Борис Рябухин
Начало см. Отцовский след 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11,12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21,22.
Продолжение следует .
Володя – Борису
16.02.87
Здравствуй, Боря!
Пишу ответ на твое письмо от 12.01.87.
Со многим не согласен из твоего вступления, или из-за моего непонимания многого, или из-за твоего нежелания понять мою писанину. А скорее всего, мы с тобой совсем по-разному смотрим на многие стороны жизни. Так как каждый из нас живет в своем мире, созданном нами самими, нашими внутренними ощущениями. Я практически полностью изолирован от того окружения, в котором есть ты, а ты, наоборот, совсем не знаешь моего. Вот из-за этого наше и непонимание друг друга, но это не значит, что мы должны стать врагами, так как этого не хочу я. А ты не должен возмущаться от моей уверенности, если знаешь, что ничего не знаешь. Лучше попробуй развеять мою путаницу в голове. Я в каждом письме стараюсь написать так, чтобы ты меня понял, с твоей же стороны сплошные абсурды. Как можно назвать другом того, кому нельзя сказать правду, разве это друг, а ведь, кроме того, как друг, он еще и должен понять твою правду. И два честных человека, поняв друг друга (так как я хочу тебе объяснить), никогда не станут врагами. Несовместимые супруги до свадьбы были совместимы, но не смогли понять друг друга, поэтому стали несовместимыми, стали, а не были раньше. И еще абсурд: «По вине низкого рождения» – это, по-моему, принцип фашистской партии. Чем же отличается душа и дух? И что ты называешь древним восточным принципом? Когда работаешь в пользу государства от 5.30 до 16.30, много ли времени останется для души и духа. Для души я трачу все свободное время на радио, а для духа пишу тебе письма. Жизнь постоянно учит тому, что за правду в нашем обществе нужно драться.
О твоем письме на партконференцию писать не буду. Скажу лишь одно – правильно, что не послал его.
Теперь – ответы на другие вопросы.
Документов у матери не было, были только письма. Если в этом есть тайна, мать никогда мне не скажет ее. С тетей Надей и ее сыном сближение исключено, мои попытки пресекались.
Ответа из Президиума Верховного Совета СССР еще нет.
Все твои рассуждения обычно довольно логичны, я это приветствую. Но о компьютере ты зря так: «внуки наших детей». Создается впечатление, что ты в стороне от жизни страны. Да, я тебе написал о нем из популярной книги, чтобы тебе было более понятней. А сам скажу так, моя сейчас цель – самому себе сделать компьютер, и научиться на нем работать, и это вполне возможно, были бы только деньги. А уже в этом или в будущем году они будут в продаже 500–600 руб., и ты сможешь купить себе готовый. И если имеешь телевизор и кассетный магнитофон, он (компьютер) сам научит тебя им пользоваться.
Что касается нашего завода, он сам свернул экспериментальные работы, так как нерентабельно выпускать это изделие. А нерентабельно потому, что премии уже получили (начальство) и организовать по-настоящему выпуск изделия у них (у начальства) нет желания. А читаешь ли ты газеты? Сейчас совсем не так, как раньше было. Сам Горбачев сказал, что 15–17 лет последних наших прошли даром. Сейчас идет драка отчаянная старого с новым, и чем эта драка закончится внутри страны, так мы и будем жить. И если бы ты стал коммунистом, а не краснокнижечником, то, как коммунист, обязал бы себя постоянно драться за правду, за справедливость.
Да, ты имеешь в десятки раз большую информацию. Но какую? Она может быть достоверной, а может быть и ложной. То, что происходит сейчас в стране, я, как рабочий, приветствую, давно пора было начать борьбу за правду. А то уже не верил.
(Посмотрим, как ты потом запоешь!)
Уже ношу очки +4 для чтения и +1,5 вдаль, стареем. Зубы все прокурил, а может, и здоровье скоро прокурю.
