Мои родители дружили не только с жильцами нашей коммуналки, но и имели очень интересных знакомых в соседнем доме. Это было старинное, совершенно роскошное шестиэтажное здание конца девятнадцатого века - бывший доходный дом. Дом выходил фасадом в другой переулок, а тыльной стороной - в наш двор.
Но дети из этого дома с нами не играли по двум причинам. Во-первых, детей там почти не было, а во-вторых, если они и были в некоторых квартирах, то почти не выходили на улицу, а вернувшись из школы, бряцали на своих фортепьянах, пилили на своих скрипочках, занимались иностранными языками с приходящими на дом репетиторами. В общем, эти дети были не нам чета.
И все жильцы этого дома тоже были не чета нашим. Жили там какие-то ученые, большие начальники и государственные чиновники. У некоторых даже были машины! Да и само здание было не похоже на наше. Потолки там были чуть ли не пятиметровые, почти все жили в отдельных квартирах, окна в подъезде имели форму огромных арок, обрамленных чугунными кружевами, но самое главное - в доме этом был лифт!
Мы пробирались туда в дневное время и катались на нем до головокружения и тошноты. Наши ребята страшно завидовали всем, кто жил в этом дворце, да еще и на верхних этажах.
Из знакомых моих родителей только одна семья проживала на пятом этаже, а остальные - в полуподвальных помещениях. Они не были ни учеными, ни важными начальниками, а просто блатными, как формулировали наши коммунальные старушки. Один из полуподвальных дружков отца, некий обрусевший армянин Георгий, работал у нас управдомом и считался "большим человеком". Он был солиден и молчалив, и почему-то все в нашем дворе побаивались его. Другого звали Витьком. Но кем был Витек, я не помню. Видимо все же был кем-то, раз жил в этом доме, хоть и в полуподвале. Помню только очень отчетливо, что Витек был молод и необыкновенно хорош собой. Он держал в нашем дворе большую голубятню, возле которой по воскресным дням собирались все его дружки-голубятники. Голубятня делала Витька значительной и популярной личностью сразу в обоих домах.
А на пятом этаже элитного дома проживала очень странная супружеская пара - цветущая красавица Зойка, высокая пышноволосая блондинка, и ее муж Степка - страхолюдина с крючковатым носом, болезненно худой и бледный. Жила еще с ними их дочка Маринка, моя ровесница и довольно симпатичная девчонка. Зойка была похожа на актрису Зелинскую, только еще лучше, а ее муж - на Кощея Бессмертного в молодые годы. Оба они были страшными матерщинниками и постоянно ссорились на почве обоюдной безумной ревности,периодически отвешивая друг другу звонкие пощечины. Однако тут же мирились и продолжали общаться как ни в чем не бывало, чем несказанно меня удивляли. Маринка же была не просто хорошо воспитана, а, как говорила моя мать, вышколена, и тоже могла в любой момент схлопотать пощечину от любого из родителей за нарушение этикета.
Моя мать удивлялась порядкам в этой семье и не могла понять, что Зойка нашла в своем уродце Степане. Кем работал Степка и почему ему дали отдельную двухкомнатную квартиру в этом палацо а ля рус, не знал никто, но слегка догадывался.
Познакомил моих мать и отца со всеми этими людьми его верный друг Левка Рыжий, живший в нашем же доме, но этажом выше. Левка служил милиционером и ездил на мотоцикле с коляской, в которой не раз катал меня к зависти всех моих дружков. Помню также его жену Тамарку - высокую хмурую женщину, с которой он постоянно находился в стадии развода, но которому так и не суждено было состояться по причине наличия маленькой рыжей Таньки, обожаемой рыжим Левкой до умопомрачения.
Связала всех этих разных людей вместе одна общая страсть - азарт! Все они были страстными игроками. Играли они во все, что по тем суровым временам было не запрещено законом. Мои предки и Зойка со Степкой играли в карты, домуправ Георгий, Витек-голубятник и мильтон Левка пропадали на бегах, а в промежутках между ними тоже не брезговали картишками, как и картежная компания - бегами. Мужчины играли еще и в бильярд на деньги в московских бильярдных, а также постоянно заключали какие-то пари, связанные и с голубями, и с футбольными матчами на стадионе "Динамо", куда частенько возил нас на своем мотоцикле Рыжий Левка. Меня сажали в коляску на колени к матери и закрывали с головой черным кожаным фартуком, скрывая от бдительных глаз тогдашних гаишников. Отец ехал сзади, держась за мощную спину друга в милицейской форме.
Мы с Маринкой почти всегда присутствовали при азартных забавах взрослых, но подружиться по-настоящему так и не смогли. Снобистский дух дома, в котором она жила, чувствовался мной на подсознательном уровне и не позволял перейти к более сердечным отношениям. Мы с ней, как две маленькие светские львицы, снисходительно смотрели на шалости взрослых, попивая на кухне чаек с пироженными из Филипповской булочной, не позволяя себе осуждать родителей, а только небрежно и доброжелательно комментировали их очередное игровое предприятие.
Частенько после этих игр вся развеселая компания заваливалась в пивной бар в соседнем Сельверстовом переулке. Детей туда не пускали, и мы с Маринкой в течение часа чинно прохаживались мимо огромных окон питейного заведения в ожидании родителей. Мы видели, как бегали по ярко освещенному залу официантки в кружевных белоснежных кокошниках и передниках, с трудом удерживая большие подносы с пенящимся в стеклянных кружках темно желтым пивом и призывно алеющими горками крупных речных раков. Обе мы делали вид, что спать нам совсем не хочется, а сами, отворачиваясь друг от друга, прикрывали руками рты, распахнутые в усталой детской зевоте.
В такие вечера мне долго не удавалось уснуть. Мои мать и отец, лежа в кровати, почти всегда обсуждали между собой проведенный с веселыми друзьями день или вечер. Я лежала на раскладушке и делала вид, что сплю, а сама внимательно вслушивалась в их ночные беседы. Они разбирали сегодняшнюю карточную игру, или говорили о событиях на ипподроме, а бывало, рассуждали о футбольном матче и проигрыше любимой команды ЦСК, но мне ужасно нравилось их отношение ко всем этим игровым мероприятиям. Они посмеивались над своим времяпрепровождением, над собой и своими "светскими приятелями", а мать заканчивала обычно тем, что говорила зевая: - " Да ладно, надо же и нам приобщнуться к светскому образу жизни, а то все работа, заботы да родной завод, гори он синим пламенем". А отец согласно посмеивался вместе с ней и просил разрешения выкурить последнюю за сегодняшний день беломорину прямо в постели...