1
Они познакомились, когда солнце закатилось за угол её дома. Она жила в маленьком старом домике из красного кирпича. На окне в её комнате весели зелёные шторы. Они долго стояли под её окном, прощаясь. Когда он пришёл на встречу с ней в следующий раз, то принёс ей кремовую розу, которая росла в горшочке, чтобы она поставила её на свой подоконник.
Она была очень серьёзная, и ко всему подходила ответственно, но с ним она всё время улыбалась, видимо, просто оттого, что была счастлива.
Она была красивая: невысокая, но хорошо сложенная; с курносым носом и немного восточными глазами. У неё были замечательные волосы – каштановые с медью…
В четверг, перед самым закатом пошёл дождик, и от этого им почему то было очень весело: они смеялись и прыгали по лужам, как будто им по пять лет… Когда он провожал её домой в тот вечер, она сказала, что больше всего на свете любит с ним целоваться.
Они сидели в кафе и провожали уходящее лето. В тот вечер она сказала, что любит его больше всего на свете, что в её сердце живёт только он, её сердце принадлежит только ему.
2
Есть два вида девушек, которые ходят на высоких каблуках: первые чувствуют себя так, будто родились с каблуками, вторые на них маются; последние в свою очередь тоже делятся на два вида – одни отдают дань моде и общественному мнению, вторые просто мазохистки. Я – мазохист. И идиотка ко всему прочему. Это надо же было нацепить шпильки на кладбище! Всё прощание я проваливаюсь в землю и чертыхаюсь… И, разумеется на меня косятся… Чувствую себя конченой дурой, люди скорбят, а я думаю о своих туфлях. Но, возможно, меня оправдывает то, что я практически не знала эту девушку. Мы с ней часто видели друг друга на занятиях, но никогда не общались, я вот даже и сейчас не могу припомнить, как её зовут… А ведь перед похоронами слышала… Нет, не помню. Она училась на моём потоке, даже не в моей группе… А на похороны я пришла, потому что очень странно она умерла – сердце просто остановилось. И это у девушки в девятнадцать лет! Точнее не просто остановилось, врачи сказали, что оно умерло, будто его там и не было – просто муляж органа, а на самом деле просто не работающий кусок плоти…
Чуть в стороне от шайки скорбящих стоял какой-то парень, я перешагнула в сторону, чтобы рассмотреть его получше и снова провалилась, чертыхнулась, но на этот раз этого никто не заметил – у засыпаемой могилы как раз заголосила мать девушки… Когда из песка сформировали аккуратный холмик и поставили деревянный крест, мать стала под крестом устанавливать горшочек с кремовой розой.
- Милая, зачем? Посмотри сколько цветов и венков…
- Просто она так любила этот цветок! Разговаривала с ним каждый вечер, и выглядела такой счастливой, – из глаз женщины вновь посыпались слёзы. – Я хочу чтобы этот цветок и сейчас оставался с ней… Она была такая молодая, серьёзная… У неё вся жизнь была впереди! Господи, но почему именно мою девочку?! За что?!!!
Женщину на силу успокоили. Потом к могиле опять подошёл отец и за горшком с розой поставил фотографию с чёрной ленточкой. Из рамочки бежевого цвета на нас смотрела юная девушка с курносым носом и немного раскосыми глазами.
Вот сейчас ухожу с кладбища и сама себя не понимаю… Зачем пришла? Разве засыпание тела землёй, и толпа скорбящих друзей и родственников могла как-то ответить мне на вопрос, почему эта девушка умерла?
Всё потому что, с детства всякие непонятности с человеческим сердце интересуют меня куда больше, чем скажем всякие риторические вопросы и загадки о существовании других цивилизаций.
В детстве у меня самой сердце болело, но это было, когда я совсем – совсем маленькая была… А потом как-то само прошло. Я ничего и не помню даже.. Зато помню, как со мной родители всё детство носились.. Берегли меня, будто я хрустальная. Из-за этой их заботы чрезмерной я в школу на два года позже пошла, а после выпуска они были категорически против, чтобы я в университет поступала. И год я просидела дома. Но потом всё-таки их уговорила. Сейчас вот учусь. Правда, люди в моём возрасте уже закончили... Но я уже привыкла, что и в школе я была старше всех, и сейчас вот студентка – переросток.