Сделал себе проигрыватель с выходом на стереонаушники – очень удобно,– никому не мешать и слушать музыку. А сейчас только ЭП может дать самое высокое качество звука. Мой тебе совет, если любишь музыку, которую можно слушать, работая или просто отдыхая, купи проигрыватель Вега-110 (155 руб.) и стерео наушники любые (20–40 руб.). И имея пластинки (классика стоит 1 р. 45 к.), нужно слушать музыку для духа, для души. Столько прекрасных мелодий, которые мы не слышали. Каждое повторное прослушивание воспринимается по-другому, все глубже и глубже. Всего доброго.
Обнимаю, Вова.
Володя – Борису
01.03.87
Дорогой Боря. Все твои рассуждения довольно логичны, я это приветствую.
Я написал еще раз в Верховный Совет. Жду от тебя письма! Вова.
(На обороте – письмо из Верховного Совета СССР.)
Документ
Президиум Верховного Совета СССР
Отдел наград
Москва, Кремль.
16 февраля 1987 г. № 221-он
Тов. Рябову В.В.
г. Одесса,
пр. Добровольского,
д. 148
На Ваше письмо сообщаем, что в Отделе сведений о награждении тов. Сливкина Африкана Васильевича, 1914 г. рождения, не имеется.
Зам. заведующего Отделом (подпись) С.А. Зима.
Володя – Борису
09.03.87
Здравствуй, дорогой Боря!
Высылаю тебе ответ из г. Белый.
Получил письмо от тети Гути, нужной информации она не пишет, пишет о своих сегодняшних бедах.
Дядя Саша молчит.
Извини, если что не так написал в последнем письме. Для меня очень важно, если ты прямо будешь писать о моих недостатках, я тебе буду только очень благодарен. Пиши обо всем, что тебе не нравится в Володьке Рябове, и не обижайся на меня, если я напишу, что не так, – промолчи, или, еще лучше, развей мои неверные суждения по любому поводу. Если будем спорить – это будет совсем хорошо. Так надо!
Ума не приложу, в какие еще органы обратиться об Африке.
Пиши. Вова.
Документ
Бельский 270111 г. Одесса
районный военный ул. Добровольского
комиссариат д. 148
Калининской области Рябову В.В.
20.02.1987 г.
№ 63
город Белый На Ваше письмо сообщаю, что Сливкин Африкан
172530 Васильевич в списках погибших и захороненных на территории Бельского района не значится. Другими архивными материалами о Вашем отце военкомат не располагает.
Бельский райвоенком
майор (подпись) (Рябцов)
Володя – Борису
24.03.87
Здравствуй, дорогой Боря!
Хочу написать на ул. Жданова, но мне нужен адрес, а где его взять? Может, ты поможешь?
То, что мог, нарисовал на родословном дереве и высылаю, оказывается, знаю совсем мало.
Чем отличается духовное и душевное, вопрос философский, а если без философии? Кстати, что такое вообще философия, и почему она есть, и для кого – вопрос нужный, не зная его, не стоит читать философию.
(Кажется, давно мы это обсуждали, и забыли, что спорили об этом.)
Какие бы мы гении не были, всегда можно сказать, что мы невежды, так излагать эту мысль нельзя. Я согласен, мы очень и очень мало знаем, но если бы мы не знали ничего, не возникали бы такие вопросы и суждения по этим вопросам.
У меня очень мало времени для чтения книг, газет, и я уже давно подхожу к этому дифференцированно, выборочно, просмотрев все, что попадается мне, как рабочему человеку, и что заинтересует. «Принцип, о котором ты пишешь, – восточный, древний, и действует он не только на Востоке, но и на Западе, до сих пор». Так написал ты. О восточном принципе ты написать не можешь. Тогда я не могу понять смысл приведенных тобой слов. Вот поэтому я и спросил о восточном принципе, чтобы понять смысл этих слов, построенных в предложение.
Сны это только подсознание, но не сознание. Дух и душа – они одно целое, и рассматривать их отдельно невозможно, поэтому для простоты можно говорить «духовное, душевное».
