Всё начертано заранее, что произойдёт.
И никто предначертанья судеб не уйдёт.
(Низами)
Хафиз муалим сидел на свадьбе сына своего товарища и ничуть не удивился тому, что в дверях зала вдруг появились младший сын и дочь, которые, старясь перекричать игравший оркестр, что-то объясняли официанту. Он знал, что дети ищут его и, поднявшись, пошёл к выходу. Он вывел детей в вестибюль и спросил:
; Мама или Фархад?
; Фархад. Он разбился на машине, ; сказала дочь. ; Другие слова «мама уже в больнице, операция, доктор, наркоз…», ; он слышал как во сне.
Он интуитивно вёл машину в сторону клиники, понимая, что час расплаты уже наступил, и судьба нанесла ему удар сразу в самое сердце.
Возле операционного блока жена билась в истерике. Увидев Хафиза, она протянула к нему руки и запричитала:
; Наш мальчик, Хафиз, наш мальчик… Ай, Аллах! Что же будет?
Заплаканная тёща безмолвно сидела на принесённом откуда-то стуле.
Хафиз кивнуд тёще, приобнял жену, которая судорожно всхлипывала. Дочь стояла рядом со стаканом воды.
; Попей воды и успокойся! ; спокойно сказал он. ; Твой плач ему не поможет. Я пойду что-нибудь разузнаю. ; С этими словами Хафиз направился к двери.
Он вернулся минут через десять с каким-то врачом, оказавшимся его приятелем.
; Надо дождаться окончания операции, пока что-то говорить рано, ; сказал врач. ; Я сегодня дежурю, Хафиз, по всем вопросам ко мне, пожалуйста, ; проговорил он и ушёл.
; Господи! За что?! За что мне такое наказание? Хафиз! За что, ай Аллах! За что?
Они прождали возле операционного блока еще два часа. Ожидание было томительным.
Наконец, двери распахнулись, и санитары выкатили носилки, на которой лежал, точнее, спал его сын. Фазиль был почти весь перебинтован. Жена и тёща бросились вслед за уезжающей, вероятно, в реанимацию носилкой. Дети пошли за ними, а Хафиз остался стоять на месте. Он ожидал врача. Хлопали двери, входили и выходили медсёстры и санитарки. Наконец, из операционной вышел хирург, моложавый мужчина, шестидесяти лет. Хафиз видел, то он очень устал, но хирург сам понимал, что это отец молодого парня, которого он оперировал.
; Пройдёмте ко мне в кабинет, выпьем чаю, ; сказал врач.
Хафиз кивнул и пошёл рядом с врачом, который, войдя в кабинет и усевшись на своё место, жадно затянулся сигаретой.
; Насчёт предупреждения Минздрава я знаю, ; хмуро пошутил он, ; но они для меня сделали исключение.
; А как насчёт моего сына, доктор? Или вы сами искусственно оттягиваете время, чтобы собраться с мыслями или размышляете и придумываете, как правдоподобно мне соврать? ; глядя прямо в глаза собеседнику, спросил Хафиз.
; Я никогда не вру родственникам пациентов. Я могу уклониться от ответа больным, но вы не тот человек, кого можно обмануть.
; Не тяните! Я знаю, что у него множество переломов, включая перелом позвоночника.
; Переломы ; это всё фигня! Молодость и время их победят! В крайнем случае, будет прихрамывать. Но не забывайте о тяжёлой черепно-мозговой травме. Главное ; это.
; В чём вы видите опасность? Я в медицине ничего не понимаю! Говорите, пожалуйста, ясней! Рана может не зажить?
Врач развёл руками.
; Зажить-то она заживёт, но …
; Что «но», доктор, ну? ; закричал Хафиз, не совладав с собой.
; … я не могу дать гарантию за его психику.
; Что это значит? Он будет психически неуравновешенным?
; Скажем так: его поведение будет неадекватным и не соответствующим принятым нормам. Но, дай Бог, чтобы я ошибся! Если можно, объясните всё это вашей жене сами, вы знаете, как это сделать покорректней. ; И врач снова закурил.
