Не волнуйся, молоко будет! часть 2-я
Сначала их подселили к узбекам, а позже выделили отдельный домик с двумя комнатами и большой печкой. Новое место, совсем другой народ и чужие обычаи удивляли их первое время, но вскоре чувство это притупилось.Они были поглоще- ны усилиями понять, что эти люди говорят, о чём они спрашивают, что они хотят? Ко всему, как оказалось, мало кто из узбеков этого кишлака говорил по-русски. Первым освоился Яник. Буквально через несколько месяцев общения с местной ребятнёй он уже знал много слов, и из его любопытных глаз исчезла пелена непо-нимания, они обрели ясность, и пришла радость нормального общения. А дома бурно совещались, как и где работать Моисею. Парикмахерской здесь, видно, отродясь не было, да и как работать, если ты, как глухонемой? И тогда практичная Люба нашла замечательный выход:
- Знаешь что, Моисей, ты будешь работать прямо на улице…
- Что ты такое говоришь,что значит – на улице? – ошарашенно посмотрел
на жену Моисей, - где это виданно, что бы парикмахер работал под открытым
небом?
- А вот здесь и виданно! – уверенно сказала Люба – Я уже успела понять,
что тут все дела происходят на улице.Смотри, ты пойдёшь на базар рано утром, когда там много народу, с собой возьмёшь только табуретку, ножницы и бритву. Что ещё надо? – спросила она, и сама же ответила – ничего!
- М-да…- задумался Моисей,- и сказал неуверенно: – наверное, не получится, я не понимаю, что они там лопочут…
- А Яник зачем? Такой умный мальчик, он уже знает по-узбецки!
На том и порешили.
На следующий день на базаре появились мужчина с чемоданчиком и пацан с табуретом.Они устроились в тени большого раскидистого тутовника. Моисей раскрыл свой чемоданчик, достал бритву и толстый кожанный ремень.Один конец его он дал держать сыну, а сам стал “доводить” бритву.
Их моментально окружили вездесущие пацаны.Они с завистью смотрели на Яника и что-то меж собою говорили, размахивая руками. Потом разбежались и вернулись со взрослыми, в основном это были старики.Один из них снял тюбетей- ку, показал на подобие пуха, которым обросла его голова, затем показал пальцем на бритву и что-то спросил. Моисей повернулся к Янику:
- Он хочет только голову побрить или ещё бороду подравнять?
Яник не растерялся и сказал что-то по-узбецки.Толпа покатилась со смеху, а лысый старик сердито плюнул и ушёл. Яник аж присел от досады – такую глупость
сморозить! Он произнёс то, что чаще всего повторяли мальчишки, т.е., выругался
по-узбецки... Но очень скоро он стал чётко переводить отцу всё, о чём просил клиент. И пока отец, закончив работу, вытряхивал белую простынку, Яник подходил к узбеку, подносил к его лицу большой осколок зеркала, в котором тут же отра- жался гладко обритый сверкающий череп, и говорил:
- Якши-яман - клади в карман! – что означало: хорошо ли, плохо ли, а деньги давай!.. Но всё было отлично и вскоре новый мастер заслужил уважение у всего мужского населения кишлака и от желающих побриться-постричься отбоя не было.
Вот так и началась их новая жизнь.Сарочку повели в контору, объяснили нехитрые обязанности учётчика и теперь каждый день, ещё засветло за ней заезжал узбек на арбе и увозил в поле. А потом она научилась ездить на лошади. С боязнью она справилась быстро, тем более, что дали ей лошадку престарелую, смирную и послушную.Сарочка была очень старательной и не по годам серьёзно относилась к своей работе. Замеряла, взвешивала неохватные тюки с хлопком-сырцом, и всё записывала с аккуратностью недавней школьницы. И через год ей уже поручили обязанности бригадира.
Прошло несколько лет, и наладившаяся, наконец, жизнь, простая, но сытная еда и свежий воздух настолько её преобразили, что вошедший как-то вечером в контору председатель колхоза с удивлением уставился на Сарочку. Перед ним сидел, как ему показалось, тот самый ангел, которого он видел на старой картине, висевшей на стене мастерской у его приятеля-художника. Богадыр иногда заезжал к нему, если требовалось написать какой-нибудь лозунг или нарисовать плакат. На него, улыбаясь, смотрела девушка с большими серыми глазами, которые ярко выделялись на её лице, загоревшем на щедром южном солнце. Голову её окружал ореол пушистых светлых волос, что и придавало ей сходство с обитателями поднебесья…
- Вы кто такой, новый эвакуированный приехал? – глядя на её пробившийся сквозь загар румянец, удивлённо спросил он.