(Духовное – это эстетика, а душевное – этика.)
Если в каждом понятии лезть слишком глубоко, тогда вообще можно ничего не понять. Ведь истина – в простоте. Значит сначала нужно разобраться и понять простое, чтобы потом смочь понять некоторые книги. А если не можешь даже и строчки понять в таких книгах?
Политику, то есть, как я понял, жизнь нашего общества, поступки и дела окружающих тебя людей, я больше затрагивать не буду. Но ведь это то, без чего нельзя жить, тем более литературному работнику. Жизнь нашего общества, это, прежде всего, мы сами, а ты называешь это политикой.
Не только «Арктур» – тебя неправильно информировали. Любой советский проигрыватель, раз подходит «Арктур», может подойти, у нас стандарт один. Но «Арктур» нельзя слушать на стереонаушники, а на «Веге-110» можно. Поэтому все равно предпочтительнее «Вега-110» – в качестве звучания разницы не будет.
Всего тебе доброго. Большой привет жене!
Обнимаю, Вова.
PS. Смотрел ли «Покаяние»?
Володя – Борису
31.03.87
Боря, здравствуй!
Получил еще один ответ из Верховного Совета, более обнадеживающий.
Дядя Саша прислал открытку, его жена сломала руку, три месяца болеет. И пишет он, что у него нет времени. Может, стоит ему отослать первые письма 2–3 шт., что, может, ускорит его дальнейшее повествование о своей жизни. Но эти письма у тебя.
Жду адрес для дальнейших поисков.
Обнимаю, Вова.
Борис – Володе
Без даты
Здравствуй, Володя!
В ЦДЛ я не раз видел этого писателя Ивана Колоса. Знал, что он пишет книги для детей. И вот к нам в редакцию принесли рецензию на его военную книгу. Твой отец мог имеет такую же фронтовую биографию. Поэтому привожу некоторые данные из этой рецензии. Вот приведенный в книге документ.
Письмо из главного разведуправления Генштаба.
«Заместителю главного редактора журнала «Новый мир» Тарасенкову А.К.
Возвращаю Вам рукопись тов. Колоса, о котором считаю необходимым сообщить следующее.
Мне кажется, нецелесообразно показывать, что «К» выбрасывался в Варшаву советским командованием и являлся офицером связи Командующего фронтом к Бур-Комаровскому. Если надо писать о событиях в Варшаве в 1944 году, то пусть «К» окажется там как партизан какого-либо отряда или изберет другой способ без участия советского командования. Кроме того, из рукописи необходимо удалить все то, что, хотя бы косвенно, указывает на связь советского командования – передачи сведений по радиостанции шифром и т.д.
Приложение: упомянутое, на 90 листах от н.в. 266 н/о – только адресату.
1 октября 1952 года. (Чекмазов) 2 /187».
И подвиг Коласа не просто замолчали, но осудили. А между тем, на Полесье еще и теперь ходят легенды о молодом партизанском командире Иване Колосе, который родился здесь, на берегу Убороти, в деревне Картыничи.
Ему было девятнадцать лет, когда он, армейский разведчик, создал в Лельчицком районе первый партизанский отряд имени Кутузова. Командиром отряда избрали Ивана Колоса, а комиссаром – Романа Лина. Партизанский этот отряд провел несколько удачных операций. К весне 1943 года Лельчицкий район был полностью очищен от фашистов и предателей. К середине марта действовали уже три партизанских отряда, потом сформировалась целая бригада. И ее командиром был назначен Иван Андреевич Колос.
А потом Колоса гнали с родной земли соотечественники-начальники. Славу его присвоили другие люди. А подвиг, совершенный в катакомбах Варшавы, засекретили на целые столетия. Легендарный герой Иван Колос стал изгоем. Его боялись одни, не хотели видеть другие. Лишь сам он верил, что правда и справедливость должны восторжествовать.
