, когда начальник решил передать SOS в экспедицию, старший геолог отговаривал его: “Зачем тебе неприятности? Погуляет и выйдет на один из отрядов – тут блудить-то негде. Да эту заразу даже без штанов ни один СПИД не возьмет!” Надо пояснить, что с Сашкой он не поладил в первый же день сезона.
Начальнику под суд как-то не хотелось, и в экспедиции начался большой тарарам. Мешков выбрал для себя самый отдаленный и рыбный участок поиска, запасся солью и “искал” в свое удовольствие по берегам хариусных речек. Даже из карабина стрелял только по глухарям, а ракетницу вовсе не доставал из рюкзака. Зато на связь выходил регулярно, и даже получил за это устную благодарность от залетного начальства.
Подсекая очередного хариуса, Мешков краем глаза заметил слева какое-то движение – в кустах шевельнулось что-то крупное и темное. Опытный таежник, он знал кого надо опасаться в лесу и, еще не повернув головы, оценил ситуацию: карабин вместе с рюкзаком – на соседнем перекате, крупных деревьев рядом нет, бежать нельзя; придется прыгать в речку и сидеть в воде пока косолапому не надоест. Всю эту аналитическую работу он произвел быстро, по-деловому и без паники, но когда повернул голову – у него от холода свело судорогой затылок. Из кустов выходил настоящий снежный человек, с ног до головы обросший густой разноцветной шерстью. Одна нога у него была белая, другая - рыжая. На груди темно-бурая шкура была разодрана в клочья и из под нее выглядывало синее мясо. Морда чудовища поросла густой щетиной, выделялись оттопыренные пухлые фиолетовые уши.
Оцепенение у старшего геолога прошло только тогда, когда существо заметило его и, размахивая руками-лапами, с жутким горловым клекотанием кинулось в его сторону. К прыжку в воду наш рыболов был уже морально готов, поэтому приводнился достаточно мягко, без брызг. Набрав побольше воздуха, он тут же нырнул и затаился на дне, прижав к груди большой валун и скорчившись от сознания того, что в прозрачной воде его прекрасно видно.
Первое, что он услышал, когда вынырнул, было ехидное:
– Ладно, вылезай, водолаз, – замерзнешь. Это ты рыбу так ловишь? И скрывает! А я думаю, чегой-то у Мешка всегда малосольный хариус водится?!
Конечно же, это был Сашка. В отличие от большинства заблудившихся, после того, как утром вылез из-под елки, он уже ни на минуту не поддался ни страху, ни панике. Наверное, проснулись какие-то там дедовские деревенские гены и подсказали, что тайга – не самое страшное место, и уж во всяком случае не более опасное, чем тот городской “шанхай”, где он родился и вырос.
К вечеру того злополучного дня, вусмерть искусанный комарами, Сашка наткнулся на лабаз оленеводов и из кусков невыделанных оленьих шкур проволокой сшил себе что-то вроде комбинезона. Целыми днями он был занят поисками еды. Питался сыроежками, кедровыми орехами, ягодами и золотым корнем и никуда уже больше не спешил – догадывался, что его ищут.
По прибытию в лагерь, Сашка с большим удовольствием позировал перед объективами многочисленных фотолюбителей и взахлеб врал про встречи с медведями. Потом корпел над объяснительной, подгоняемый нетерпеливым начальством, доставшим уже свои спиннинги и торопившимся попасть на озеро, где водился непуганый голец.
Все были довольны, что так все хорошо окончилось. Только Мешков ходил мрачный и неразговорчивый. Как только вертолет с начальством оторвался от земли, он ушел в свою палатку, открыл присланную женой бутылку спирта и впервые за все годы жестоко напился в одиночку.
После сезона Сашка напросился на курсы взрывников, да так и прижился в горном отряде, по году, а то и больше, не выезжая из тайги. Мешков заполучил премию с благодарностью в приказе и (это уже неофициально) прозвище “Водолаз”. На премию он купил резиновую лодку, а на “Водолаза” почему-то не обижался.