Мечта Э. Н

Алиса Кропина
Фото: "Мечта Э.Н."
Владельцы фотографии ("Свадьба, осень-2009") дали согласие на ее публикацию с этим рассказом.

1
Компьютер не работал уже год. Но Э.Н. не нуждалась в нем, старом и неторопливом, уставая на работе от быстрых и сообразительных машин. Уже несколько лет она привязана к электронной свалке почти ненужной ей информации, проходя единственной тропой - С(еруня):\...\Голубая муть\...\Отчеты... - к изнурительной бессмысленной работе, документам, которые, будучи отосланы в срок, никогда никому не понадобятся. День за днем, сотни одинаковых дней составляли жизнь Э.Н., спокойной, деловитой женщины, внешне благополучной, и абсолютное спокойствие Э.Н. усиливало впечатление об этом благополучии.

 Но пять дней назад, когда вернувшаяся дочь, проигнорировав бывшую детскую, поселилась в гостиной, навечно разложив перед телеэкраном диван, Э.Н., вновь охваченная полузабытыми страхами, поняла, что необходимо что-то предпринять, чтобы сохранить с таким трудом обретенное спокойствие. Можно покрасить пол, поклеить обои или вызвать мастеров для смены вентилей, для починки стиральной машины или, вот, компьютера. Это поможет ей, вяло и незаметно для других умиравшей (от той болезни, главным симптомом которой является полное равнодушие к жизни), спокойно продолжать существовать на работе и в квартире, покинутой когда-то мужем, а затем и дочерью. Теперь, когда девочка, постоянно возбужденная, наполненная непонятно к кому - к нему, к ней, к себе? - обращенной ненавистью, вернулась домой, Э.Н. испугалась, что не сможет больше спокойно ходить на работу, спокойно садиться за неудобный низенький стол, а в обеденный перерыв обсуждать чьи-то чужие жизни, а заодно и свою, представляемую для всех как жизнь благополучной матери заботливой ласковой дочери, четыре года назад удачно выданной замуж.  Не сможет она и дома тихо и спокойно готовить обеды, стирать, убирать, смотреть по вечерам телевизор, а на самом деле умирать, умирать, не испытывая удовольствия от еды, чистоты и телевизионных передач, не стремясь к такому удовольствию, просто не желая вокруг себя грязи и запустения.

Как-то, проходя мимо одной из лаборанток, сидевшей со своим кавалером в холодном полутемном коридоре, Э.Н. остановилась и, побуждаемая симпатией к спокойной паре, в которой не ощущалось пугающего надрыва страстей, сопровождающих влюбленности её дочери, спросила аккуратного, хорошо одетого молодого человека о компьютерах. Тот подскочил, вытянулся перед Э.Н. стройным тополем и бойко отрапортовал о своих умениях. Э.Н., надежно охраняемая одиночеством, давно могла бы, но боялась впускать в свой дом ироничных самоуверенных сотрудников, надзирающих за компьютерами в ее отделе. Этот же приходящий молодой человек, привязанный к учреждению не амбициями и тщеславием, а трогательной, не обретшей ещё опыта любовью, не показался ей опасным. Поэтому Э.Н. приняла решение и выяснила день визита.

В тот день у подруги компьютерного умельца был выходной, но она появилась к концу рабочего дня, как-то по-особому, выжидающе, оживленная, и уселась напротив Э.Н., будто забежала на минутку, просто так, поболтать с коллегами. Вскоре появился и молодой человек. Э.Н., тщательно хранившая семейные секреты, забеспокоилась, но решила, что юноша все-таки различает личную и прочие жизни и не предполагает вести свою возлюбленную в чужой дом неприглашенной.  Слегка тревожась, Э.Н., обычно ходившая на работу и с работы пешком, вызвала такси. И, поскольку девушка жила в том же районе, что и Э.Н., показалось естественным, что лаборантка поедет  вместе с ними. 
Втроем они стояли около подъезда, Э.Н. нерешительно молчала. На лице девушки отражались вежливая готовность идти домой и, равновеликое по убедительности, желание не покидать своего возлюбленного. Втайне надеясь, что дочь появится нескоро, Э.Н. пригласила пару в дом.

Дочь появилась через полчаса и прежде всего увидела компьютерного мастера, а затем, краем глаза, его подругу. Растерявшаяся Э.Н. пыталась создать впечатление, что дочь пришла навестить её, но та пожелала вести себя по-другому, хотя понимала, чего хотела её испуганная мать.