В партизанской и фронтовой истории, Володя, оказывается столько еще спрятано и недоговорено, столько искажено и переврано, что свидетельству мужественного человека, да еще писателя, с чистой совестью, нет цены. Лучше Ивана Колоса о войне никто не расскажет. У него всегда был характер писателя – правдолюбец, правдоискатель, в оппозиции к власти чиновников и чинуш. А писательский талант пророс потом, когда закончил курсы журналистского мастерства в Литературном институте в Москве. Такой опытный умный и честный человек не мог молчать.
А журнал «Молодость» эту рецензию так и не напечатал.
Обнимаю, Борис.
Володя – Борису
24.04.87
Здравствуй, Боря!
Генеалогическое дерево моих родственников по отцу и по матери выглядит примерно так.
Родословное дерево по отцу.
Мой дед – Сливкин Василий Федорович умер в 1934 году. У него было две жены. От первой – родилась Евфросинья 8 октября 1901 г., Александр –1 апреля 1906 г., Лев – родился в 1908 г. (погиб на войне), Аркадий – родился в 1910 г., Африкан –в 1913 г., Серафим –в 1914 г., Августа – родилась в 1919 г. От второй жены родились – Герман (1926–1986) и Владимир –в 1928 г.
По материнской линии – мой дед Никитин Михаил. У него была жена Мария, моя бабушка. У них были дети – Вера, Надежда, Виктор, Юрий, Валерий и моя мать Никитина Любовь, 1918 г. рождения.
У тетки одесской по матери, Надежды Михайловны Рубан (по первому мужу) есть сын, зовут Вадим. Он от меня, как брата, отказался. Сказал, что я ему больше не брат, и никаких отношений со мной поддерживать не хочет. Но именно он мне говорил, что меня кто-то разыскивал, какой-то мужчина, написав письмо моему деду Михаилу Никитину в Самусь. Тетка Валерия Михайловна тоже живет в Одессе. Вера в Ленинграде, Виктор – в Самусьском Затоне, там, где жили дед и бабушка. Юрий умер в Алма-Ате – самый младший. Дед Михаил умер в 82 года – всю жизнь не курил и ни грамма не брал в рот спиртного. От рюмки водки на своей свадьбе он болел три дня.
Теперь, что касается родных Рябова. У моего отчима Рябов Валентина Яковлевича отец Рябов Яков – умер в 1946 г. У отчима были две жены, и были сестра Анастасия (в Измаиле) и брат Виктор (в Горьком). Дети отчима и моей матери – мои сводные сестры Татьяна, 1943 г. рождения, и Ольга, 1944 г. рождения.
Вот приблизительно вся родословная.
А вот подробности о моих предках.
Мой прапрадед Михаил Дмитриевич Сливкин – переселенец из Воронежской губернии в 1850 году. Сословие – государственный крестьянин, то есть свободный, как городской мещанин.
Дети Михаила – Фома (мой прадед), Иван, Евфросиния родились в Сибири в д. Катково около с. Колывани. В 1880 году мой дед и бабка по отцовской линии – Фома и Евфросинья переехали в Колывань. Занимались хлебопашеством, как крестьяне.
Дед Василий Фомич был мастер (кузнец, плотник, имел мельницу).
У меня сохранился документ о смерти моего деда по отцу. Я должен его хранить?
Свидетельство о смерти № 346
Дубликат
КЕМЕРОВСКИЙ Выдано в том, что Сливкин
ГОРОДСКОЙ ЗАГС Василий Фомич
1-е отделение умер в 1934 году 19 числа февраля месяца,
22/II-1934 г. о чем в книге записей актов гражданского состояния о смерти г. Кемерово Запсибкрая за 1934 год 20 числа февраля месяца произведена соответствующая запись.
Место смерти Город Кемерово обл. район Кемеровский
Запсибкрай
Возраст
и причина 59-и лет Острый гастрит
смерти
Особые Энтерит
отметки
(Печать)
Заведующий (Подпись)
Делопроизводитель (Подпись)
На обороте отметка – Кирилову (прописью)
Кто такой Кирилов? Ему выдали этот документ в 1934 году. Тоже какой-то мой родственник, наподобие меня, с другой фамилией, не Сливкин.
