1.
Эта история еще долго будет будоражить жителей поселка Кульозерский и ближайших к нему населенных пунктов. Хотя страсти сегодня несколько поутихли, тем не менее, слухи о случившихся здесь невероятных по нынешним временам событиях остаются предметом разговоров кульозерцев; они периодически выплескиваются на страницы областных, а теперь и общероссийских СМИ. Однако следует рассказать обо всем по порядку, дабы читатель имел возможность из внешне разрозненных фактов составить для себя картину происшедшего и сделать собственные выводы. При этом я не стремлюсь навязать свою точку зрения. Пусть каждый решает сам, правда ли все описанное или досужие домыслы.
Поселок Кульозеро являет собой результат слияния двух населенных пунктов: старинного села, упомянутого еще в летописях иоанновской поры (Кульозерской волости царской грамотой было даровано земское самоуправление) и леспромхозовского поселка, основанного в конце тридцатых годов ХХ века. В старом Кульозере жили крестьяне крепкого поморского корня, там и ныне высятся старые добротные избы, давно разменявшие вторую сотню. Эта часть поселения располагается на западном берегу озерка, в честь коего оно и было названо. Во второй части, раскинувшейся на южном и отчасти восточном берегах и отделенной от старого села безымянным ручьем, основным типом жилища с самого начала был дощатый барак. Здесь селились вербованные из разных концов нашей необъятной страны – публика своеобразная, порой со шлейфом судимостей за плечами. Иногда между автохтонами и пришлыми случались потасовки, доходившие до поножовщины, приходилось вызывать милицию из райцентра. Со временем население перемешалось, и уже трудно было различить, кто потомок первопоселенцев, а чьи предки прибыли сюда по оргнабору; на берегах ручья в конце шестидесятых встали первые панельные пятиэтажки; со временем микрорайон разросся и
стал связующим звеном между древним селом и советским поселком. В описываемое время население Кульозера насчитывало тысячи три душ, при этом стремительно сокращаясь: леспромхоз дышал на ладан, другой работы на сто верст окрест не было.
Поселок располагался к озеру передом, к болотам задом. Болота начинались не сразу за околицей; сперва шла небольшая рощица, сменявшаяся ельником; по прошествии нескольких километров еловый лес редел – и уступал место болотам, где кульозерцы собирали по осени клюкву. Чем дальше в болото – тем глубже становилась трясина, переходя в настоящие топи с редкими островками с одинокими деревцами и кустарниками. Сюда обитатели поселка боялись соваться – и не только потому, что неосторожный шаг в сторону от едва заметной тропки был чреват печальными последствиями. Знаменитые Кульозерские Мхи хранили некую жуткую тайну… Но – обо всем по порядку.
2.
Когда в конце двенадцатого века объявились в этих краях новгородцы, они застали здесь редкие чудские деревни. Отношения пришельцев с аборигенами складывались в основном мирно; за пару столетий произошло то же, что и к концу ХХ века в Кульозере – местные и пришлые изрядно перемешались. Чудь, давшая имя первой части топонима (в переводе – «озеро Водяного»), забыла свой язык, утратила многие обычаи – в общем, совершенно славянизировалась. Но были племена, упорно сопротивлявшиеся новгородской экспансии.
Как гласит летопись, около 1255 года, на осенний Натальин день, «бысть сечь великая при Кульозере». Одолели чудинов новгородцы; значительная часть мятежников была перебита, уцелевшие в жестокой рубке, захватив скудные пожитки, вместе с семьями бежали в болота. Да там и сгинули… Топь поглотила своенравных аборигенов.
В болотах не раз пропадали люди. Сведения о таких внезапных исчезновениях мы можем почерпнуть, например, из донесения отца Нифантия Воздвиженского в управу благочиния. Преподобный Нифантий охотился за бежавшими в густые леса раскольниками. Около 1839 года, в пору николаевских гонений на старую веру, в трех верстах от села Кульозеро, в лесу был обнаружен мужской скит с десятком насельников; еще в версте от него - почитай, прямо на болоте - поселились старообрядки числом в полтора десятка: и юницы, и вдовы, и старицы. В кульозерские леса был отправлен вооруженный отряд. Подобно древней чуди бежали скитники от разорителей скитов – и навсегда пропали в зыбких мхах. Преследователи видели лишь спины уходящих – и повернули назад, решив: «Бесследно пропали раскольники. Туда им и дорога. Поделом!»
Сентябрьской ночью1909 года бежал из пинежской ссылки социалист-революционер Матвей Рыдванов. Переночевав в избе кульозерского крестьянина, он утром отправился в направлении губернского города прямо через болота, вопреки отговорам приютившего его жителя. С тех пор никаких сведений о нем не поступало. Архивное дело губернского жандармского управления заканчивается донесением пинежского исправника: «Несмотря на предпринятые к розысканию меры, следов ссыльного обнаружено не было».