; Излишне говорить, что я человек не бедный и для сына ничего не пожалею. Сделаю всё, что надо.
; Поверьте, на данном этапе ничего не надо. Мы сделали всё возможное и невозможное, но травма очень тяжёлая, задета большая часть коры головного мозга. Это же не рана на теле. Вы же знаете, что человеческий мозг регулирует нашу деятельность. Я очень сожалею.
Кивнув врачу, Хафиз вышел в коридор, стал у окна и беззвучно заплакал.
Бывший военнослужащий, ставший известным юристом, высокий, статный, красивый мужчина в расцвете лет Хафиз Байрамов был сломлен. Судьба отомстила ему, нанеся удар в самое сердце, почти отняв у него самое дорогое. Хафиз вдруг почувствовал, как к нему подошла дочь и уткнулась в его руку. Черноглазая красавица, его любимая дочь Афочка, несмотря на семилетний возраст, была не по-детски умна и проницательна. Отец обнял дочь, не опуская глаз.
; Папочка, нам плохо? ; чуть слышно спросила дочка.
; Да, дочка, нам очень плохо, ; глухо ответил Хафиз.
Маленькая девочка понимала, что несчастье, произошедшее с братом, это горе для всей семьи.
Взяв дочь за руку, он пошёл в реанимационное отделение, в которое, конечно, не пускали. Врачи и медсёстры отбивались от рвущейся в палату Наили ханум.
; Почему я, мать, не могу быть рядом со своим сыном?! ; кричала она, порываясь проскочить в дверь.
Хафиз поймал жену за руку:
; Потому что сейчас ты ему ничем не сможешь помочь. Он будет спать целые сутки, ; сказал он, не понимая, почему приврал насчёт суток.
Персонал отделения облегчённо вздохнул.
; У тебя впереди столько времени, чтобы заботиться о сыне.
Придя немного в себя, жена спросила:
; Что сказал врач? Когда Фазиль встанет на ноги? Только не ври мне!
Наблюдающая за родителями Афочка, чувствуя, что отцу необходима помощь, подошла и взяла его руку. Хафиз погладил дочь по головке.
; Выздоровление будет долгим, ; сказал он и добавил: ; Будет ли мой сын прежним.
; Что ты хочешь этим сказать? Он может умереть?! ; воскликнула жена.
; Нет, но он не будет умственно здоров.
; Я только этого и боялась! ; прошептала супруга. ; А может всё обойдётся? ; с надеждой спросила она мужа.
; Сейчас нам остаётся только надеяться.
Наиля окончила медицинский институт, в котором хорошо училась и из неё вышел бы неплохой врач, но она уже на последнем курсе вышла замуж, родила подряд троих детей. Хафиз не хотел, чтобы жена работала. Сначала она возмущалась, пыталась заставить мужа передумать, но быт её заел, также как заел многих других женщин, в лице которых общество потеряло хороших специалистов: врачей, педагогов, инженеров, бухгалтеров и др.
; Господи, почему это случилось с нашим сыном?! Господи, за что? ; поднимала Наиля руки к небу, обращаясь к Всевышнему.
; Значит, есть за что! ; сказал Хафиз, и, отойдя к окну, закурил сигарету. ; Мы всегда несём ответственность за свои поступки. Неважно перед кем: перед обществом, страной, народом, семьей, детьми. И за плохие, необдуманные поступки его ждёт неминуемое наказание или кара. Бог всё видит и всем воздаёт по заслугам.
Наиля ханум с заплаканными глазами вопросительно смотрела на мужа.
; Что ты здесь философствуешь не к месту? О чём ты говоришь? Какие поступки, какая ответственность? При чём здесь наш сын? Кому мы что-то плохое сделали? Ты же опекаешь всех родственников и знакомых! Мы никому не мешаем, ни с кем не ссоримся! Почему мы? Почему Аллах нас так наказал? Ай, Аллах! Что же мне делать? Мой сын, мой Фазиль!
Дочь бросилась к матери. Хафиз выкурил еще одну сигарету и подошёл к жене.