Брат Василия – Федор – солдат империалистической войны, дважды Георгиевский кавалер.
Это мне прислала Галина–Августа Баландина.
Борис – Володе
25.04.87
Здравствуй, дорогой Володя!
Времени опять нет, но все же сел тебе за письмо. Срочно должен сдавать перевод рукописи белоруса и эстонки. Новостей особых нет. Самое хорошее – опубликовали книжку стихов абхазского поэта в моем переводе – в журнале «Молодость», и в альманахе «Аполлон» за 1987 год – мой очерк. Пробую писать и прозу. Написал (заново) рассказ о парне–однокурснике. Может, ты его помнишь, по-моему, его фамилия Востриков, которого мы обсуждали на первом курсе института. А со второго курса он ушел, перевелся в другой институт. Но проза еще сырая, много надо работать. Писать и писать… Отпуск пока планируем на июнь, а что получится – неизвестно.
Письмо второе из Президиума Верховного Совета получил. Что ответит Красноярский исполком?
Твое предложение о возвращении писем дяде Саше потихоньку буду выполнять, хотя трудности неимоверные, ведь я к этому материалу еще не приступал. Сразу отвечаю на твой вопрос: Москва, ул. Жданова, 7, Исполнительный комитет Общества Красного креста и Красного полумесяца, управление по розыску родственников советских граждан за границей.
Теперь ответ на письмо от 25.03.87.
Родословная получилась интересная, ветвистая. Нет только ветвей жен и мужей твоих кровных родных. Например, у Александра Сливкина как зовут жену и т.д. А ведь они в письмах наших и дяди Сашиных упоминаются.
В родословной ты забыл сына тети Гути – Сашу, «необщительность» которого мне напомнила, что я звал тебя «Молчуном». И написал ты о нем больше важного, чем о других братьях и сестрах.
Составляй подольше и потщательней, можешь подключить к этой работе дядю Сашу, на это, думаю, он с удовольствием пойдет. Володя, это очень нужно при работе, чтобы не перепутать, о ком речь, и кто кем кому относится.
Ты говоришь, что пустая трата времени читать книги, в которых ничего не понятно. Ты прав, но тогда почему учеников заставляют читать книги по алгебре, геометрии и т. д. Им объясняют прочитанное в определенной последовательности, и заставляют изучать непрерывно материал, чтобы понять и выучить следующий за ним материал. Это процесс обучения. А наскоком – открывай книгу, и бросай ее, потому что там ничего не понятно.
Истина в простоте, – пишешь ты. Любые афоризмы – односторонние, а тем более неграмотные афоризмы. Такое случается и с пословицами. Бабе дорога – от избы до порога. Вот теперь применяй эту пословицу – не можешь, даже если захочешь. Потому что каждая пословица – к слову молвится. Так и твой афоризм. Истина в простоте. Не в элементарном – истина, как ты понял, написав: «Значит сначала нужно понять простое». А истина – в простоте ее понимания, ее изложения. Не накручено, не наверчено, а дошел до сути, до самого главного, отбросив шелуху и плевелы. Пока человек не дошел до этой сути, он путано, многословно, сбиваясь, пытается объяснить. А знающий истину, даже самую сложную истину может объяснить просто. И вот на объяснение истины люди кладут иногда жизнь, и не называют это пустой тратой времени.
Посмотри в словарях, что значит слово – политика, и не путай ее с жизнью. Потому что жизнь включает ее, политику, так же, как и науку, искусства, спорт, веру, быт, семью и до бесконечности. Газеты мне не присылай, у меня своих полно. И я не называю всю жизнь нашего общества политикой, что-то ты спутал. Этому делу, политике, тоже надо учиться и долго, и не только по газетам, а главным образом по истории, и не только отечественной, а начиная с Римской империи. Она заложила основы государственной политики. Надо учиться, как музыке, как астрономии, как высшей математике и т.д. А все остальное – дилетантство и трепотня.