Рапорт офицера Британского экспедиционного корпуса Фредерика Кларенса свидетельствует об исчезновении осенью 1919 года в этих местах сержанта Говарда Линдсея, откомандированного в Кульозеро двумя месяцами ранее. Появление здесь англичан было связано с упорными слухами о неких людях в странных одеждах, время от времени появляющихся в окрестностях села. Обликом и манерами они весьма отличались от красных партизан, для борьбы с которыми и был послан в помощь белым сержант Линдсей с несколькими солдатами под началом капитана Кларенса. Однажды интервент отправился, вопреки строгому предостережению, прогуляться в соседний лесок. К услугам проводников из местного населения, в целом лояльного белой власти и его союзникам, англичанин прибегнуть отказался, сославшись на то, что вооружен и способен постоять за себя. Ни к вечеру, ни на следующий день сержант не вернулся. В ходе поисков было обнаружено пустое лукошко, с которым беспечный англосакс ушел по грибы, и странное ожерелье из клыков и когтей лесных зверей, а также двух старообрядческих нательных крестов прошлого века. Фредерик Кларенс составил рапорт командованию и письмо молодой жене пропавшего без вести сержанта Сесилии, проживавшей в Абердине.
Исчезновения людей в кульозерских мхах не были редкостью на протяжении нескольких веков. Но только с середины ХХ века они стали обрастать невероятными подробностями. Сначала говорили о непонятных людях в меховых и замшевых одеждах, время от времени виденных на окраине поселка. Их появления участились к началу пятидесятых. В то время недалеко от Кульозера возник очередной лагерный пункт или лагпункт, потому кульозерцы порешили, что к ним наведываются беглые заключенные. Многие жители обзавелись сторожевыми псами, стали запирать двери на двойные замки (в начале века жители обходились и вовсе без замков, только подпирали дверь дрыном, уходя из избы, дабы все знали – хозяина нет дома). Полагали, что беглые ищут, что бы своровать. Некоторые даже стали ночами караулить свои жилища с охотничьими ружьями и топорами.
Году в 1960-м переполох в старом Кульозере вызвал рассказ двух подружек. Поздно вечером девушки парились в бане. Внезапно в запотевшем оконце появилась плотоядно улыбающаяся физиономия: поросшие щетиной впалые щеки, щербатый рот, вогнутый нос. Непрошенный гость оскалился и что-то произнес.
- Банник! Банник пожаловал! – в один голос заголосили девицы – и опрометью вылетели из бани, в чем мать родила. Родительница одной из девушек, которой и принадлежала банька, выслушав сбивчивый рассказ подружек, решила, что это шалит кто-то из вербованных лесорубов. Следствием этого стало побоище на центральной улице нового поселка. «И теперь седые люди помнят прежние дела»: сверкали в лучах луны ножи и заточки, взлетали и опускались на плечи, спины, головы тяжелые дубины и суковатые палки, летали каменья и кирпичи. Итогом схватки стало два трупа – один со стороны местных, другой – приезжих – и один тяжело раненый коренной житель. Был выездной суд - зачинщиков и активных участников «сражения» примерно наказали. А еще сказывали, что возле баньки наутро после визита «банника», обнаружили следы. Обувь хулигана, потревожившего девушек, была явно самодельная.
Спустя пять лет в поселковый продмаг явился «ряженый»: некто в одежде из лосиной кожи, нелепой заячьей шапке, уши которой хлопали по плечам гостя, разношенной кожаной обуви, долго бродил вдоль витрины, разглядывая товары. Потом на глазах остолбеневшей продавщицы стал тыкать пальцем в буханку хлеба и мычать.
- Куда ты грязным ногтем в свежий хлебушек тычешь! – гневно воскликнула продавщица, избавившись от оцепенения. – Ты чего, немой что ли? Или идиот?
Человек залопотал что-то на неизвестном наречии и отщипнул кусок хлеба.
- Нерусский? Из Коми республики, что ли, приехал или откуда еще? Должен же русский язык понимать, в конце концов! Не трожь хлеб, сказано было! Руки-то у тебя немытые…
- Его надо в психушку сдать! – к странному человеку приблизилась пенсионерка. – У тебя башка-то работает, парень? Сразу видно, что больной, тронутый…
- Ты его не обижай, - обратился к ней мужичок в потрепанной куртке. – Мало ли что на уме у такого. Да я ему сам хлеб куплю, - он высыпал в тяжелую, длиннопалую мозолистую ладонь мелочь из кошелька и стал отсчитывать необходимую сумму.
