Медовый месяц

               
               
               
   «Наконец-то, отпуск! Ждали его четыре года!  Завтра c мужем полетим отдыхать на Чёрное море? Целый месяц вдвоём! Никаких воинских сборов, ночных звонков, тревожных ожиданий. Он, я и море – это сказка!», - мечтала Антонина, складывая вещи.
   И вот, билеты куплены, чемоданы собраны, утром небольшой перелёт до Симферополя, потом автобусом до Феодосии, и счастливая пара на море.
   Но резкий телефонный звонок изменил всю её дальнейшую жизнь. Мужа вызвали в часть. Тогда он служил в городе Ош, который находится на юге Киргизии. Вернувшись почти под вечер, он настоял, чтобы Антонина полетела на море одна, пообещав, что приедет, как только уладит дела.
   Но прошло восемь дней, а Сергей не прилетал, потом прислал телеграмму, в которой сообщал, что отпуск отменили и с вылетом задерживается.            
   Настроение у неё испортилось, решила отдохнуть ещё недельку и уехать домой к мужу. Ей было грустно и одиноко без любимого, даже море не радовало. Она неохотно ходила загорать за скалу, чтобы никто не видел её обнажённого тела. Только утренние лучи, безопасные и полезные, ласкали  лицо, шею, грудь, опускаясь все ниже и ниже.
   Закрыв глаза, она представила, что рядом с ней любимый капитан, и не солнце, а он нежно осыпает её поцелуями. Как им было хорошо вдвоем, они не могли насмотреться друг на друга, надышаться друг другом. Одной ночи любви было мало, они с нетерпением ждали следующей…  За четыре года совместной жизни их чувства не ослабевали, а принимали новую форму.
   Сергей заботился о жене, нянчился, как с ребёнком, но ласковых слов говорил мало, только обнимет крепко-крепко, поцелует и скажет: «Встречай, хорошая моя». Эти слова для неё звучали: «Я люблю тебя!». Одно беспокоило – детей у них не было. Муж никогда не говорил на эту тему, боясь обидеть её, а та постоянно ходила по врачам и бабкам, надеясь на чудо…
   Лучи стали настойчивыми и жгучими, перевернувшись со спины на живот, она увидела бегущую к ней тётушку, худенькую загорелую женщину.  Сразу стало холодно, чёрные тучи заслонили солнце, озноб пробежал по телу, в глазах потемнело.
   - Что случилось? – закричала Антонина и побежала ей навстречу.
   - Тося, тебе вызов на переговоры, - запыхавшись, тараторила тётушка, комкая в руках телеграмму.
   Жизнь согнула её. После смерти дочери, она воспитывала троих внуков, которые называли бабушку «мамой». Таковой она и была для них. Тётушка протянула телеграмму, заправила выбившиеся седые волосы под выцветшую косынку и поспешила домой. 
   В то время не было мобильной связи, и чтобы переговорить с человеком, который жил в другом городе, надо было пойти на почту, дать телеграмму о вызове на разговор. Ей переговоры были назначены на двенадцать часов, значит, через час. Она быстро натянула платье и поспешила в центр города.
   На почтамте толпились люди. «Кто ожидает Москву, пройдите в первую кабину. Адлер – во вторую. Рига – в одиннадцатую»,- раздавался голос диспетчера. Наконец, её пригласили в седьмую кабинку.
   - Это Антонина?- услышала она незнакомый женский голос в трубке.
   - Да.
«Неужели сейчас узнаю, что Сергей не прилетит, что больше не любит меня. Нет, только не это».
   - Вылетайте срочно в Ташкент, ваш муж в госпитале.
И разговор прервался. До неё ещё не доходило, почему в госпитале, почему в Ташкенте?
   «Легко сказать - вылетайте! А как улететь в разгар летнего сезона, когда билеты на самолёт распроданы за два месяца вперед?»
У неё был билет, по которому можно вылететь только через пятнадцать дней. Антонина ринулась на железнодорожный вокзал.

   В госпитале её встретил военврач, высокий плотный мужчина, завел в кабинет, посмотрел  поверх очков на чемодан:
   - Сколько суток к нам добиралась, девонька?