Большой привет от Вали. Обнимаю, Борис.
Документ
Президиум Верховного
Совета СССР
Отдел наград. Исполком Красноярского
Москва, Кремль. Краевого Совета народных
26 марта 1987 г. депутатов
№ 221-он г. Красноярск
Копия: Тов. Рябову В.В.
г. Одесса,
пр. Добровольского, 148.
Направляем на рассмотрение письмо тов. Рябова В.В.
Сообщаем, что в Отделе сведений о награждении Сливкина Африкана Васильевича, 1914 г. рождения, не имеется, о чем тов. Рябову В.В. на его первое письмо сообщено нашим № 221-он от 16.02.87 г.
Разъясняем, что Президиумом Верховного Совета СССР Указы о награждении работников машиностроения за период 1939 г. – 1943 г. не принимались.
Просим оказать содействие тов. Рябову В.В. о розыске архивных документов, подтверждающих факт представления к награждению Сливкина А.В. по месту его работы в тот период и о результатах сообщить Рябову В.В. с соответствующими разъяснениями на поставленные в письме вопросы.
Приложение: на 1 листе в первый адрес
Зам. Заведующего отделом (подпись) С.А. Зима.
Володя – Борису
28.04.87
Очень рад, что ты все-таки находишь время написать, вернее, напечатать (наверное, труднее) мне письмо. За это я тебе благодарен. Ты озадачен нехваткой времени, а я тебе по этому поводу, наверно, не зря предлагал прочитать очерк Д. Гранина в его книге «Река времени» под названием «Человек, который любил время». Его метод очень интересен. Не пожалеешь. Жалуешься на нехватку времени, а результатов работы вроде бы маловато. Часть времени тратишь на пустоту, то есть на ненужную работу и лишние занятия. Фамилию Востриков и даже его лицо немного вспомнил, а остальное слышу от тебя как бы в первый раз о нем – зачем нужно было тратить время на этот рассказ. Кстати, давно хотел тебя спросить, поэтому сразу пишу, потому что сию минуту вспомнил. Ты очень долго, как я понял, писал «Ивана Болотникова». А были ли у тебя моменты в этом твоем творчестве, когда ты почувствовал, что сам стал Болотниковым, то есть как бы перевоплотился в него его времени. Было ли у тебя это? Скажу так, от себя, у тебя это перевоплощение должно было быть, а если этого не было, то это очень и очень плохо, плохо для твоего творчества. Не умел «входить в образ», кажется, есть такое выражение, вместо одной минуты творчества, ты будешь тратить сутки, и качество будет низкое, есть ли смысл тогда в такой работе? Вдохновение здесь, по-моему, не причем!
Что касается родословной. Я не забыл сына тети Гути – Сашу, его необщительность в сто, тысячу раз больше, чем я – молчун. И в нем для меня очень много непонятного, для этого нужно с ним прожить хотя бы год. Например, его пристрастие к алкоголю. Можно сказать, пьяница–одиночка, любит выпить только в одиночку. И в то же время поступил в аспирантуру. Я не могу этого понять.
В мае должна (обещала) заехать ко мне Галина Баландина, попробую эту родословную с ее слов дополнить и постараюсь побольше расспросить. Давно заметил одну страшную вещь – нигде в официальных документах нет имени моего отца: ни в архиве МО, ни в военкомате г. Красноярска, откуда его призвали, ни на заводе имени Ворошилова, где он работал. Из многих мест, куда я писал, вообще не пришло никакого ответа. Я писал в школу, где он учился, писал многим ветеранам дивизии.
Я хочу тебе сказать, что процесс обучения начинается с азбуки, а что такое философия, ты мне не ответил. Так же мне на этот вопрос не ответил никто, кто изучал философию в институтах, а ведь у каждого был экзамен. А это – наука об основных началах познания и бытия, очень древняя.