Надо сказать, что дочь Э.Н. вернулась в бывший дом под многочисленные подбадривания подруг, уверявших, что она слишком молода и красива для человека, с которым живет. Она и сейчас явилась от одной из подружек, и ободряющая речь той, кто через пару недель пренебрежительно будет обсуждать очередную дуру-неудачницу, еще звучала в её маленьких изящных ушках. Поэтому дочь Э.Н. вошла в гостиную шумной, напористой, демонстративно ждущей поддержки и одобрения всем своим уверенным проявлениям - детской внешности, строгому, с очень короткой юбкой, костюму, длинным худеньким ногам, независимости и самостоятельности. Обретя два последних качества совсем недавно, дочь Э.Н. настойчиво предполагала всеобщее одобрение своему решительному и, как ей казалось, не лишенному жертвенности поступку. Поскольку независимость и самостоятельность означали возвращение в бедность, которую она уже научилась презирать.

Когда она открыла свой фотоальбом (дочь Э.Н. любила свои изображения, копила, собирала их), темные, с почти невидимыми зрачками, глазки оцепеневшей было лаборантки хищно заблестели. Вот девятиклассница со своей первой любовью. Вот выпускница с белыми бантами и неотступным поклонником, а то и с двумя, упрямо возлагающими руки на тоненькую талию её. Вот она, так выставив ножку, вот она, эдак изогнув спинку, и даже - тут и приглашенный аж через год, так неудачно вызванный мастер взглянул, отодвинулся от какого-то там компьютера, каких и не видел давно, можно сказать, никогда и не видел, - вопросительно и нежно девочка смотрит в объектив, прикрывая рукой голую грудь.   
Насмотревшись, лаборантка уставила сытый немигающий взгляд на голенастую, с выпирающими как у подростка коленками дочь благополучной и счастливой Э.Н., а девочка продолжала вытанцовывать перед чужими людьми, как будто без их одобрения и любви  она не сможет дышать, упадет на блеклый зеленый ковер и тут же умрет.
Отчаявшаяся Э.Н., желая умилостивить лаборантку, отсыпала ей в благодарность за визит дорогих конфет, принесенных дочерью. К чаю, которым та, видимо, собиралась угощать компьютерного мастера. Его подруга, поджав тяжелую вислую губу, конфеты взяла.

Через несколько дней осторожно молчавшая о семейных делах Э.Н. была поймана врасплох комплиментами её новому платью и, растаяв, уже уходя, выговорила гордо, что деньгами на платье помогла ей дочь, без неё не могла бы она купить такое дорогое платье, которое, знала Э.Н., не только шло ей, но и очень молодило. "Ваша дочь", - повторили сотрудницы в спину уходящей Э.Н, повторили, засмеявшись каким-то особенным смехом.
Мерзкий смех оцарапал встревоженную душу. Э.Н. перестала здороваться с лаборанткой, даже выговорилась, особо не уточняя причин, каким-то вроде бы благожелательным коллегам, не умея в одиночку справиться с обидой и подступающими тревожными предчувствиями относительно дочери.
2
Как ей - тому уже четыре года - хотелось, чтобы дочь вышла замуж!
Сначала девочка просто уходила по вечерам, и Э.Н. молча наблюдала, как вдохновенно и  целеустремленно собирается её дочь вроде бы гулять, вроде бы к подругам. И  возвращалась домой в два, в три ночи, даже утром явилась пару раз. Однажды её не было два дня - и, вернувшись, она предупредила о госте, назвала его имя, сказала, кто он, сколько ему лет, но цель визита не уточнила. Точнее, цель подразумевалась сама собой, и потрясенная Э.Н. заговорила с дочерью о возможности брачного контракта, чувствуя, что ситуация не однозначна, что нужно уступить, отказаться от всего сразу, только бы дочь вышла замуж. Но когда гость появился в доме, она не осмелилась заговорить о свадьбе,  показать, как отчаянно боится предполагаемых последствий. И потому, возможно, визит имел другое содержание; хотя сорокалетнему моложавому мужчине просто требовались время и некие гарантии, чтобы принять окончательно решение. Возможно, заикнись Э.Н. о полном равнодушии дочери, погруженной в свои физиологические открытия и переживания, к материальной стороне проблемы, она бы этому решению и поспособствовала. А так, пришедший человек, явственно ощущая тревогу и беспомощность Э.Н. и будучи упорным и удачливым бизнесменом, решил не торопиться.