- Больно ты сердобольный ко всяким, - проворчала пенсионерка. – У нас вон был один такой в тридцатом, все кулаков жалел. Так потом же его самого…
И тут посетитель магазина на глазах у всех схватил белую буханку, сунул ее в висевшую на плече вместительную сумку с нашитым на нее странным орнаментом – и пулей вылетел из магазина.
- Ворюга! Держите вора, товарищи!!! – завопила благим матом продавщица, выскакивая из-за прилавка. – Людка, посторожи товар-то. Я мигом. Догоню только и вернусь…
К ней присоединились двое мужичков, на ходу голося:
- Держи его! Наверно, этот из бывших зеков, которые по лесу шляются тут. – Один из «добровольных помощников» подхватил увесистую орясину. – У него нож, наверно, голыми руками не справиться.
- Только бей не сильно. А то, бывает: вора убьют или покалечат, а потом сами в тюрьму садятся. Тут дело такое, юридическое. Так что ты поосторожнее, - советовал другой, тот самый, кто собирался заплатить за «убогого» в магазине.
- Не, я его только «пощекочу», - недобро усмехнулся обладатель орясины.
Продавщица, двое мужиков и ничейный бобик, увязавшийся вслед за бегущими, мчались по улице в вечерних сумерках, стремясь догнать дерзкого воришку. Но тот летел как преследуемый стаей волков лось! Парень свернул в проулок, сшиб на бегу какую-то замешкавшую бабушку – и, сопровождаемый криками преследователей и старухиной бранью, понесся по склону небольшого пригорка в лес. Здесь погоня вынуждена была остановиться. Переводя дух, мужик с орясиной сказал:
- Все! Дальше не побегу. Темно, тайга, а там болота. Пропадем…Нечистое место-то.
- Догонишь – с меня по «пузырю» каждому! – сказала продавщица, подбегая к ним. – Ну, чего встали-то! Вперед, к победе!
- Не-ет, Михаловна! Ты мне хоть тут заграничное виски поставь – не побегу дальше. Сказал же: пропадем во мху…
- Трусы! – махнула рукой продавщица. – А еще мужики называется! – и сплюнула.
- «Трусы», - передразнил сердобольный. – Да я к твоему сведению в конце и после войны бандеровцев на Западенщине бил без пощады! У меня шрам штыковой на груди и орден Красного Знамени, между прочим.
Только песик отважно продолжал преследования, оглашая рощицу и ельник. Лай все удалялся – и, наконец, сменился коротким визгом.
- Убил собаку, ирод! – всплеснула руками продавщица.
- Вот и нас бы так… - развел руками мужик. – И не пришлось бы тебе две поллитры ставить. Пойдем обратно, тебе скоро магазин закрывать.
В эти же годы участились случаи исчезновения в болотах грибников и охотников.
Но самое вопиющее происшествие случилось в конце семидесятых. Молодая мама Надежда Сысоева отправилась к двоюродной сестре. Как водится, «всего на пять минут», оставив дитя в кроватке. Сестрина квартира располагалась в доме напротив, потому мама не волновалась за судьбу ребенка в эти пять…ну десять минут…четверть часа. Разговор затянулся на добрых полчаса. Мать, в беседе перемывая косточки родным и близким, забыла о том, за чем пожаловала. Взглянув на часы, встрепенулась: «Боже, полвосьмого уже! Наверно, Сережка плачет, заливается без меня там. Побегу я, Вера… Ну, всего!».
Уже на полдороги, приближаясь к родному дому, вспомнила, что заходила к сестрице за маргарином. «Вот дуреха-то я! Придется возвращаться. Вообще, примета нехорошая… Но, с другой стороны, какая жарка без маргарина. А мне ужин готовить. Муж вот-вот вернется». И она побежала назад к Вере, одолжила у неё маргарин, перекинулась еще парой фраз – и заспешила к дому. Вот и подъезд, окно первого этажа, где обитает молодая семья. Горит лампа. «Черт! Надо было выключить! А то замкнет проводку, бывало ж такое. Ну и бестолковая я, недаром мама говорила… А окно кто открыл. Ветер? Так нет ветру-то! Или я забыла закрыть? Странно как-то получается… Замерзнет Сереженька!»
Она влетела в подъезд, вынула из кармана связку ключей, долго возилась с замком, чертыхаясь, наконец, распахнула обитую дерматином дверь – и влетела в коридорчик, оттуда – в детскую комнатенку. Кроватка была пуста! О Господи! Она обыскала все углы комнаты, пробежалась из конца в конец коридора, заглянула на кухню, выпотрошила содержимое массивного шифоньера – может, сынок туда заполз? Выбежала на улицу. Дитя исчезло! Вместе с Сережей пропала бутылочка молока. Ребенка украли!