Афоризм – мысль, выраженная в сжатой и яркой форме. Как могут быть мысли грамотных людей, и не только грамотных, – неграмотными. Любая мысль выражает что-то, а не все сразу. И нужно понимать, о чем и для чего сказали эту мысль, которая связана с жизнью человека, его сказавшего. Бабе дорога – от печи до порога. Это тоже афоризм, только вышедший из народа, и смысл его понятен, то есть мысль понятна, и сейчас кое-где ее применяют. Много мыслей об одном, похожих, одинаковых, но сказанных по-разному – могут приоткрыть истину, и среди этих мыслей может быть только одна, сказанная очень кратко и просто и понятно всем – разве тебе не будет приятно прочитать такую мысль.
Что такое политика? Это, прежде всего искусство, искусство управлять государством. И от того, какую политику изберут наши лидеры, от этого их выбора, будет зависеть вся наша жизнь. К примеру, кулаков уничтожили, как класс, еще при Ленине, такое же раскулачивание было в начале 30-х годов, сколько миллионов невинных поплатилось за эту политику? Жизнь и политика неразрывны, как ты их можешь разрывать на части, не знаю. Наша жизнь зависит от политики, а без нас всех политику не сделаешь. И вообще, по-моему, не надо об этом больше говорить – ты прав, мы дилетанты, так как не можем знать всего. Просто мне иногда хочется взять пулемет…
Пиши. Большой привет жене и маме. Обнимаю, Вова.
ГЛАВА II
ПИСЬМО ДЯДИ САШИ
Володя – Борису
07.05.87
Боря!
Это письмо от дяди Саши, он прислал его незаконченным, таким и высылаю.
Вова.
Дядя Саша – Володе
Белово
22.04.87
Здравствуйте, дорогие Володя, Зоя и Сережа!
Письма и поздравления от вас все время получаю, спасибо. А я вот нарушаю традицию ответа. Но, вероятно, пройдет это все, будем писать регулярно. Сад мне сильно мешал, я с ним затуркался совсем. Продал – и как гора с плеч свалилась. Кузнецов (друг детства) умер. Я поздно получил телеграмму, и не пришлось мне его похоронить. Это для меня был настолько сильный удар! Я сразу почувствовал себя сиротой. До этого я нисколько не задумывался о смерти. А после его смерти у меня вдруг появились слова: «Я не бессмертный», и еще много других грустных слов. И я затосковал о нем так сильно, что не знал, куда мне деваться. Нужно съездить в Ташкент и побыть на его могиле. Как раз мы поехал в Новосибирск. Я думаю, Марию Александровну оставлю у родственников, а сам на самолете слетаю в Ташкент. Купил билет, и через пять суток полечу. И как нарочно, М.А. заболела, нужно срочно ехать домой. Пришлось билет сдать и уехать домой. Сад-то продали, и кое-что перетащили в гараж. И М.А. полегче стало, а я совсем измотался. Меня чуть ли не силком техникум завербовал, ремонтировать пишущие машинки, 12 штук. Оформили на полставки (40 рублей в месяц), работать по требованию (как поломается машинка), а у них из 12 работает одна. Ой, как они мучились целый год. Я сбегал за инструментом, и в этот день исправил три штуки – вот обрадовались. Но мне пришлось поработать над ними, две электрические. Сейчас я бываю у них раз в неделю, бывают небольшие неисправности.
В декабре я решил съездить в Ташкент и поехал. Все прошло без приключений. Туда приехал, меня встретили на машине. Съехалась вся родня – и на двух машинах поехали на кладбище. Я подошел к могиле, на памятнике увидел его портрет. Это был не тот Кузнецов, которого я знал и держал в своем сердце. Как он изменился, еще до смерти, но все равно это – он. Вдруг как сжало мне грудь, я чуть не упал, ухватился за памятник и зарыдал сильно–сильно. Мне никто не мешал. Когда я прорыдался и успокоился, мне стало легко на сердце. Мы там закусили, выпили и поехали домой. Там нас ждал праздничный стол.