   - Пять дней, - уставшим голосом ответила та.
По-видимому, у неё был такой измотанный вид, что он сказал:
   - Нет, подруженька, такой я тебя к нему не пущу. Прими-ка душ и отдохни.
   - А что с ним?
   - Потом, потом поговорим, - врач отвел взгляд, снял очки, душкой заправил выбившийся волос за ухо, затем вновь водрузил очки на нос и стал что-то писать, показав этим, что разговор окончен.
   Антонину отвели в душевую комнату, дали больничный халат и тапочки. Посмотревшись на себя в зеркало, увидела осунувшееся лицо, ввалившиеся глаза. «Так не пойдет»,- подумала она. Высушив длинные чёрные волосы, заколола их сзади, наложила тени на веки, подвела глаза, накрасила ресницы и губы. Достала из чемодана платье в ромашках, которое любил Сергей, туфли на каблуках и вошла в кабинет. Врач её не успокаивал, не уговаривал, а сказал чётко по-военному:
   - Слушай меня, девонька, внимательно. Сейчас речь не о тебе, ты здоровая, красивая женщина. А вот на капитане нет живого места. И я запрещаю при нём реветь, причитать или жалеть его. Он отказывается от пищи, не борется за жизнь. Мы надеемся только на чудо. Найди такие слова, чтобы твой муж захотел жить, чтобы сам себе помог выкарабкаться из этого положения. С того света мы его еле вытащили. Теперь ты должны сделать так, чтобы он захотел остаться на этом свете. Всё поняла, девонька?
   - Да, - ответила она, но сама ничего не понимала, что говорить, как говорить…
   - Выпей-ка валерьянки, – он протянул мензурку.
   - Спасибо.    
   - Ну, с Богом! Капитан - у окна в пятой палате.
   В комнате было темно. Она подошла к окну и посмотрела на кровать, там лежал человек без правой руки, взгляд скользнул по телу вниз, ног не было, была пустота.
«Серёжа», - шёпотом позвала Антонина. Незнакомые глаза посмотрели на неё и показали на противоположную кровать. Там лежал муж. Руки были все перебинтованы, а ноги в гипсе.
   - Сергей, я приехала.
Он повернулся. Антонина не узнала его. Лица не было, только родные глаза как-то странно глядели на неё. Вся левая щека была зашита и замазана зеленкой, лицо распухло, потеряло симметрию.
   - Ты свободна, - еле слышно только губами прошептал Сергей.
Её словно током поразило. Нет, не от того, что увидела, а от того, что услышала.
   - Свободна от чего, любимый? – переспросила она.
   - От меня, - сказав, муж отвернулся.
«Что делать? Как поступить?» На глаза накатывались слезы, спазмы сдавили горло, нечем было дышать, гневом наполнялась её душа. Сжав нервы в комок, успокоив сердце, разум заговорил:
   - А я и так свободна… Ты забыл, что мы не расписались?
Он не ожидал такого ответа. За всё время совместной жизни жена ни разу не напомнила ему, что они не зарегистрированы, а это было и не так важно. Их связывала настоящая любовь.
   - Это к лучшему, не надо разводиться,- произнес капитан.
Сергей с большим трудом выговаривал слова, по всему было видно, что он испытывает сильные физические и душевные страдания. Её единственный и любимый мужчина отвернулся к стене. Отвернулся от неё…
   А в памяти всплыл день, когда она впервые увидела своего мужа. Тогда Тосиного отца по службе перевели из Тюмени в Свердловск. Квартиру дали в пятиэтажном доме на втором этаже. Однажды из окна девушка увидела молодого курсанта, тот хотел посмотреть на свои окна на третьем этаже, поднял голову, их взгляды встретились. Он подмигнул ей и вбежал в подъезд. Выйдя на балкон, она услышала бархатный мужской голос:
   - Здравствуй, незнакомка из окна.
   - Здравствуй.
   - Мое имя Сергей, а хочешь, узнаю, как тебя зовут?
   - Хочу!
   - Твое имя Тоня. Мне в Москву писала моя младшая сестрёнка, что к нам в подъезд приехала красивая девушка. А ты и вправду очень красивая, и имя у тебя необыкновенное - Антонина.