Отчаянный крик матери потряс вечернее Кульозеро. Потом они с мужем всю ночь носились по поселку, спрашивая всех и каждого. Мальчик пропал! Милиция прочесала окрестности, допросила десятки людей – бесполезно. Вскоре несчастная Надя серьезно заболела, у нее начались припадки…
Все это я узнал из записей Григория Полуднева, журналиста, прибывшего из областного центра в Кульозеро, на родину отца. Николай Юрьевич Полуднев был самым знаменитым уроженцем Кульозера. Шутка ли сказать: детский писатель, член творческого союза, автор
десяти книжек для малышей и для подростков. С одной из них был связан забавный анекдот. В областном издательстве должен был увидеть свет сборник рассказов, озаглавленный безо всякой задней мысли «Веселый дом». Никто не заметил подвоха, пока не наступил черед обллита прочесть книгу. Тот остался доволен содержанием – ничего предосудительного! А вот название… Гневом вспыхнуло бдительное цензорское око: «Это что за порнография? Это что же вы деткам-малолеткам такое пропагандируете?!» И пришлось незадачливому писателю срочно переименовывать книжку. В общем, получился тоже какой-то дом, только вполне приличный. Еще говорили, будто под конец жизни (он скончался в первый год перестройки) Николай Юрьевич тщетно пытался опубликовать сборник кульозерских преданий – уже для взрослых читателей (разумеется, ничего фривольного там не было, зато мистики хватало с избытком). Новый обллит встал на дыбы: «Не позволю смущать советского читателя байками про всякую чертовщину: домовых, леших, банников и этих ваших…«мшаников!»
В Кульозере именем Полуднева назвали одну из улиц, прежде носившую безликое наименование «Вторая». В районном музее оформили даже уголок писателя. Его сын был здесь желанным гостем. В этот раз на родину папы привела его история, случившаяся годом раньше. Григорий привез с собой пожелтевшую рукопись не увидевшей свет отцовой книги. Он вновь перечитывал загадочные строки:
«Миф о «мшаниках» - людях, приходящих из глубоких трясин (мхов) и пугающих сельских обывателей своим обличьем, языком, поведением, мне довелось слышать году в 1975-м из уст 98-летней старожилки Кульозера Павлы Никитичны Ивиной. Согласно преданию, в ее роду был странный найденыш, обнаруженный охотниками в еловом лесу в нескольких верстах от Кульозера. Это был подросток, не понимавший по-русски. Его усыновила семья крестьянина Ивина. Юноша оказался весьма способным и восприимчивым. Вскоре он женился на местной девушке. А случилось это где-то на рубеже семнадцатого-восемнадцатого веков: «При Петре, кажись, все было». Я полагаю, что речь идет о некоем реликтовом племени вроде тех дикарей, которые не столь давно были обнаружены в филиппинских джунглях, только более развитом, застывшем на стадии раннего средневековья. Необходимы серьезные исследования; нужна научная экспедиция, которая поставила бы точку в вопросе: есть ли в преданиях о «мшаниках» доля правды или все это от начала и до конца вымысел чистой воды? И еще: сохранились ли до настоящего времени эти таинственные обитатели трясин, которые появляются единожды в году и уводят с собой людей? Известны факты внезапного исчезновения жителей Кульозера. Практически во всех случаях речь шла о людях репродуктивного возраста, иногда – о похищенных младенцах…»
3.
…Наталье оставалось два дня до отъезда из родного Кульозера в областной центр –начинались занятия в университете. Каникулярное время студентка использовала для собирания местных баек, и, прежде всего – о загадочном племени трясин, «мшаниках».
- В городе 20 сентября состоится презентация книжки нашего земляка Григория Полуднева. Меня тоже пригласили. Эта книга написана на основе рукописей его отца.
- А что это такое – презентация? – отец вопросительно посмотрел на дочь, оторвавшись от миски борща. Он был простой лесоруб, не понимавший современных мудреных словечек.
- Пьянка, только культурная, - не дожидаясь дочкиного ответа, высказалась мама.
