- Сынок, спустись к дяде Грише, попроси, чтоб он мне на босоножку набойку прибил, совсем стерлась. И на вот, отнеси ему сахарку! – Мама протянула мне белую босоножку со сбитой набойкой и два куска колотого сахара, аккуратно завернутые в обрывок газеты. – Скажи, что я просила сделать прямо сейчас! И не забудь сказать «пожалуйста»! Иди!
Наш сосед, Григорий Иванович Беспятов, жил этажом ниже, в коммуналке. Вернувшись с фронта без ноги, он обосновался в маленькой комнатушке, соседствуя с большой и шумной семьей цыганки, неизвестно как оказавшейся замужем за простым деревенским мужиком. Цыганка по доброте душевной присматривала за инвалидом, а он подрабатывал на дому починкой всякого рода домашней утвари: лудил-паял, сапоги починял! Заработанные гроши он отдавал своей соседке на прокорм оравы ребятишек, цеплявшихся за ее разноцветные юбки. Поговаривали, что цыганка умела сильно ворожить, ее побаивались, а заодно побаивались и дядю Гришу, потому что даже мужа своего цыганка не чтила так, как своего соседа.
Постучавшись и не дождавшись ответа, я тихонько приоткрыл дверь. Из комнаты дяди Гриши доносилось мерное постукивание молотка – тук-тук, тук!
- Здрасьте, дядь Гриш! Меня мама к вам прислала босоножку починить! - Просунув голову в дверь, я выпалил заранее приготовленную фразу, мучительно вспоминая недосказанное. Слово само пришло на ум. - Пожалуйста!
Вот теперь всё было на месте, и я настороженно смотрел на его лохматую черноволосую голову и огромные заскорузлые руки с корявыми пальцами. Они ныряли по локоть в такую же черную бороду, ловко выхватывали беленькие деревянные гвоздики изо рта, вставляли их в дырочки и тремя ударами загоняли в подметку старого сапога, надетого на железную ногу. Зрелище было захватывающим, и я не мог оторваться от мелькающих рук и молотка. Тук-тук, тук! Тук-тук, тук! Дядя Гриша, словно не замечая меня, ловко продолжал свое дело, а я, забыв, зачем пришел, заворожено смотрел на его мелькающие руки. Чудно, гвоздики-то деревянные! Разве бывают такие?
- Чего, малец, пришел-то? Мамаша, говоришь, прислала? Хорошая она баба, Софья -то! Вот только сынок у ней бездельник! Небось, обратно на улицу шляться убежишь? А? – Дядя Гриша вытащил изо рта последний гвоздик и одним ударом вогнал его в подметку. - Говори, малец, чего еще мать приказала? Может, передала что?
- Она просила прямо сейчас починить! - Я с ужасом смотрел на чернобородого мужика, протягивая ему босоножку и сахар в бумажке.
- Проходи, садись, чай будем пить! Возьми кружку на комоде! – Дядя Гриша снял с плитки закипевший чайник и разлил коричневый кипяток в шесть, стоящих один за другим, стаканов. – Давай твою кружку! Тебе покрепче или как?
- Я не знаю, мне с сахаром! – Я с испугом посмотрел на подернутую легким парком черную обжигающую жидкость, до которой даже в кружке невозможно было дотронуться. – Мама не разрешает мне пить крепкий чай!
- Давай разбавлю, раз мать не разрешает! - Дядя Гриша плеснул в мою кружку холодной воды. Развернув принесенную мной бумажку, он аккуратно взял белоснежный кусок сахара. Рассмотрев его со всех сторон, дядя Гриша щипчиками наколол мелких кусочков, бережно складывая их в стоящую рядом, на табуретке, пузатую сахарницу с отбитой ручкой.
- Пей, чего ждешь! Остынет! - Дядя Гриша перелил чай из стакана в блюдце, вытянул губы, как будто собирался его поцеловать, и протяжно, с присвистом втянул в себя обжигающую жидкость.- Хорош чаёк! Пей, не то остынет!
Обжигаясь об алюминиевую кружку, я тоже налил чай в блюдце, и, причмокивая вприкуску кусочек сахара, потянул чай. Он действительно оказался необычайно вкусным, и я, еле-еле поспевая за дядей Гришей, допил свою кружку.
- Ну, малец, пока я тут буду заниматься мамкиной туфлей, ты вот тут наколи-ка мне гвоздиков. Вот тебе нож, косячок называется, смотри, не порежься, и делай вот так! - Дядя Гриша взял специальную березовую щепочку и отколол от нее кусочек, превратившийся в тот самый гвоздик, которыми он подбивал подметку. – Понял? Давай, трудись, пацан, в жизни все пригодится!