   Его позвали обедать, а девушка зашла в свою комнату. Через некоторое время услышала два удара по батарее, выглянула из окна, над ней, выше этажом, снова раздался голос Сергея. Они проговорили часа три, но время пролетело, как десять минут. А месяц – как один день. И полетели письма из Свердловска в Москву и из Москвы в Свердловск. Поцелуи были только на бумаге. Он присылал ей стихи, которые она переписывала в альбом. Письма, письма, письма... Она писала их на лекциях, дома, на стадионе в перерывах между тренировками. Писала каждый день. Наконец, он приехал на каникулы.
   Это была зимняя сказка. Как-то они пошли в кинотеатр на фильм «Колдунья» по повести Куприна «Олеся», сидели на последнем ряду. Только потом Тося поняла, почему Сергей покраснел, когда попросил билеты на последний ряд. Погас свет, тогда перед сеансом показывали журналы о Героях Социалистического Труда, о новостях нашей большой Советской страны. После журнала снова зажигали свет и в кинозал пропускали опоздавших посетителей.
   Где-то на середине фильма Сергей обнял её и поцеловал, поцеловал по-настоящему. Она почувствовала его влажные губы, нежные и чувственные. Это было незабываемо! Всё поплыло перед глазами, а он целовал снова и снова.  Ей хотелось лишь одного, чтобы фильм не кончался...
   Ночью долго не могла уснуть, потом услышала тихий стук по батарее. Окно открыть было нельзя – холодно. Накинув халат, проскользнула в подъезд. Там целовались до утра.
   А потом он уехал на учебу в Москву. И опять только письма, письма… Антонина ждала летних каникул, мечтала о встрече с Сергеем, как они целыми ночами будут разговаривать, выглянув из окон. Но летом её семья решила отдохнуть на Чёрном море у маминой сестры. Тося умоляла родителей оставить её с бабушкой в Свердловске, но мать и слушать не хотела.
  Море не приносило никакой радости, она не хотела купаться и загорать, только ездила на экскурсии. Её потянуло в Тамань - романтическое место, которое описал Лермонтов в  «Герое нашего времени». Зная, что Сергей в Свердловске, она спешила к нему, но опоздала. Когда вернулась, его уже не было. Он оставил письмо, в котором сообщал, что хорошо провел время с друзьями, что ездил на рыбалку, купался, загорал - и ни слова о любви. У неё случился нервный срыв, и Антонина оказалась в больнице.
   Наступила зима, но сказки не было – он не приехал. Они не виделись уже год, а впереди еще полгода разлуки. Письма стали приходить реже… 
   Однажды она с сокурсниками поехала на лыжную базу, где пробыла три дня. У них был инструктора, который отвечал за безопасность, его тоже звали Сергей. Просто имя Сергей уже приводило Антонину в трепет.
   Кто любил, тот поймет её, а кто не любил – пусть судит. Потому что любовь, как наркотик, требует своей дозы, и чем дальше, тем больше.
    Инструктор Сергей  был старше на девять лет. И на третью ночь всё произошло. Дальше жизнь девушки превратилась в кошмарный сон. Он стал ревновать её без всякого повода. Встречал у института и провожал домой, не пускал в библиотеку, а однажды ударил, найдя в почтовом ящике письмо из Москвы от Сергея.
   Воспоминания прервал военврач, который вошёл в палату к больным, и посетителей попросили выйти. Антонина не вышла, а вылетела во двор госпиталя, побежала по аллее, не замечая ничего, пока не наткнулась на бетонную стену. Стена, как монстр, преградила ей дорогу и не пустила убежать от страшной реальности. « Запрещаю реветь и причитать», - стучало в висках. «Ты свободна!», - Слова Сергея летели вслед. Сдерживая слезы до боли в скулах, она стала глубоко дышать, но ташкентский воздух был такой горячий, что у неё поплыло всё перед глазами.