Учитывая все эти потерянные впустую годы, не удивительно, что я стараюсь жить на всю катушку, не пропуская ни одного события. Вот, например, сегодня: после похорон я еду в университет на конференцию слушать доклад про новые социальные течения появившиеся в городе и нашедшие своё отражение в периодической литературе, потом на набережную, где сегодня должен играть один классный гитарист, а ночью – в клуб потусить…
Так как утром к первой паре я проснуться не смогла, то в университет решила совсем не идти, но чем тогда себя занять? И почему-то, не долго думая я решила съездить на кладбище – эта мёртвая девушка с мёртвым сердцем тянула меня как магнит…
У могилы я застала парня в серой куртке, который стоял и смотрел на портрет. На похоронах его вчера не было, я бы по-любому запомнила. Был один парень, которого я едва разглядела, но, нет, не этот. Я подошла к нему.
-Привет.
-Привет, - отозвался он. – Ты кто?
- Мы с ней учились вместе. А ты?
- Я? Журналист.
- Будешь про неё писать?
- Нет, - от чего-то улыбнулся он. – Тебя как зовут?
- Катя. Зачем ты здесь? Ведь ты не был с ней знаком?
- А меня Лёша. Может сходим, в кафе посидим?
- Нет. Зачем ты пришёл сюда? – с нажимом повторила я свой вопрос.
- Ну не здесь же мы будем разговаривать! Давай…
- Нет. Мы никуда не пойдём, пока ты мне всё не расскажешь.
- Ладно, - обречённо вздохнул он. - У меня есть друг. Он в морге работает. – На этом месте Лёша сделал паузу, видимо, думал, что я заголошу что-то в духе «какой ужас!» или ещё какой-нибудь подобный бред. Но я молчала, и он продолжил. – Он мне рассказал, что в последнее время очень много случаев, когда у молодых девушек просто так останавливалось сердце, а при вскрытие обнаруживали серьёзную патологию, но странно, что не одна из погибших при жизни не на какие проблемы с сердцем не жаловалась. Всё это чертовски странно… - Лёша помолчал. – Эта, - кивок в сторону могилы, - десятая за последний год.
Я еле отделалась от этого журналиста. Лёша хотел сначала меня куда-нибудь сводить, потом хотя бы проводить… Я еле сбежала. Мне необходимо было побыть одной. Всё это ни как не укладывалось в голове. Он выторговал у меня номер телефона и я всё таки ушла.
Полдня я бесцельно бродила по городу. Не помню, чтобы прежде со мной случалось нечто подобное… У меня всегда куча дел, а теперь я знала, что у десяти девушек из моего маленького города просто так остановилось сердце.
Вечером я набрела на маленький бар, и решила зайти в него, чтобы согреться. У стойки я заказала чай с мятой и пошла за дальний столик. Только я уселась, как ко мне подсел парень… Я его знала. Это был тот самый парень с похорон, которого я не успела толком разглядеть.
Он сидел напротив, а я кажется, несла какой-то бред о погоде, что ли... Я чувствовала, как стремительно тупею… Это потому, что у него были совершенно невозможные глаза, какого-то несуществующего светлого цвета… Очень пронзительные…
- Ну пойдём, - сказал он.
И я пошла.
3
Ночь была очень лунная, шторы открыты, так что было почти светло. Я лежала и смотрела в потолок, и не верила, что всё это со мной происходит. Он повернулся на бок и посмотрел на меня.
- Я забыл спросить, как тебя зовут.
- Лиза.
- А я тогда Митя.
- Почему тогда?
- Потому что тебя не Лиза зовут, не Катя и не Маша.
- И не Катя… - Я улыбнулась. – Мне не нравится моё настоящее имя. Друзья меня Белкой зовут.
- Белка… Мне нравится. Я Миша, - сказал он и поцеловал меня. Сначала легко, но постепенно углубляя поцелуй и сдирая с меня простынь, которая отделяла наши тела друг от друга, и всё началось с начала.
Я лежала на нём и смотрела в окно. Мне казалось, что луна нас разглядывает, наверное, она мне завидует. В эту минуту я была уверенна, что этот мужчина мой.
- Я поняла.
- Что поняла? – спросил он.
-Я всё думала, какого цвета у тебя глаза..
- И какого?
- Цвета лунного света.