; Я отвезу маму и детей домой. Им нет смысла здесь находиться. Они тоже устали.Я привезу тебе что-нибудь поесть.
; Разве мне сейчас до еды?! Мой ребёнок в таком состоянии, а я буду кушать? ; расплакалась опять Наиля.
; Будешь! Тебе нужны силы за ним смотреть.
Он отвёз тёщу и детей домой, а затем вернулся в больницу. Рабочий день закончился, все работники ушли, остались дежурные врачи и медсёстры.
Хафиз и Наиля прекрасно понимали бессмысленность своего нахождения здесь, в больнице, но они не могли уйти, оставив сына одного в больнице.
; Все врачи говорят: «Ждите и надейтесь!» Я буду за ним хорошо ухаживать, и он выздоровеет! Правда, Хафиз?
; Да, дорогая, мы сделаем всё для нашего мальчика!
Полночи они сидели в креслах в коридоре, и только к утру нянечке каким-то чудом удалось уговорить Наилю немного поспать в комнате медсестёр, где был диван.
; Если будет нужно, я тебя позову! ; успокоил Хафиз жену обычным выражением, которое не имело никакой силы в подобной ситуации.
Сам Хафиз вернулся в одно их чёрных кожаных кресел, стоящих в вестибюле. У него начисто пропал сон, и он курил одну сигарету за другой, вспоминая случай, произошедший с ним и свой поступок, за который он ожидал возмездия вот уже несколько лет. И оно пришло это возмездие и с такой силой ранило его!
Лет десять назад Хафиз занимал ответственный пост в одном из районов республики. Он был хорошим руководителем, прекрасным организатором, отличным специалистом. Его любило и уважало местное население, потому что люди знали, что Байрамов всегда поможет и словом и делом. Он весь отдавался работе, и как это было принято в советское время, допоздна засиживался в кабинете, работая в выходные дни. На отдых совсем не оставалось времени. Собственно говоря, в сельской местности особых развлечений нет: кино, клуб, в которые ему ходить было как-то неудобно. Оставались охота и рыбалка. Рыбак он был никудышный, а стрелял хорошо, имел наградное именное оружие.
Однако, и охоту он не любил. Сильный, смелый, мужественный человек он жалел любую зверушку, на которую он охотился.
Товарищи узнали его эту слабость и иногда подтрунивали над ним. Хафиза это раздражало, но он терпел. Его злили разговоры на тему: «мужчина и охота», «мужчина должен уметь подстрелить дичь», «охота - древнее занятие мужчины» с подробными описаниями удовольствия, которые получает человек от своих трофеев.
Он часто под разными предлогами отказывался от участия в охоте, но в какой-то раз не мог и был вынужден достать оружие и присоединиться к шумной компании местных руководителей.
Они отправились затемно, машина с провиантом и напитками ушла раньше них. Около небольшой рощи водитель с камим-то парнем выгружали из машины ящики с пивом. Оставив машину, охотники по двое разбрелись в разные стороны. Договорившись через час, встреться здесь же. К тому времени была официально разрешена охота на птиц и зверей. Вдвоём с местным военкомом прямо у берега моря они довольно быстро настреляли около двух десятков кашкалдаков, и Хафиз решил, что с них этого достаточно, но военком собирался подстрелить лису. Во всяком случае он сказал:
; Мне кажется, я её уже увидел.
; О, Господи! Да зачем тебе лиса? Мы и так можем похвастаться своими немалыми трофеями.
; Э-э-э, Хафиз! Что ты говоришь?! Кашкалдаков может подстрелить любой мальчишка! То ли дело лису или джейрана!