   И вдруг ей стало так хорошо, где-то зазвенели колокольчики. Из тумана показалась маленькая девочка, она бежала к Антонине по зеленому лугу, волосы у неё были светлые, глаза голубые, а ресницы и брови – чёрные. Девочка обняла измученную Антонину и защебетала: «Мамочка, родная, я так люблю тебя! Тебя и папу». Они вместе закружились, поднялись над землёй и стали ловить бабочек и стрекоз, а потом опустились на траву и смотрели в небо, разглядывая причудливые облака. Солнце жгучими глазами смотрело на них с высоты, завидуя счастью. Дочурка спряталась в материнских объятиях от жарких лучей, а её маленькое тельце прижалось к Антонине и растворилось в ней. Еще в забытьи она поняла, что беременна.
   - Тебе плохо? – услышала приглушённый голос.
Старенький мужчина с военной выправкой вёз тележку, в которой были видны окровавленные бинты, тампоны и ещё страшно сказать что. Перехватив её взгляд, он поспешил поправить клеёнку, которая скрывала окровавленное месиво.
   - Вы что-то сказали? – очнулась она.
   - Тебе плохо? - повторил мужчина.
   - Нет, спасибо, мне хорошо.
Он посмотрел на женщину видавшими виды глазами и спросил:
   - Кто у тебя здесь?
   - Муж. Мой любимый муж.
   - После Афгана?
   - Да.
Только теперь Антонина поняла, почему изменился взгляд у Сергея. Он видел то, что не сможет передать ни один фильм, ни один рассказ очевидца. 
   - Крепись, дочка, тело ему здесь подлатают, - сказал санитар,- труднее будет с душой.
Последние слова он сказал тихо-тихо, чтобы никто не услышал.
   Искалеченные души... И она вспомнила тот момент, когда подруга передала незапечатанное послание от инструктора Сергея Гавриловича. Он писал, что она, как и его жена, которая сбежала от него, продажная и грязная девка. И ещё много-много обидных и оскорбительных слов. А Тося была чиста перед ним, инструктор знал, что до него у девушки не было близости ни с одним мужчиной. Прочитав письмо, она, тогда совсем ещё девчонка, решилась на само страшное – уйти из жизни. Шла и думала, как это сделать, чтобы наверняка, чтобы не смогли спасти: перерезать вены, отравиться, повеситься или прыгнуть с крыши. И прыгнула бы, если бы не нашла в почтовом ящике письмо из Москвы. Сергей писал, что получил распределение в Киргизию и звал Антонину с собой. «Что ему написать? Как объяснить? Оправдываться? Лгать?» - вопросы молотом стучали по вискам. Она взяла злосчастное письмо, которое жгло руки, терзало сердце, калечило душу, запечатала и отослала Сергею в Москву. Тогда не было компьютеров и электронной почты, письмо до Москвы шло три дня. Значит, ответ придёт через неделю. Но ни через неделю, ни через две, ни через три недели ответа не было. А через месяц он приехал сам.
   Целый день Тося просидела дома, боясь встречи, разговора, упреков, объяснений, прислушиваясь к шагам и разговору на верхнем этаже. Там что-то бурно обсуждали, в основном, говорила его мама, а потом сильно хлопнула входная дверь, послышались шаги и остановились у квартиры. Раздался звонок. Тося открыла дверь и, увидев Сергея в офицерской форме, опустила глаза. Он коснулся её подбородка и заглянул глубоко-глубоко в душу. Та стояла перед ним, как перед плахой, готовая на всё.
   - Собирайся, Антонина, через семь дней уезжаем во Фрунзе (так тогда назывался Бишкек), - сказал тоном, не допускающим возражения. Она уткнулась в китель и тихо спросила:
   - Простил или пожалел?
   - Дурочка, я люблю тебя! Любить – значит уметь прощать.
Вот так он первый раз признался в любви.
   Её душа рядом с этим человеком стала выздоравливать. Сергей излечил её, вселил счастье и покой. О прошлом было забыто, он простил, как отрубил. Способность прощать – удел сильных людей. Они прощают раз и навсегда.
   Как же он любил её, придёт со службы и скажет: «Встречай, хорошая моя!»