Дочь ушла. И с этого момента, потрясенная столь простеньким исходом, никак не предполагавшимся восемнадцать лет назад, когда приняла Э.Н. из рук привычно радостной медсестры своего худого, за четыре дня в роддоме запущенного, с вымазанными зеленкой пальчиками рук и ног младенца,  - с этого момента предстанет Э.Н. перед людьми спокойной благополучной дамой почти среднего достатка. И в глубине измученного сердца будет страстно желать позорной мужской капитуляции, которая - Э.Н. была уверена в этом - неминуемо свершится. Поскольку, как ни была девочка, плавая в сахарном сиропе своей любви и воображая, одновременно, бурю невиданных страстей, отрешена от обыденной жизни, она все-таки поразилась осторожности  избранника. Поразилась, но, оправдывая свой к нему уход, не желала признавать поражения.

Первые месяцы внезапного одиночества Э.Н. были невыносимо медленными, высветленными до равнодушного бесцветного существования потихоньку возвращающимся к лету солнцем. Желая хотя бы отстраненной, но живительной  ярости и ненависти, Э.Н. купила себе несколько книжек Генри Миллера и, привлеченная знакомым по только что вышедшему фильму круглым детским личиком на обложке, при виде которого сердце пронзила привычная боль, - "Лолиту" Набокова. Дочери, зашедшей её навестить и заинтересовавшейся яркой обложкой, Э.Н. сказала растерянно, что удивлена тем, что именно сейчас попалась ей эта книга.
Впервые дочь Э.Н. вернулась в прежний дом через два года, забрав оттуда свои бесчисленные тряпки, которые её мужчина покупал бездумно и с удовольствием, потому что девочка никогда не просила роскошных, не отличая их, вещей: ей нравился сам процесс посещения дорогих магазинов, где она выбирала себе подростковые юбочки, брючки и свитерки.

Дочь Э.Н. возвращалась ещё несколько раз, похудевшая, беспокойная, злая. Бизнесмен приезжал за ней на белой, потом на серебристой иномарке. Приезжал сначала сразу, потом через несколько дней, затем случился промежуток в пару месяцев. Где-то заполночь, поставив под окнами машину, он  звонил по телефону и просил, возможно, прощения. Девочка стихала, светлела, собиралась сосредоточенно и целеустремленно - и уходила.

С каждым своим возвращением в дом Э.Н., дочь становилась злее, беспокойнее, худее. Она продолжала - теперь уже на рынке - скупать  бессчисленные брючки, юбочки и свитерки. По вечерам она долго и весело говорила по телефону, сердито приостанавливаясь, когда Э.Н. заходила в гостиную, и даже, повелевающим тоном обращаясь в трубку, требовала, чтобы мать вышла из комнаты. Затем девочка куда-то уходила, оставив ворох косметики и запах терпких, безумно дорогих духов, которые бизнесмен дарил ей в минуты примирений. Не зная, что и думать, Э.Н. чувствовала, как ярость и ненависть сжимают её почти омертвевшее сердце. Дочь возвращалась поздно, вставляла в видеомагнитофон кассету с "Томом и Джери" и ложилась. Спать она могла только под музыку мультфильмов. Иногда Э.Н. слышала, как дочь, всхлипывая, что-то произносила во сне.

Они ссорились, конечно, время от времени, когда Э.Н. не выдерживала резкого повелительного или пресекающего тона. Старшая женщина все чаще проявляла отрешенную и спокойную ненависть, не имевшую конкретного адресата, но легко приходившую в моменты, когда злобный сузившийся взгляд младшей, освещая  голубоватым сиянием её гладкие щечки, глумливо изучал беспомощные указующие жесты бледных вялых рук и заплаканное измученное лицо в сетке мелких внезапных морщин. 

- Ну, поплачь, поплачь, - покровительственно говорила дочь Э.Н., живущая в доме как дитя, не интересуясь квартплатой и не задаваясь вопросами о том, откуда берется еда в холодильнике и на плите.