Утром я проснулась первой, чему была несказанно рада – у меня была возможность поразглядывать его по полной программе. Он был красивый. Очень. У меня аж сердце замерло… Совсем не верилось, что этот красавец запал в баре на меня, несущею неконтролируемый бред… Впрочем, на него, наверное девушки часто так реагируют, ему не привыкать. Идеально сложенный, смуглый с чётко вырезанными чертами лица… Жгучий брюнет, его внешность была почти демонической… Он спал, его глаза были закрыты, и от этого его лицо казалось почти земным. Но даже во сне он не выглядел безмятежным – это страдальческая морщинка у него между бровями…
Он проснулся, когда я совсем расхрабрилась и стала целовать его плечи. Приоткрыв один глаз он подглядывал за мной.
- Такая рань… Чего тебе не спится? Неужели я мало утомил тебя ночью? – от этих его слов я покраснела. – Ммм… Интересно, ты всё ещё смущаешься? И это после всего того, что я с тобой делал? – Я покраснела ещё сильнее. Он засмеялся. – Сейчас посмотрим, только лицо у тебя краснеет от смущения или вся ты.
С этими словами он перевернул меня на спину и вдавил собою в кровать.
- Дурак, - прохрипела я из-под него, охнув, когда он сжал рукой мою грудь, - как ты собираешься смотреть вся ли я покраснела, если лежишь на мне?
- Ты права, девочка, - он скатился с меня, и выкинул за пределы кровати невесть откуда взявшуюся между нами простынь. Я лежала перед ним абсолютно голая с зажмуренными глазами.
- Вся красная… Я так и думал… - Он вёл по мне кончиком пальца. – И здесь, и здесь… Только колени нормального, розового цвета. – Потом он начал покрывать поцелуями сначала колени, потом бедра… Добрался до живота и схватив зубами потянул за пирсинг в пупке.
- Прекрати…
- В чём дело, девочка? Тебе не нравится?
- Нравится, но…
- Нет, теперь я точно не остановлюсь.
***
Уже неделю я жила в раю… Мы постоянно зависали у Медведя на квартире… Я всё время приходила к нему – до пар, после, вместо… Я сама и придумала звать его Медведем, раз уж он Миша, а я Белка, тогда – мы два лесных жителя… Он сказал, что тогда он Медведь-извращенец, раз притащил к себе в берлогу такое мелкое животное как белка.
***
Миша взял мою руку и поднял, разглядывая мои пальцы.
- У тебя ногти зелёные?!
- Да… Красиво, правда?
- Красиво? Ну да... Зачем, я не понимаю?
- Под сапоги.
- Сапоги?
- Да! У меня сапоги зелёные. Ты не заметил?
- Нет.
- Знаешь, я сама себя не понимаю… Вот зачем я наряжаюсь каждый раз, когда иду к тебе? Ты ведь всё равно ничего не замечаешь. И все мои прекрасные наряды слетают с меня, как только я переступаю порог твоей берлоги… А по периметру я перемещаюсь исключительно в твое рубашке…
- Разумеется. Всё в законах жанра. Обещаю посмотреть на твои сапоги. Потом, когда вылезем из кровати… Но зелёные ногти… Это конечно, нечто…
***
- Уходи.
- Миш, ты чего? Тебе плохо? Что? Господи, СЕРДЦЕ? Да?
- Проваливай, я сказал!
- Я тебя люблю и не пойду никуда…
Не успела я договорить как он меня ударил – с размаха дал открытой ладонью по лицу.
- Медведь…
- Тебе мало? – и я получила вторую оплеуху. – Ещё? – Я стала пятиться. Он зло, почти с ненавистью смотрел на меня. – Или ты хочешь чего-то другого, маленькая гедонистка?
И набросился на меня. Стал задирать мою юбку, рвать трусы, заламывать руки. Он был несравнимо сильнее меня. Я ничего не могла сделать. Только кричала, просила не делать этого… Он потянулся расстегнут ширинку и грубым, злым поцелуем впился в мои губы. Не знаю как, но я вывернулась и рванула в прихожую, срывая с вешалки свою куртку – это единственное, что я успела забрать. Хорошо, что я была не босиком, а в домашних тапочках. Мои прекрасные зелёные сапоги остались в берлоге. Петелька, на которой весела моя куртка была вырвана с мясом, видимо она так и осталась на его вешалке, в кармане нашлось немного денег, которых хватило на такси.