- Да что вы, Багодыр Махмудович, это же я, Сара, бригадир!
- Ты смотри, как ты изменился! Совсем невеста стал…Я тебя давно не видел, месяц наверно. Знаешь, совсем замотался.Туда-сюда,туда-сюда, давай-давай, хлопок давай, рис давай!- неожиданно для самого себя пожаловался председатель. Сарочка понимающе кивнула и опять склонилась над бумагами.
- Дома всё хорошо, все здоровый? – не спешил уходить он.
- Отец болеет…- сказала Сарочка.
- А что такой, что случилось?
- Похудел очень, слабый стал… Доктор говорит - пелагра у него.
- А что надо, ты только скажи! Я смогу – помогу, – он очень хороший чело-
век!
- Мясо надо кушать, много мяса – так доктор велел...
- Завтра принесу ему мясо!
На следующий день, к вечеру, в дверь постучали: на пороге стоял председатель,
согнувшийся под тяжёлой ношей.Он скинул мешок с плеча и развернул его верх.
- Вот, смотри, твой дочка сказал, что ты больной, тебе мясо кушать надо,-
обратился он к Моисею. – Я принёс конину. Посушишь, завялишь и каждый день будешь резать кусок и варить.Очень хорошо.
Люба горячо благодарила Багодыра, а Моисей лежал на топчане и ничего не го- ворил - то ли от слабости, то ли от волнения: сам председатель за него пережива- ет, мог бы кого-то послать, а он сам, на своих плечах притащил это мясо…
Уходя, Багодыр повернулся к Любе, будто почувствав, кто здесь главный, и произнёс, неожиданно улыбнувшись:
- Ты хороший дочка вырастил, очень уважаемый и очень красивый…- и, поч-
тительно попрощавшись, вышел. У Любы от его слов почему-то похолодели ноги, и она тяжело опустилась на стул.“Этого только нехватало!”– тревожно подумала она, а вслух сказала:
- Не нравится мне всё это!
- Что же тебе не нравится, человек внимание уделил, помог…
- Да-да, он добрый, но не нравится мне всё это, - и она взялась за мешок
с кониной.
С того дня председатель стал искать любой предлог, чтобы подойти к Сарочке и затеять какой-нибудь разговор. При этом он не отрывал своих глаз от её лица, смущая девушку и смущаясь сам, как будто время повернулось вспять и ему, как и этой беленькой, хрупкой девушке, тоже семнадцать лет...
По кишлаку пошли разговоры:
- Багодыр третью жену хочет…
Сарочка ловила на себе любопытные взгляды, слышала шепоток за своей спиной. Однажды к ней подошла Бася, которая работала с Любой в детском садике.
- Ты, говорят, замуж собралась? – спросила она, усмехаясь.
- Что, замуж? Кто тебе сказал такую чепуху?!
- Да все говорят, так что, не прикидывайся!
- Интересно получается: я замуж выхожу, а мне самой об этом ничего не
известно! И за кого, интересно узнать?
- За Багодыра.
- Ой! – вся вспыхнув, вскрикнула Сарочка. Из глаз её брызнули слёзы, она
резко повернулась и побежала домой.“Так и знала, что это плохо кончится, эти его разговоры… Лазит за мной, старый ишак… О, господи, какой позор!” – обрывками
метались в её голове мысли.
Мать, увидев её, спросила:
- Ты почему такая красная?
Cарочка расплакалась и прижалась к матери, словно ища защиты.
- Да что случилось, можешь ты мне сказать? - Люба не на шутку испуга-
лась, потому что дочка очень редко плакала, даже когда ребёнком была.
- Ма, обо мне сплетни ходят, будто я выхожу замуж за… - она не договорила.
. Но Люба и сама поняла, о ком идёт речь, ведь разговоры эти никак не могли и её обойти стороной…
- Не плачь и никого не бойся – ни сплетен, ни председателя, - сказала она, -
силой он ничего не сделает, а придётся, так я лично с ним буду говорить. Он у меня получит… Ишь ты, на зелёную девчонку варежку раззявил! А ты от кого слыхала?
- Бася меня спросила, или это правда…
- А, понятно! Бася ведь сама за узбеком замужем, вот и ищет себе товарок...