- Чтобы ты умер, сдох, сгинул, - произносила про себя в черное обступающее пространство Э.Н. и начинала сдавленно кричать на девочку в  горьком отчаянии:
- Сволочь, сволочь, сволочь...

Потом, не утаивая более своей ненависти, своего отвращения к остервенело живущим, жрущим эту жизнь в молодом беспамятстве, отворачивалась и не хотела видеть дочь, не хотела ничего знать о ней. 

Хрупкая  изящная девочка, не желая оставаться в долгу, открывала свой нежный ротик, и нутряной, хриплый вопль "Су-ука!" будил всех окрестных собак. Сложной музыкальной фразой прокатывался ленивый перебрёх басистых сторожей в детском саду напротив, перебивался заливистой истерикой псов на балконах и затихал в темных улицах неторопливым гавканьем одиноких бродяг.

А девочка, страдающая, измученная любовными переживаниями, исступленно желающая новой любви - иначе погибнет дочь Э.Н. без восхищения, поклонения, обожания, - прекрасно понимает, чем оскорблена её мать и что простым называнием не обидеть её более, а потому желает вынести  убедительный и четкий приговор.

И наступит день, когда в предновогоднем, наполненном запахом свежей хвои доме услышит изумленная Э.Н., что это она отправила свою юную неопытную дочь к старику, не захотела её содержать, купила книжку "Лолита" и заставила девочку читать и следовать наставлениям этого страшного учебника жизни. Заплачет тут безутешно жертва черного безжалостного замысла, хрупкий чистый цветок, погубленный матерью. Содрогнётся Э.Н., уберет обратно на антресоли ящик с елочными игрушками. Пожалеет бедную, больную дочь. Прошепчет в обступающую тьму:
- Чтоб ты умер, сгинул, исчез...
3
- Я умер, - ответит он. - Я умер, меня нет.
И хотя не слышала Э.Н. голоса  бизнесмена, не могла определить по интонации, что он хотел сказать, она почувствовала, что он призывал. Звал на помощь её девочку.
 
Дочь Э.Н., сутулясь, сидела за кухонным столом и  рассказывала о звонке тихо и медленно, прислушиваясь к своим словам, уверенная, что её не хотят видеть, не подпускают к себе. Она уже не страдала, не мучилась - разве что тихой, стихающей болью, потому что была влюблена стремительно и искренне в своего ровесника. Мальчик казался милым и доброжелательным. Увидев его впервые, Э.Н. приняла отчасти смысл страшных обвинений дочери: мама, ты не должна была мириться с той ситуацией, ты должна была отвоевать меня. Для грядущей, свежей, молодой любви...

- У него воспаление легких, две недели прошли с начала болезни. Мне сказала наша общая знакомая, и я позвонила ему. Он ответил, что умер, что его нет.
- Где он, лежит в больнице?
- Да, его положили еще под Новый год.

...Он слёг перед новогодними праздниками! Сразу после того, как дочь Э.Н. была изгнана, пришла оттуда в последний раз, обиженная, слабая, и всё говорила о какой-то Илоне, бухгалтерше, у которой он обедает и которая сообщает по ночам на пейджер, что соскучилась. Бухгалтерша вроде бы купила билеты на новогоднее празднество, организуемое исключительно для таких как он и она, а дочери Э.Н. на те торжества не было билета... Все повторяется, всхлипывала девочка,  в прошлом году бывшая жена пригласила его к себе, а ей пришлось дома встречать Новый год, в этом - бухгалтерша с билетами...
Да, Э.Н. всё помнила. После последней ссоры, не дождавшись призыва, девочка возненавидела своего бизнесмена. Э.Н. же, потрясенная поведением переполненной ненавистью дочери, пожелала смерти тому, кто довел её до опасного отчаяния, беспомощного бреда, в котором Э.Н., не зная ещё о новой, трепетной и нежной любви, не увидела  попыток оправдания, расчетливых и жалких.

Тогда, испуганная чрезмерной жестокостью девочки и собственным отчуждением, не стала Э.Н. заниматься предновогодними хлопотами, уступив обычному равнодушию, а также не купила для дочери новогоднего подарка. И, придя домой за два часа до боя курантов, увидела под ненаряженной ёлкой блестящий, украшенный бантом пакет...

- Дочь, ты должна немедленно пойти к нему. Он болен, и ты должна навестить его.
- К нему ходит Илона. К нему приходит много женщин. Меня он не звал.