Только в машине меня прорвало. Я плакала, и ни как не могла остановиться. Мне казалось, что я слышала звон своего разбитого сердца…
4
Я пришла к нему почти через неделю. Долго собиралась, экипировалась специально – на мне были такие узкие джинсы, что чтобы снять их с меня насильно, потребовалась не одна пара рук. В кармане лежал газовый баллончик «Шок». Перед тем, как нажать на звонок я ещё раз прокрутила в голове свою ехидную тираду с требование вернуть мне мои сапоги и сумку. Я позвонила. Он открыл. И вся моя чёртова тирада комом застряла в горле. Я настроила себя на то, что увижу озлобленного незнакомца, но передо мной стоял МОЙ Мишка, такой родной… Осунувшийся и измученный… Только глаза светились на осунувшемся лице… Кажется, они стали ещё светлее… В голове стучала мысль, я должна была что-то сказать, но совсем не знала что… Моя отрепетированная речь куда-то подевалась из головы, и я только смогла выдавить из себя:
- За что?! – И из глаз ручьями потекли слёзы.
- Белка… - у него был хриплый голос, как будто он очень долго молчал. Меня всю трясло. Он со стоном притянул меня к себе, в берлогу и закрыл дверь. Мы как-то не ловко сели на пол в прихожей, прямо под дверью. Медведь меня утешал, баюкал, осыпал меня водопадом ласковостей… Я сидела, прижималась к нему и чувствовала, как мой маленький, разорванный в клочья мир стал быстро затягиваться… Всё возвращалась на круги своя. Я уже почти успокоилась, когда он сказал:
- Зачем ты пришла?! Ведь я не смогу так ещё раз…
- О, это меня несказанно радует! Миш, за чем ты меня гонишь? Я тебя…
- Молчи. – Он зажал мне ладонью рот. – Молчи. Ты не должна это говорить, не нужно, пожалуйста, солнышко…
Почти весь день я пыталась с ним поговорить, но он отнекивался, переводил тему, сбегал от меня в туалет… Всё напоминало театр абсурда… На кухне я нашла с десяток пустых бутылок, он весь сжимался, если синяк на моей скуле попадал в поле его зрения… Он мучался, кажется, даже сильнее чем я…
Я не понимала, что происходит…
- Миша, - в очередной раз я попыталась начать разговор.
- Не нужно! – Закричал он. - Или молчи, или уходи!
- А не то что? Ты меня опять побьёшь? Или на этот раз всё-таки изнасилуешь? Втопчешь меня в грязь? Зачем?! Я же вижу, что не хочешь этого! Но, знаешь, если тебе ЭТО действительно нужно – делай! Это всё равно лучше, чем жить без тебя… Да я и не буду тогда… Жить…
Я стояла посреди его кухни измученная, опустошённая… По моим щекам опять текли слёзы.
- Белка, даже не говори так, пожалуйста…
- Это правда. Если ты этого хочешь – я ухожу.
- Нет. Я люблю тебя… Правда, в этом и вся проблема.
- Расскажи.
Мы сидели на полу в разных углах его кухни. Я никак не могла поверить, что такое действительно возможно…
- Я отдал своё сердце. Мне тогда было семь, а девочке, у которой оно сейчас тогда года два было… Она очень болела. Врачи говорили, что ей совсем немного осталось… Тогда её родители позвали моего отца, он не то колдун, не то, знахарь – я и сейчас толком не знаю, чем он занимается… И я вместе с ним увязался в их дом. Она была такая хорошенька… Я всё сидел, и смотрел на неё, пока отец её осматривал, она такая чудная была… Маленькое солнышко. Потом папа и её родители ушли в кухню, а я остался с ней поиграть… Я уже плохо помню, что там было, но помню, что я чувствовал… Счастье. Такое огромное, что оно совсем никак не могло во мне уместиться… Мне показалось, что она хочет пить, и я пошел на кухню, там я всё и узнал. Что она умирает. Тогда всё рухнуло, мне кажется, я повзрослел за одно это мгновенье. У меня в голове и сейчас не укладывается, как может умереть такое чудо… Она словно не из этого мира была… В общем я вернулся в комнату и отдал ей своё…
- Как?!!!