- Да нет же! Какая пьянка? Книгу представлять будут. Называется «Загадочный народ болот». Ну, про этих…
Отец пристально посмотрел на Наташу:
- Не упоминай больше о них. Еще чего доброго накличешь…
- Да ну тебя! А помнишь Генка в детстве…
Старший брат, давно обосновавшийся в городе, в юные годы любил ходить в лес по грибы. Однажды он прибежал домой с криком: «Мама, я дикого человека видел. В таком вот капюшоне…» - И мальчик нарисовал «дикаря» в тетрадке. С тех пор родители категорически не отпускали Гену одного в лес, вплоть до самого совершеннолетия. И было, отчего беспокоиться: в тот день, когда он увидал в ельнике «дикаря», там же пропал грибник, Ваня Кулебякин. Случилось это вечером. Всем поселком искали, забрели в болото, одну бабу чуть не утянуло в трясину. Так и не нашли парня. Не иначе как засосали коварные мхи. А тут еще человек какой-то… Смутные слухи доходили до Ирины Валерьевны, матери Наташи и Гены: будто ходят тут всякие, то ли потомки беглых зеков, то ли сектанты какие-то. А тут еще, было дело, младенец у Надьки Сысоевой пропал. Ох, и убивалась тогда она! Потом ее, бесчувственную, в город увезли, в больницу… В общем, родители строго-настрого запретили Гене соваться в лес одному, без отца или матери.
Вот и сейчас она тревожно взглянула на взрослую дочь:
- Ты бы это… в лес-то одна не хаживала.
- А что? Там звери дикие бродят? Что-то сколько себя помню ни волков, ни медведей я там не видала! – вызывающе ответила Наташа, вскинув голову с копной крашеных волос.
- Там не звери… люди всякие бывают, - вздохнула мать, подливая суп в тарелку дочери.
…На следующий день, вопреки родительским отговорам, Наташа решила пойти в лес.
Утром матушка напомнила Наташе:
- Сегодня – день твоих именин, Наталья-Овсяница. Вечером справлять будем.
- Да уж, а папе только бы повод, - пробурчала дочка, лениво потягиваясь.
- Не осуждай ты его! Нынче знаешь, каково ему: выгнали рабочих в отпуск без содержания. И на что жить ближайшие месяцы будем, ума не приложу?
- Я тебе присылать буду. Короче, я в городскую газету хочу устроиться внештатницей. Гонорары, какие получу, посылать вам буду. Все-таки, какие ни есть, а деньги.
- Не надо. Ты уж лучше себе на карманные расходы оставляй. Жизнь-то в городе дорогая.
- Я непременно помогу, мама.
- Пусть уж лучше братец твой помогает. Совсем родню забыл. А еще бизнесмен…
- Мама, у него же семья, ребенок, жена второго ждет. Да и бизнес у него: кредиты возвращать надо, налоговая наехала, долги. Он и рад был бы помочь… Пусть уж лучше я.
Позавтракав, Наташа направилась в лесок. Беззаботно размахивая берестяным лукошком, она шла меж золотеющими березами, палочкой раздвигала кусты в поисках грибов. То зеленовато-бурый моховик, то серо-белесый подберезовик, то оранжевый подосиновик попадались ей. По небу, светло-голубому как Наташины глаза, ползли облачка. Тенькали птицы в кронах деревьев, лесные жаворонки перепархивали меж стволами. Наташа нагнулась – и привычным движением срезала гриб по самое корневище. Через мгновение он присоединился к пестрой компании в лукошке. Вдруг взгляд девушки остановился на странном предмете, валявшемся в траве. Она протянула руку и аккуратно подняла широкий костяной браслет. «Для мужской руки», - подумала она, отложила в сторону перочинный ножик, сняла с плеча полное пока что на четверть лукошко и принялась вертеть в руках странный предмет, рассматривая его. Браслет вроде тех, что делают на косторезной фабрике, только узор какой-то странный. Вроде старинного орнамента, нанесен небрежно, явно не рукой мастера. Краем глаза Наташа заметила тень, скользнувшую слева. Она оглянулась. Никого! Может, померещилось? А если это владелец браслета? Он встала, распрямилась и громко, отчетливо произнесла:
- Есть тут кто? Не вы случайно обронили? Я отдам…
Она обернулась. Сделала несколько шагов в сторону толстой березы. И тут за спиной ее раздался треск сучьев. Девушка медленно повернула голову. К ней приближался человек в истрепанной одежде; грязноватая куртка завершалась остроконечным капюшоном, покрывавшим лохматую шевелюру; нечесаные свалявшиеся космы выбивались из-под него; темно-русая борода спускалась на грудь, из нее торчали хвоинки и клочья паутины – Наташа чуть было не хихикнула, но сдержалась, продолжая с любопытством оглядывать странного незнакомца. Глаза его смотрели на Наталью испытующе-изучающе. Таким же был и взгляд студентки. Она скользнула по его помятым шароварам, разбитой обуви. Кто бы это мог быть? Мужчине было немногим более тридцати.