Прошлой зимой Э.Н. болела бронхитом. Да, по диагнозу это был бронхит. Она слегла сразу, в пятницу, едва добравшись до дома, и пролежав выходные, как ей чудилось, проспав выходные, в понедельник утром медленно собралась и медленно пошла к врачу. Потом, через каждые четыре дня, пролетавшие необычайно быстро в непроницаемом забытьи, она медленно собиралась и медленно шла в поликлинику, где тихо, отрешенно сидела в очереди среди кашляющих, беспокойных людей. Раз в три дня в квартиру залетала дочь, ставила на столик у постели пакеты с соком и мчалась обратно к своему бизнесмену. Э.Н. не могла готовить еду, почти не могла ходить. Она пила сок и засыпала опять. Так прошло две недели. Последний приход к врачу отличался от предыдущих лишь тем, что ей закрыли больничный лист. Она почувствовала, что крепнет, в два последующих выходных, а в понедельник была на работе  - ещё слабой, но посвежевшей, призрачно молодой.

Поэтому Э.Н. знала, что в тот момент сорокапятилетний мужчина беспомощно лежал в постели, и всё, что он мог - это протянуть руку, чтобы налить себе сока или воды. Может, он даже не имел сил, чтобы поднести стакан ко рту. Э.Н. также знала, что пока он не ощутит себя молодым и уверенным, пока его обычно ловкое  и ладное тело не станет опять ему послушным, он ничего не скажет девочке, не позовет её вслух.
В гостиной перед телеэкраном сидел тихий симпатичный мальчик и терпеливо дожидался дочь Э.Н.
4
Мужчина позвонил через пару недель, когда, по подсчетам Э.Н., должен был достаточно окрепнуть. Девочка отозвалась, называя его на "вы" слабым, затихающим голосом, поговорила немного и, накинув дубленку, открыла дверь. Женщина и мальчик молча смотрели на неё из кухни и гостиной. "Я на пять минут", - шепнула дочь Э.Н. мальчику. Через полчаса Э.Н. вышла в темный безлюдный двор, но не увидела серебристой иномарки.

Вернувшись, она сказала тому, кто ждал тихо и тревожно:
- Вероятно, он увез её силой. Она бы давно вернулась.
- Пойду подожду во дворе, - спокойно произнес мальчик.
- Да, погуляй, посмотри, как она вернется.

Они вернулись втроем, девочка плакала, ушла в ванную умыться и долго держала в холодной воде припухшее запястье. Мужчина был сердит, сдержан и прекрасен, мальчик - спокоен. Долгим вопрошающим взглядом оба посмотрели на Э.Н. как на арбитра в сложном споре.

- Он не был в армии, - сказал брезгливо бизнесмен. - Мать купила ему освобождение и устроила в престижный институт. Неужели непонятно, что ему нужно?
Что-то давало ему право уверенно войти в дом, уверенно сесть за стол и обращаться к Э.Н. как к надежному союзнику. Он принял решение, он уже мчался по склону к следующей точке призрачного покоя, хотя не знал, будет ли покой, да и не хотел сейчас этого знать.

Мальчик расположился напротив.      
В кухню вошла девочка, села в торце стола, одинаково отстраняясь от прежней и новой любви.

- Мама, он сделал мне предложение.
Жених не опроверг фразы, но и не попросил, обратившись к Э.Н., руки её дочери. Он хотел заключить сделку, которая, в силу возраста, представлялась ему рискованной.

- Поэтому я бы хотел, - сдержанно сказал мужчина, обращаясь к бледному спокойному мальчику, - чтобы через полчаса мы с тобой отсюда ушли и дали ей время подумать до утра.
Заключая сделку, он требовал жесткого соблюдения сопутствующих условий.

- У нас на сегодня другие планы, -  беспечно сказал мальчик.    
Бизнесмен, который знал, что может случиться с мальчиком, стоит ему, мужчине, только пальцем шевельнуть, изумился. Тревога, риск, торжественность судьбоносного момента замерли на мгновение перед столь весомыми планами на вечер. И малая эмоция, найдя лазейку, дала выход другим.

- Да она тебя не любит! - сдержанно вскричал бизнесмен, имеющий преимущество измерять любовь годами совместного проживания: - Еще неделю назад она прислала на пейджер "Я хочу тебя!"   
Мальчик порозовел:
- Если так и было, это не могло произойти неделю назад.