Она, счастливая, бежала на кухню, подавала первое, второе, третье, четвертое. Сама пекла пироги, торты, булочки. Особенно Сергей любил блинчики со сковороды.
   Вернувшись в больницу, Антонина присела около мужа, он отвернулся. В палате пахло кровью, лекарством и мужским потом. Было особенно напряжено, взгляд упал на пустую кровать, где недавно лежал молодой боец. 
   - Серёжа, знаю, что тебе тяжело, что больно, - робко начала разговор.
Он покачал головой и сказал:
   - Не больно, скорее бы туда, - и покосился на пустую койку, на которой умер человек, умер тихо во сне, благодаря Бога за то, что прибрал его – калеку.
   Сколько потом ещё она видела крови, страданий и смерти. Антонине казалось, что она попала в человеческую мясорубку, которая работает и днём и ночью. Ей никогда не забыть глаза седого девятнадцатилетнего парня, он умер на той же койке, где ещё недавно лежал парень без ног. Врачи сказали, что оторвался тромб. Только кажется, что у него не тромб оторвался, а разорвалось сердце. Как оно могло выдержать то, что испытал этот парнишка, поседевший в свои девятнадцать?
   Но в данный момент Антонине надо было бороться за жизнь двух самых близких людей. Один лежал перед ней, весь израненный, в крови и бинтах, вместо лица сплошная рана, а другая жизнь зарождалась в ней.
   - Сережа, мне нельзя волноваться. Ты должен беречь нас и сделать всё, чтобы мы поскорее вернулись домой, - она взяла его руку приложила к животу, - там твой ребёнок. Мне совсем не важно, какие у тебя волосы, глаза, руки, ноги… Это ты, и этим всё сказано.
   - Хорошая моя, - еле выговорил он и отвернулся, чтобы жена не видела, как катятся скупые мужские слёзы по его изуродованному лицу.
   Так одна жизнь спасла другую. Сергей стал выздоравливать.
Уже через месяц она перевезла его домой. Чтобы избежать расспросов, всем любопытным говорили, что он попал в автомобильную аварию.
   А весной у них родилась доченька, волосы у неё были светлые, глаза голубые, а ресницы и брови – чёрные. Ей дали  имя Олеся. Когда Сергей первый раз увидел её, то сказал Антонине: « Эта малютка вся в меня, а вторую нам надо родить, похожую на тебя - с тёмными волосами и чёрными глазами». Но вторым у них родился сын, опять похожий на него.
   Сергей никогда не рассказывал о войне в Афганистане и не носил на кителе награды, полученные там. Только каждый год двадцать третьего июня в одиннадцать часов вечера садился один за стол, наливал полстакана водки, выпивал залпом, долго сидел, молчал  и ложился спать. А однажды в этот день, когда второму ребёнку была всего неделя, Сергей принёс коробочку с обручальными кольцами и сказал:
   - Антонина, выходи за меня замуж?
   - Давай попозже, а то мне пока нельзя, а я хочу медовый месяц,- шутливо ответила она.
   - Совсем, совсем нельзя, а я осторожно.
Он обнял Антонину, нежно поцеловал.
   - Ну, правда, нельзя, потерпи.
   - Так ты согласна стать моей женой?
   - Я и есть твоя жена!
   - Нет, скажи, ты пойдёшь за меня замуж? – не унимался Сергей.
   - Да! Да! Да! Только хочу длинное платье, белую шляпку и длинные перчатки, - говорила она, примеряя кольцо.
   - И обязательно пойдём в церковь венчаться, - добавил муж.
Она с тревогой посмотрела ему в глаза, в те годы партийному человеку пойти в церковь было равносильно тому, что положить партбилет на стол.
   - Тебя исключат из партии, - с опаской сказала Антонина.
   - Ну и пусть, у меня есть ты.
   - А как же медовый месяц?
Сергей поднял Антонину на руки, отнёс на кровать. Её тёмные волосы разметались по подушке. Муж стал целовать её губы, шею, плечи, грудь, опускаясь всё ниже и ниже, повторяя:
   - Хорошая моя, у нас вся жизнь – медовый месяц!
Антонина закрыла глаза, а он продолжал дарить ей свою нежность, ласки и любовь…