- Это ваше? – она показала браслетик. Человек подошел и протянул руку, чтобы взять безделушку; схватив вещь пальцами, он тут же резко отдернул руку, будто обжегся или получил сильный удар током.
- Вы это…не бойтесь, - Наташа посмотрела в упор в его мутно-желтые глаза. Человек смущенно отвел взор. Она заметила, что на поясе его висит нож в кожаных ножнах; костяная рукоять явно старинной работы торчала наружу.
- Вы… Я не ошибусь, если скажу, что вы ролевик. Так? – она внимательно глядела на человека из леса. – Я знаю в городе многих ролевиков. Клуб «Гондор», например. Это поклонники творчества Толкиена, как вы понимаете. Еще есть «Славянская дружина»,
«Ратная сила» - эти занимаются исторической реконструкцией. «Русский меч» - это клуб любителей фехтования, там средневековые единоборства на мечах, саблях, на секирах даже. А вы, из какого клуба будете? Ролевые игры? Фехтовальщики? Или…
- Ихэян! – человек хлопнул себя ладонью по груди.
- Так называется ваша группа? Вы любители фэнтези?
- Ихэян! – он снова стукнул по груди.
- А…это ваше имя? Очень приятно, меня зовут Наташа. Интересно: это необычное имя из какого-то романа или вы сами придумали? А во что вы и ваши друзья играете сейчас?
Вместо ответа человек поманил ее рукой. И любопытная девушка двинулась за незнакомцем. Ни к обеду, ни к вечеру, ни на следующий день она не вернулась. Лишь забытое в траве лукошко да цепочка следов, обрывающихся у края топи… Горе постучалось в дом Ивиных.
4.
Я перебираю бумаги, оставшиеся от коллеги-журналиста Григория Николаевича Полуднева. Уже полгода прошло, как его нет среди нас. Он работал в соседнем кабинете,
мы виделись каждый день и были без пяти минут друзьями. Я храню его книжку с дарственной надписью на титульном листе. Вот что написал он за неделю до роковой поездки на историческую родину в Кульозеро.
«Почему они похищают преимущественно молодых людей репродуктивного возраста? Мне кажется, причина состоит в следующем. Всякой замкнутой популяции грозит почти неизбежная деградация. Вспомните пигмеев тропических стран: тысячи лет жили они, не смешиваясь с соседними народностями. Результатом стало не только культурное вырождение – они законсервировались на уровне каменного века – но и физическое измельчание. Народ болот понял, что ему необходим периодический приток свежей крови. Тем самым «мшаники» избежали пагубных следствий кровосмесительства. Вот почему время от времени исчезали в Кульозере то младенцы, то девушки и молодые женщины, то парни и мужчины в расцвете сил».
Григорию удалось подбить земляков снарядить целую экспедицию в болота. Четверо согласились идти с ним: бойкий и энергичный участковый Борис Плескунов; бывалый охотник и страшный хвастун Вячеслав Палеев, когда-то заваливший последнего, по его словам, в этих краях топтыгина и первого появившегося здесь кабана; любящий потрепаться о политике и обо всем на свете активист-общественник и тоже охотник Владлен Кобыленко, сохранивший украинский говор своих вербованных предков и при этом гордо объявивший себя в дни всероссийской переписи потомственным помором; бывший директор муниципальной котельной, уволенный после того, как в новогоднюю ночь разморозил поселок, ныне – воинствующий пенсионер, несостоявшийся «мэр» Кульозера, непременный участник всех избирательных кампаний последних десяти лет Юрий Головацкий. Двое из этой компании были вооружены двустволками, милиционер – табельным «макаровым», «вечный кандидат» держал газовую «пушку», которой некогда стращал срывавших по наущению старших его предвыборные плакаты мальчишек. И лишь Григорий шел совершенно безоружным. Свой поход они приурочили к годовщине исчезновения Наташи. «Боевой отряд» пересек березняк и углубился в еловые дебри.
Охотников постоянно приходилось одергивать: то вспорхнувший рябчик, то внезапно вылетевший из-за кустов малинника заяц рождали в них азарт.
- Эх, сюда б Кусайку моего, - мечтательно говорил Палеев. – Бывало, в день по пять зайчиков приносил.
- Не время! – осаживал милиционер.
Лес поначалу сгущался, а потом неожиданно начал редеть. На краю болота пятеро остановились. «Я тропу знаю», - произнес Кобыленко и указал в сторону ближайшего островка с тремя кривыми березами и осинкой. – Туда идем…
- Гляди! – воскликнул Плескунов, рука его инстинктивно потянулась к оружию. Все обернулись направо, куда был направлен взор участкового – и увидели на другом островке посреди болота фигуру человека в странной куртке с остроконечным капюшоном, почти скрывавшим его лоб.