Девочка откинулась в сторону. В сторону мальчика. И из недавних далей произнесла почти без удивления:

- И ты ответил, что еще очень слаб... А когда ты гнал меня из дома, ты не был слаб. Ты собирался к Илоне... Ты целыми днями на работе, а в свободное время бежишь к Илоне по первому зову!
- Да пойми ты, она мой бухгалтер, я завишу от неё!
- И поэтому ты обедаешь у неё и бесплатно перечисляешь ей продукты? А мне даешь только скидку!
- Дочь, он не может ничего перечислять бесплатно! Никому! Это золотое правило бизнеса.
Мужчина благодарно взглянул на Э.Н., подтверждающе кивнул и начал объяснять спокойно и подробно, каким образом осуществляется взаимообмен с Илоной. Но девочку уже не остановить: 
- И Марина твой бухгалтер? И от Ирки ты зависишь?

Как бесцветен был тихий мальчик рядом с этой разъяренной парой! Сжавшись, ссутулившись, обратив к Э.Н. покорный сыновний взгляд, он тихо вопросил-утвердил:

- Разве говорят двое о таких вещах в присутствии других? 

Вопросил, теряя голос.

Мужчина вновь увидел противника. И, подлив себе чаю, заново принялся объяснять свои условия. Девочка, слегка всплакнув над старыми обидами и теряя интерес к однообразной беседе, засомневалась: мало ли, сейчас оба уйдут, а потом кто-то вернется, или, скорее всего, оба и вернутся. Мальчик молчал.

Молодые люди смутно ощущали тупик и вяло искали выход, надеясь на собственное, не стоящее им особых затрат упорство: они находились рядом друг с другом под привычной крышей. И всё, в чем они нуждались, - это выбраться из кухни в гостиную. Так было вчера. Так будет завтра.

- Ты же сказал, что умер, ты не хотел видеть меня!
- Я лежал под капельницей. Что еще я мог сказать?
- Дочь, - произнесла печально, вспоминая пакеты с соком, Э.Н., - Надо было накупить фруктов и навестить...
- Можно было и без фруктов, просто так прийти...
- Но ты же сказал, что умер!
- Сказал, чтобы ты пришла.
Напряженный, собранный, целеустремленный мужчина не видел тупика. Он мчался во весь опор к давно определенным, но, по причине скандального характера девочки, откладываемым целям. Он был уверен в их достижении и, поскольку  предполагал в Э.Н. материнский интерес, не сомневался  в её поддержке:

- Ты же хотела замуж! Еще месяц назад ты говорила, что хочешь ребенка. Разве это не так?

Молодые люди молчат. Молчит девочка, не зная, чем возразить своему недавнему прошлому. Молчит юноша, уверенный, что для успешного противостояния ему нет нужды определять свои планы на будущее.

(Как мечтала Э.Н. об этом предложении! Еще пару месяцев назад реален был благополучный исход, который принес бы покой измученному сердцу. Но состоялась уже громкая беседа о страшном учебнике жизни и старике, к которому она толкнула свою дочь. Что еще сможет сказать Э.Н. её девочка?)

- Разве эти желания не естественны? - задает Э.Н., кручинясь, встречный вопрос: - Разве вы не прожили столько лет и не пришла пора определяться?

Она видит, как  дочь с облегчением вздыхает, как переводит дух молодой человек. И, не желая знать, что случится, что произойдет через месяц, полгода, год, говорит Э.Н. в лоб бизнесмену, в прекрасный, сияющий лоб:

- Будем считать, что Вы не делали никакого предложения. Вы растеряны, недавно перенесли болезнь, Вы можете, сгоряча, ошибаться...
- Да, - подхватила девочка, глядя прямо перед собой, провожая  медленным взглядом уплывающие в никуда годы, четыре года из её двадцати двух:

- Проснетесь завтра утром, схватитесь за голову, скажете: "Что же я наделал!"

...Секундное замешательство - разлетятся удивленными полукружьями нервные изломы бровей, сложатся ироничной складкой властные губы. Бизнесмен оценит сказанное.

Э.Н. знает, что через несколько минут он уйдет. Молодая пара переместится в гостиную, усядется на тесный диван и будет весело чирикать о чем-то своем в темноте, при приоткрытой двери, ещё часа два.

2000 г.