Люба знала историю Баси, знала, что вышла она замуж не от хорошей жизни. За время эвакуации она потеряла и мать, и отца, и маленькую сестрёнку. Все они погибли, попав под обстрел, когда выбирались из окружения. Ей одной посчастливилось остаться в живых, и когда она оказалась в чужом месте, среди совершенно незнакомых людей, она очень растерялась.Но к ней отнеслись участливо, поселили в узбецкой семье, где Ахмат, старший сын, стал её опекать – учил узбецким словам, помог устроиться нянечкой в детский сад и тем освободил её от работы в поле. Время было суровое, и все, без исключения, должны были работать, даже матери, имеющие маленьких детей.Мамы оставляли своих детишек в одной из комнат конторы под присмотром няни, а сами отправлялись в поле на весь световой день.
Ахмату очень нравилась Бася и своей мягкой улыбкой, и тем, с какой благо-
дарностью и покорностью смотрела она на него. И вскоре Бася согласилась выйти
за него замуж.Ахмат построил ей небольшой дом, сыграли нешумную свадьбу и стали жить вместе – тихо и мирно. В армию Ахмата не брали, так как был он косой на один глаз и плохо видел. Бася родила ему смуглого крепыша-узбечёнка, в облике которого, к её огорчению, ничего от неё самой не было – ни её голубых глаз, ни светлых волос… Казалось, Бася свыклась с новыми обычаями, с тем, что в первую очередь, везде и во всём - мужчина, а она, женщина, где-то в тени – и есть, и нет. Она старалась объяснить мужу, что ничего страшного не случится, если она будет есть с ним вместе за одним столом, что когда-нибудь и своё слово скажет…И кое-в-чём преуспела. Но когда Ахмат года через два начал строить новый дом, она поняла, что все её старания приобщить его к нормальным, по её понятиям, человеческим отношениям были напрасными: обычаи его народа, его предков разрешали ему иметь не одну жену.Ахмат брал себе вторую, ничего не сказав Басе, не предупредив её…После этой свадьбы Бася как-то вся поникла, часто плакала, когда никто не видел. Но что она могла теперь изменить? Оставалось одно - смириться.
…Сарочка подняла на мать заплаканные глаза, увидела её озабоченное лицо и стала её успокаивать:
- Да ладно, ма, ведь это просто смешно, – он же мне в отцы годится! – и
она неожиданно рассмеялась, почему-то представив себя и Багодыра, чинно вышагивающих под ручку, хотя знала, что у узбеков такое не водилось…
Вот почему не хотела Сарочка идти к председателю за жмыхом.“Как нибудь
обойдёмся, найдем, чем кормить, лишь бы молоко давала”, - думала она,
приближаясь к дому.
Навстречу ей уже бежал брат. Увидев козу, он остановился и удивлённо спросил:
- Это кто и куда ты его ведёшь?
- Коза это, слепой, что ли – не видишь?
- Коза? А зачем тебе она?
- Молоко будем доить.
- Да? - и Яник бросился к дому, радостно выкрикивая: – У нас есть коза,
она будет доить молоко!
- Дурак, не она будет доить, а я её буду доить!
На шум во двор вышла Люба.
- Мама, Сарочка купила козу, что б молоко у нас было! – сказал Яник.
- Ты купила козу?
- Конечно, разве ты не видишь? Смотри, какая красивая, беленькая!
Люба подошла к козе, низко наклонилась и заглянула ей под брюхо. Когда она выпрямилась, всё её лицо было сморщено от смеха. Сначала она пыталась его сдержать, но ничего не получалось, и Люба уже смеялась во весь голос.
- Моисей! - крикнула она, – выйди на минутку! - И опять принялась хохо-
тать.
- Почему ты смеёшься, разве коза плохая?- обиделась Сарочка.
Мать не успела ответить, – в дверях появился отец.
- Что такое случилось, что ты так веселишься?
Люба показывала на козу пальцем, не в силах произнести ни слова. Наконец, она успокоилась и сказала:
- Подойди сюда, посмотри, кого твоя дочь купила!
- Коза!- Он тоже заглянул ей под брюхо.- Это козёл! Зачем нам козёл? – с удивлением обратился он к жене.
- А ты у Сарочки спроси!
- Мaма! Не волнуйся – молоко будет!
- Что?! Ой, не могу!- расхохоталась Люба, - и кто тебе это сказал?
- Да узбек, который её продавал...Он мне поклялся, что…
- Здорово он тебя обманул, - Люба всплеснула руками, - козла выдал за козу,да в добавок заверил, что он будет давать молоко... Вот зараза! А ты куда смотрела? Совсем дитя малое, тебе только замуж нехватало, всё, созрела уже…- Конец фразы она пробормотала себе под нос, чтоб дочка не услыхала и не обиделась.
Козла, конечно, пришлось продать.