- Бачу, - ответил Кобыленко, всматриваясь в незнакомого человека.
- Эй, кто ты? И как туда попал? – крикнул Головацкий.
Вместо ответа человек прыгнул с островка, поросшего бурьяном и низким кустарником, на ближайшую кочку, затем сделал широкий шаг и оказался на следующей.
- За мной! – крикнул Кобыленко. – Тильки не быстро… - И четверо двинулись по-волчьи вслед за охотником. А тем временем человек совершал свои прыжки по кочкам, все более удаляясь. Похоже, он знал болото как свои пять пальцев.
- Говорят, тут зэки беглые когда-то прятались, - бормотал Палеев.
- Один всего-то зэчара и бежал, - ответил Плескунов. – Я рассказ слышал от старика, бывшего вохровца. В молодости он лагерь охранял. Говорит, удрал как-то с лагпункта один зек. Недалеко отсюда дело было. Ему вслед орут: «Стой, контра!» Облаву организовали, с собаками. Вот добежали до болота. Он тоже вот так по кочкам скачет.
Ему лейтенант в спину пальнуть хотел – и вдруг в него из кустов на таком же вот островке стрела прилетела и шею пробила. Упал он, кровь горлом хлещет. Еще двое бросились сдуру через болото бежать. Шагов двадцать сделали – и провалились. Орут благим матом!
Собаки в болото ни в какую лезть не хотят. Охрана по поляне мечется, кричит. Зэк тоже провалился по пояс, потом его по грудь затянуло. И тут, значит, на острове, кусты раздвинулись – и человек вот вроде этого появился. И по кочкам к зэку прыгает, а тот барахтается уже из последних силенок, хана ему приходит. И этот человек ему палку протягивает. Так и вытащил на глазах у вохровцев. Те пулять принялись. А с острова в них – стрелы! Одна прямо перед ногами того парня в землю воткнулась. Другая – в руку его товарищу. Тот взвыл, дергает ее, пытается вырвать, кровь струится. Потом еще несколько стрел выпустили они, да не долетели, в болото упали. Двоих тех засосало…
- А кто «они-то»? – спросил Головацкий.
- А фиг их знает. На этого прыгуна похожие. Пятеро их на островке было. Ты смотри, его уж за деревьями почти не видно. Ушел, гад! Но ничего, мы его нагоним и допросим.
Действительно, мелькавшая меж торчащих тут и там хилых березок спина человека превратилась уже в жирную черную точку. Еще пара минут – и она исчезла совсем.
- В лесу лешие живут, в озерах и реках – водяные, а на болотах – блатные, - захихикал Палеев. – Тут у них, видать, целая колония.
- Ага, с луками и стрелами, - вмешался в разговор молчавший до того Полуднев. – Он обернулся к участковому. - Послушай, тебе этот сталинский сокол не рассказывал: у стрел какие наконечники были? Каменные, металлические…
- Костяные, - немного подумав, ответил тот.
- Ага, дикое племя. И челюсть у них как у обезьяны, и брови как у Леонида Ильича, - Головацкий приложил ко лбу козырьком ребро ладони. – А лоб узкий такой…
- Это надбровные дуги называются. Нет, не такие уж они дикие. И внешне от нас с вами сильно не различаются, - ответил Полуднев, тыча впереди себя слегой.
- Тихо! – прикрикнул шедший впереди Кобыленко. И остановился.
- Что, дальше никак? – обеспокоено спросил мент.
Тот обернулся и отрицательно помотал головой.
- Дальше если идти, то с величайшей осторожностью, - после короткого общего молчания
произнес Палеев. – И чтоб как зэки на этапе: шаг влево или вправо означает побег. Нас трясина проклятая утянет – и маму позвать не успеешь!
Оглянувшись назад, они увидели, что за короткое время успели пройти уже изрядное расстояние. Вот и островок. Еще сотня метров до следующего. Пятеро мужиков, обессилев, буквально рухнули на влажную землю. Головацкий посмотрел под ноги:
- А клюквы-то! В следующий раз непременно. Только с проводником, - он тронул за плечо Кобыленко. – Сходим по ягоды?
Подкрепившись бутербродами с салом и колбасой, отряд двинулся дальше.
…Они упрямо шли вперед, пока Кобыленко не развел беспомощно руками:
- Нема тропы!
Перед ними был очередной островок с десятком чахлых елочек, совсем рукой подать. Но пути к ним «сталкер» не знал. По дороге сюда они уже дважды проваливались по пояс. А рисковать не хотелось. Они стояли, упираясь ногами в ненадежные, колышущиеся кочки.