- Существуют древние формулы: проклятья, благословления… Много всего… Я произнёс ту, по которой ей отошло моё сердце, а её больное… Впрочем, я понятия не имею куда оно делось. А может, само сердце и не ушло от меня, а только его жизненные силы… Я не знаю.
- И ты в семь лет знал такую формулу?
- Их многие знают, это просто сочетание слов…
- Каких?
- Я тебе не скажу. Короче, я почти пятнадцать лет жил спокойно, а потом у меня заболело сердце… Отец всё мне объяснил… Запас сил от моего сердца у меня кончился, и если мне никто не отдаст своё сердце – я умру. И с этим то я смирился! Но если, я, хозяин сердца умираю – она умирает тоже. И я стал выманивать у девушек их сердца для себя…
- Как?!!!
- Та же старинная формула… Они меня любили, и отдавали, и умирали…
- А ты? Раз они умирали, то и ты…
- Нет, другая схема… Теперь, каждое новое сердце служит всё меньше и меньше… Когда наступает пора искать новое – у меня болит сердце, или что там на его месте…
- И те, кто тебя любит умирают…
- Да.
- Поэтому ты меня гонишь… Ты никогда не влюблялся ни в одну из них…
- Влюблялся, но не любил. А тебя… Я знаю, что я чудовище, я всё понимаю…
- Почему ты ставишь её жизнь выше других?!
- Я не знаю, но она мне дороже…
- Где она сейчас?
- Я не видел её с тех пор никогда больше…
- Какая формула? Если она тебе так дорога, я скажу…
- Нет! Только не ты.
Было уже за полночь, и мы легли спать. Медведь, измученный рассказом быстро заснул, а я всё не могла… Я думала о этих девушках, которые как и я любили его, о том, что он с каждой отнятой жизнью словно истончается, глаза выцветают… Ещё я думала о том, что он старше меня где-то лет на пять… О своих родителях, почти свихнувшихся на заботе обо мне. Мама до сих пор зовёт меня солнышком… Для неё я так и осталась маленькой, чудесной девочкой… Но это была лишь догадка… Главным для меня сейчас был он. Если Миша умрёт, я не смогу жить. Раз он не хочет взять моё сердце, значит, скоро ему придётся искать другую девушку… Этого я тоже не могу допустить. Если… я всё равно выигрываю… По крайней мере время для него…
Я, залезла на него, коленями и руками вжимая в кровать его руки, и разбудила его поцелуем.
- Белка… - он улыбнулся мне, а я на одном дыхание выпалила:
- Я люблю тебя больше всего на свете. В моём сердце только ты, оно бьётся только для тебя, оно – твоё.
Мишку затрясло, и на его глазах застыли слёзы. Я была рада. Значит, я угадала с формулой.
***
Я не хотела, чтобы меня потом забирали из его квартиры, не хотела, чтобы у него были проблемы… Я настояла, чтобы мы пошли ко мне. Родители ещё были на даче.
- Сколько у меня времени?
- День, или два, - он говорил через силу.
- Это случится быстро?
- Да. Внезапно.
5
Они жили у Белки уже три дня. Сначала Миша ждал с ужасом каждую новую минуту, но теперь… Он начал надеяться, что у них больше времени, чем он думал.
С улицы стали доноситься какие-то странные звуки, и Медведь пошёл выглянуть в окно.
- Белка, у тебя под окном какие-то сектанты тусуются, - с улыбкой он повернулся к ней. Белка сидела на полу, в неестественной позе. Глаза были закрыты. Словно во сне, не веря себе он подошел, и опустился перед ней на колени. Пульса не было. Он схватил её в объятия, словно это могло удержать её, хотя бы задержать….
***
Как и всегда он был на похоронах. Держался в стороне от всех. Он чувствовал себя полным кретином. Он узнал её родителей. Они почти не изменились с их первой встречи, только постарели, но он подозревал, что в основном они осунулись за последние дни. И имя он её вспомнил, когда к кресту прикрепили табличку… Да, её действительно звали Ребекка… Даже в два года она морщила нос, когда её звали Беки, а если к ней обращались «Солнышко», она весело смеялась… Он не знал сколько он простоял в стороне от её могилы. На кладбище уже никого не было. Он подошёл, когда уже стало садиться солнце.
- Белка, я хочу, что бы ты попала в ад. Я точно не дотяну до рая… А без тебя я не могу. Подожди меня по ту сторону жизни. Малыш, я скоро.