Пока дядя Гриша занимался маминой босоножкой, я, сопя и обливаясь потом от усердия и выпитого чая, колол ножом гвоздики. На второй щепочке у меня что-то стало получаться, сопение затихло, и я заметил, что дядя Гриша изредка поглядывает на меня, как бы оценивая мое усердие. От его взгляда рука дрогнула, и я чуть не отхватил себе палец. Глаза моего учителя сверкнули, но потом засветились добротой: « Ничего, парень, всё у тебя получится!»
Забив последний гвоздик в мамин каблук, дядя Гриша протянул мне босоножку:
- Скажи матери, чтоб больше сахара не присылала, самим, небось, не хватает! Я ей за спасибо сделаю!
- Дядь Гриш, а можно я посмотрю, как вы деревянные гвоздики забиваете? Я таких ни разу не видел, у папы только железные!
- Смотри, кто ж не дает! Железными плохо подбивать подметку, сапоги течь будут. А деревянными, из березы – эти пока подметка не сотрется, течь не будут! Вот смотри. Ставишь на лапу, накалываешь шилом. И бьешь гвоздик. Понял? На, пробуй! Тебе какой годок пошел-то? Десятый? Ну, в самый раз! Давай! – Дядя Гриша передвинул лапу поближе ко мне. – Начинать надо от середины к краю. Понял? Я уже начал, ты продолжай, не тяни, а то кожа подсыхает, делай, пока мокрая. Ну! Не бойся!
Я с трудом наколол шилом дырку, вставил в нее гвоздик, размахнулся, как учил отец, и сходу вогнал деревяшку в подметку! Вот так! Дядя Гриша с изумлением посмотрел на меня, налил в блюдце чаю из второго стакана, причмокнул губами:
- Ай да молодец! Ишь ты, как ловко у тебя получается! Отец учил? Да, знатный он у тебя слесарь, знаю про него! Ну, давай дальше, я пока чайку попью!
Размеренно, удар за ударом выстраивались гвоздики в тройной ровный ряд, и, стакан за стаканом, опустошался кипящий чайник, а дядя Гриша, улыбаясь, посматривал на мои старания. Скрипнула приоткрывшаяся дверь, и в проеме показалась мама:
- Григорий Иваныч, можно? Сынок, ты где пропал? Я уж волноваться начала! Не надоел он вам, Григорий Иваныч?
- Да будет тебе, Сонь, один я тут, поговорить-то не с кем. А твой – видишь, уж сам сапоги чинит! Помощник растет, толковый малый будет, не ругайся на него! Забирай свою туфлю, готова!
- Да уроки ему надо делать, а не сапоги чинить! Он ведь чем хочешь заниматься будет, лишь бы уроки не делать! Пошли, сынок, домой! Спасибо тебе, Григорий Иваныч, выручил!
- Это, Сонь, тоже уроки! Глядишь, может в жизни больше пригодится, чем физика с ботаникой. Вишь, как у меня с ногой-то… Не дай Бог кому…. Не ругайся, ты - баба толковая, понимать должна! Ну, малец, спасибо за подмогу! Приходи ко мне чай пить! – дядя Гриша огладил черную бороду и протянул мне руку. – Иди, учись!
- Ладно дядь Гриш, приду! Спасибо за чай! – Я утонул в его огромной ладони и с сожалением посмотрел на недобитую подметку – идти и зубрить очередное стихотворение, заданное на завтра, совсем не хотелось...
... Прошло с той поры лет тридцать. И вспомнил я чаепития у дяди Гриши при не совсем обычных обстоятельствах. Служил я в ту пору на Севере, где не было ни сапожных, ни каких-либо других мастерских, а тут приспичило - через пару дней строевой смотр и надо быть в парадной форме для строя, то есть в хромовых сапогах. С большим трудом разыскав их в груде всякого ненужного домашнего хлама, я пришел в ужас – подметки были протерты, каблуки сбиты и на кой черт сапоги валялись дома , никто ответить не мог. Но делать было нечего – в валенках на смотр не пойдешь. И руки сами вспомнили уроки из детства - ровный ряд деревянных гвоздиков аккуратно ложился на мокрую кожу. А через два дня, в форме с иголочки, я стоял во главе знаменного взвода, крепко сжимая в руках древко Знамени части.