; Насколько я знаю, на джейранов охота запрещена, а на лису, пожалуйста, охоться сам! А я пойду посижу вон там! ; и Хафиз показал рукой в сторону рощи, откуда они вышли. Хафиз был очень уставший, сумка с дичью оттягивала плечо и, вообще, он предпочёл бы охоте другой вид отдыха. Его спутник резко взял влево и побежал за скрывшейся лисой, во что Хафиз смутно верил. Прибрежный песок кончился, и он шёл по степи с редкой, выгоревшей от солнца растительностью. По пути ему кое-где попадались небольшие участки высоких и низких кустарников. Наконец, Хафиз дошёл до рощи. Он решил отдохнуть на небольшой поляне, где лежало несколько сваленных деревьев. Он достал платок и вытер пот. Над головой весело щебетали птицы, деловито перелетая с дерева на дерево. В косых лучах солнца, пробивающихся сквозь густые ветки деревьев, летало множество мошек. Свежая прохлада успокоила, усталость сморила его, и он незаметно уснул. Через какое-то время он проснулся и, еще не открывая глаз, почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Разомкнув веки, он увидел на самом краю поляны, приблизительно в двадцати метрах от себя джейрана. Очень красивое, элегантное животное неподвижно стояло на месте и тревожно смотрело на Хафиза. Никогда раньше он не видел это животное так близко.
; Какой же он красавец! ; подумал Хафиз о джейране. ; Недаром в произведениях воспевается его красота. ; Интересно, а что это он не двигается, а стоит?
Хафиз очень осторожно и медленно стал двигаться в сторону джейрана. Конечно, ему даже в голову не приходило, что можно убить джейрана. Разве можноподнять руку на такую красоту. Ему было известно, что джейраны очень пугливы и осторожны, они обладают поразительным чутьём и слухом. При малейшей опасности они тут же срываются с места и стремительно убегают. Но почему-то этот джейран стоит, не шелохнувшись. Неподалёку под чьими-то ногами хрустнул сучок. Джейран пошевелил головой. Хафиз вдруг услышал, как из кустов зашептал военком:
; Стреляй! Чего же ты ждёшь, стреляй!
Хафиз, естественно, не собирался убивать джейрана. Он снял с плеча ружьё и по сантиметру двигался в его сторону. Джейран не двигался. Прошло немного времени, и расстояние между Хафизом и джейраном сократилось еще больше.
; СтреляЙ. Стреляй! ; шептал товарищ из кустов, зная, что, если он выйдет сам, джейран убежит.
Хафиз приближался к животному, удивляясь его поведению. Что происходит? Почему джейран стоит? Может, ему на ноги упало что-то тяжёлое или ноги запутались в сетях? Но в таком случае животное делало бы какие-то движения, пытаясь высвободиться из плена, но не этот джейран! Этот стоял и не двигался. Странно. Хафиз уже отчётливо различал его буровато-песочную окраску и по отсутствию рогов догадался, что это самка. Обычно в конце лета, когда в степи пересыхает любой источник воды, джейраны даже могут пить солоноватую воду на некоторых участках моря. Кроме того, они приближаются к морю, чтобы на солончаках можно было бы полизать соль.
Хафиз понимал, что с джейраном что-то случилось, раз он не двигается. Он хотел приблизиться и оказать ему помощь. Военком уже очень громко кричал ему, не выходя из кустов:
; Да стреляй же! Что ты медлишь?! Уйдет же ведь!
Хафиз смотрел на животное и ему казалось, что черные глаза неподвижно стоящей самки грустны. Он поймал себя на мысли, что в последнее время стал излишне сентиментален. Из кустов военком вместе с присоединившимся к нему заведующим РОНО орали, что есть силы:
; Хафиз! Стреляй! Она же уйдёт, стреляй!
А Хафиз и не думал стрелять в джейрна. Его удивляло, что по своей природе чуткое и пугливое животное, даже не шевелится. Он предположил, что джейран лишён слуха. Чтобы дать возможность убежать самке, Хафиз поднял ружьё и помахал им. Джейран не шевелился. С Хафиза ручьём лился пот. Да что же это такое?!
; Кыш, кыш! ; попугал он джейран, приблизившись на очень близкое расстояние.
Джейран стоял не шевелясь. О, Боже! Что же это такое?!
Хафиз вскинул ружьё и прицелился, надеясь, что хоть грозный вид оружия испугает животное.
; Молодец! Стреляй! Стреляй! ; кричали мужчины рядом.
А Хафиз кричал джейрану:
; Да беги же ты!
; Да стреляй же ты! Хафиз! Ты, что, не мужчина что ли?!