- Ого, вот и наши «друзья»! – воскликнул участковый.
Из-за елей медленно выходили люди, похожие на удравшего от них «прыгуна». Человек восемь. Среди них стояла высокая девушка в полинялом, забрызганном болотной грязью желтом пальтишке. На голову ее была нахлобучена шапка с заячьими ушами.
- Наташа, ты? – воскликнул Полуднев.
- Ой, здравствуйте, Григорий Николаевич, - весело прокричала девушка. – Извините, что не смогла тогда быть на презентации вашей книжки. Сами видите - неожиданные обстоятельства, - она обвела рукой стоящих вокруг нее людей с короткими копьями в руках; у некоторых на плече висел лук, на бедре – колчан. – Вот это мой народ.
- Ах, да, предок Ивиных был… - у Полуднева перехватило дыхание.
- Верно, мой предок! – ответила девушка. – Юрий Денисович, - обратилась она к Головацкому, - вы что-нибудь знаете о Надежде Сысоевой? Мне ее историю мама рассказывала. Я сама родилась уже после того, что случилось, женщину эту не помню и не знаю. Где она сейчас? Я хотела бы, чтобы она встретилась с сыном. Вот он, - Наташа взяла под руку и притянула к себе бородатого человека. – Он по-русски плохо понимает, как и большинство из них. Я бы перевела. Это он год назад привел меня к своим… к моим соплеменникам. - И она в нескольких словах рассказала историю своего исчезновения.
- Тетя Надя в городе, ее госпитализировали давно с этим, - он постучал согнутым пальцем по виску. – После того как ребенок пропал, у нее с головой плохо стало. Отвезли в областную психиатрию.
- Боже мой, я и не знала! Мама говорила, что она с тех пор в городе живет, но что у нее с головой… Как печально. Скажите, а как там моя мама с папой? Я маме тогда обещала и…
- Сама понимаешь. Мама поседела раньше срока. У папы сердце прихватывает. Все думают – в болоте утонула. Зачем ты ушла и никого не предупредила?
- Господи! Скажите им – я через год навещу их. Через год – так уж у нас водится. А вы, Григорий Николаевич, идите к нам! – вдруг крикнула Наталья. – Здесь у нас хорошо.
- Где ж вы живете? – недоуменно спросил Полуднев.
- Не здесь. Скажу – вы не поверите. В общем, ТАМ нам хорошо. Мы иногда бываем ЗДЕСЬ. Чаще всего наш народ приходит осенью – в день, когда нас русские разгромили и прогнали. У нас прекрасно! Мы живем между мирами, вы понимаете? Одной ногой на земле, а другая… - Тут она неожиданно двинулась навстречу Григорию. Тот вышел вперед, оттолкнув Кобыленко и участкового. Девушка уверенно прошла по зыбкому мху, взяла Полуднева за руку и повлекла за собой. Остальные недоуменно смотрели на них.
- Стой, ты куда? Вернись! – Плескунов кинулся за ними и через пять шагов плюхнулся в яму. «Тону-у!» - заверещал он. Кобыленко протянул ему ствол ружья. «Дурак! Ты не стволом, а прикладом вперед, а то застрелишь! Охотник еще называется!» «Та не заряжено! - оправдывался тот, повернув двустволку прикладом вперед. - Хватай его!» и участковый, кряхтя и ругаясь, выкарабкался из трясины. Наташа и Полуднев помахали на прощание, и «мшаники» двинулись по одной им ведомой тропе через непролазные топи.
Эту историю рассказал мне давний герой моих публикаций, заштатный политик Юрий Головацкий. Надо ли говорить, что поиски Полуднева и Ивиной ничего не дали. Зимой болото прочесывали особенно тщательно. Над заснеженными просторами кружил вертолет, грохотом распугивая лосей, снегоходы вдоль и поперек избороздили замерзшее болото. После тщательных поисков обнаружили старый шалаш типа «Ленин в Разливе», в нем - обломок стрелы с костяным наконечником, а еще – случайно набрели на небольшой лабаз, который был устроен среди мохнатых ветвей вековой ели, торчавшей посреди болота. В нем отыскался берестяной короб, в котором наряду с ветхим тряпьем, лежали два полуистлевших старообрядческих молитвенника, брошюра «Чего хотят социалисты», русско-английский разговорник, обрывок районки начала семидесятых с передовицей «Ударные темпы лесозаготовок» и студенческий билет третьекурсницы гуманитарного факультета Натальи Ивиной. Из этих источников люди трясин (по крайней мере, те из них, кто владел русским языком и грамотой) черпали информацию о нашем мире.
Анатолий Беднов