Этих слов стрепеть он не мог. Хафиз зажмурился и выстрелил. Открыв глаза, он увидел лежащую на земле и истекающую кровью джейран, а рядом её маленького детёныша.
О Боже! У джейран был детёныш! Мать ценою своей жизни спасла своего малыша! Ай, Аллах! Что же он сделал!? Около джейрана возился военком, а его спутник держал на руках маленького джейрана. На выстрел подъехала их машина.
; Надо её срочно отвезти к ветеринару! ; взволнованно сказал Хафиз.
; Какой ветеринар! Ты на охоте! Она, по-моему, уже мертва. Спасибо! Сегодня мы будем есть мясо джейрана. Не так уж часто это бывает.
Хафиз отнял детёныша у зав. РОНО.
; Я сам его выращу!
Охотники веселились и радовались добыче, а у Хафиза в душе был траур. Он чувствовал себя самым последним человеком на свете. Перед его взором была неподвижная джейран, которая до последнего вздоха защищала своё дитя.
Образ этой джейран, её красивые, но тоскливые глаза преследовали Хафиза всю оставшуюся жизнь.
Хафиз был смелым, мужественным человеком, не раз принимал участие в военных операциях в разных странах. Он был отважным и бесстрашным воином. Да! Ему приходилось применять оружие против человека, но это был враг, а здесь беззащитное животное! Хафиз знал, что он совершил гнусный, отвратительный поступок. Он не просто убил животное, а убил мать, защищающее своего детёныша. Он знал, что это непростительный поступок. И был уверен, что когда-нибудь понесёт за него наказание.
Да! Он доказал, что он киши, но одновременно с этим перечеркнул своё имя человека.
Весть о том, что Хафиз на охоте убил джейрана, и потом все (исключая Хафиза) ели шашлык из мяса этого редкого животного не без помощи его коллег передавалась из уст в уста. Многие знакомые поздравляли его по этому поводу, но он в эти минуты испытывал такой стыд и такое чувство омерзения к себе, что он старался как можно скорее отдалиться от своего собеседника.
Хафиз вырастил детёныша джейрана, заботясь о нём, как о родном сыне, а когда тот подрос, выпустил его на волю, но и этот поступок не мог облегчить его страдания. Он знал, он чувствовал, что день расплаты близок.
И она пришла, но была ужасной. Как он когда-то отнял жизнь у джейрана и разлучил её со своим детёнышем, так и Бог сейчас наказал его также больно, как когда-то он сделал больно джейрану, убив его.
Час расплаты наступил.
Хафиз задремал, вспоминая эту историю. Следующий день был воскресным, поэтому он был очень удивлён, когда увидел, что в семь часов утра вместе с его сестрой в больницу пришла и его дочь.
; Я пришла сменить Наилю, ; сказала сестра, ; а Афочка проснулась раньше всех и ждала меня. Мы все потрясены случившимся, но то, как переживает эта маленькая девочка, просто вызывает уважение.
Афочка бросилась на шею отцу:
; Папочка, ты же всё можешь! Скажи врачам, чтобы они поскорее вылечили Фазиля.
; Я сказал им, дочка, сказал
; А я сегодня останусь здесь с тобой. Вот, я принесла даже свою любимую книжку, ; сказала Афочка и с этими словами достала из пакета книжку «Маленький принц».
Хафиз часто читал своим детям эту книжку, подробно объясняя её смысл, ещё и ещё раз перечитывая сказку.
; Ты знаешь, в этой сказке пропущена одна строчка, ; сказал он, беря в руки потрёпанную книжку.
; Какую, папочка? ; удивилась дочь.
В памяти Хафиза всплыла известная фраза из книги, ставшая крылатой.
; Дело в том, дочка, что мы в ответе не только за тех, кого приручили, но и даже за тех, кого не хотели приручать.
* * *
Кара Хафиза была ужасной. У сына срослись переломы, зажили раны, но у него была нарушена психика, и ещё долгие восемнадцать лет он наблюдал за своим любимым взрослым сыном, часто ведущим себя, как малоё дитя.
Что может быть ужаснее для родителей?!