В Ташкенте я прожил три дня, чувствовал себя хорошо. Достал билет домой, меня отвезли на вокзал и проводили. Дорогой никаких приключений не было. Я чувствовал себя прекрасно, привез подарки для М.А. Захожу в дом, а дома беда: увидел Марию Александровну, с рукой в гипсе. Я напугался, а Мария Александровна заплакала. Оказывается, она дома упала и сломала себе руку. Я осмотрел руку, опасное уже позади, все нормально забинтовано, и она шевелит всеми пальцами. Успокоился сам и ее успокоил. Потом стал за ней ухаживать и водил ее в больницу, стелил постели и укладывал ее, а утром снова все убирал, готовил что покушать, варил, что нужно, убирал посуду, мел полы и мыл их, стирал белье и сушил. И также ходил на производство и исправлял, что нужно в машинках. 10 дней я проездил в Ташкент, и машинки ни одна не вышла из строя.
Но я был занят по горло, у меня самого разболелись сильно ноги. Когда ездил в Ташкент, то надел носки из искусственной шерсти, и всю дорогу почти их не снимал с ног. От этого на ногах образовалась аллергия: тело воспалилось и покрылось сыпью, образовались большие отеки, страшный зуд. Я пошел в больницу, сказали – аллергия, лечить ничем нельзя. От отеков дали какие-то таблетки – пить две штуки в неделю, мочегонное хорошее. Я стал часто мочиться, и отеки постепенно уменьшились, а сыпь и зуд исчезали. Я попробовал натереть мазью Вишневского, стало хуже. Тогда – своим зубным эликсиром стал натирать – помогло здорово, только так и вылечил. Теперь остались только наплывы на подошвах. На правой ноге, можно сказать, все прошло, а на левой ноге болит большой палец, от ранения мешает заживить.
Вот до сего времени мучаюсь с Марией Александровной. Я мучился три месяца, теперь она уже все готовит, я только в магазины хожу да белье стираю.
Навалилась еще одна беда. У нас в туалете прорвало трубы, затопило нас. Кое-как заткнули дыру, позвали сантехников. Они так грубо все сделали, сменили трубы, и варили на месте автогеном, все прожгли, закоптили, наделали в стенах большие дыры, смесители поставили косо. Я не стал принимать работу. Они на месте стали выправлять смесители и безобразно изогнули трубы, и больше ничего не стали делать. Нам пришлось все выскребать, замазывать и перекрашивать. Заодно все выбелили, всю квартиру. Стремились это сделать к Пасхе, не успели, осталось повесить ковры и шторы все. Пасху отдыхали. После стал писать письма. Два письма отослал в Кемерово, и вот третье – пишу вам. На производстве все в порядке.
После письма займусь своими делами. Осциллограф я попробовал, он работает, но я его не знаю, не разобрался, для чего некоторые клавиши, для какой цели. Чувствительность его явно мала, нельзя проверить частоту в приемнике. Микрофон напрямую тоже нельзя проверить. Но это ничего, может быть, можно сделать усилитель на входе. Словом, я еще не могу судить его, еще мало с ним знаком. Прибор также не делал, только литературу подобрал, какую ты мне рекомендовал.
Вот о себе и все. Сейчас начну продолжение своих мемуаров. Нужно посмотреть, на каком месте я остановился. Сначала пойдет грубо, а тогда, когда я перекинусь в то время, тогда пойдет лучше.
Мы уже в Новосибирске работали во всю, каждый на своем месте. Когда Сталин говорил речь о «Головокружении от успехов» – дескать, мы не организовали колхозы, а загнали народ в колхозы. После этого, как мужик узнал это, и все побежали из колхозов, но большей частью он не бежал домой, а просто дома он колол скотину и продавал ее за бесценок на базаре. Продавал, если находился покупатель, дом, а если нет – оставлял его на месте и сматывался в город. Была такая неразбериха. Никто не знал, что творилось. А у нас был хороший заработок, и много продуктов мы закупили за бесценок. И отец наш удивлялся, на кой черт я связался с этой мельницей, без мельницы у нас стало в десять раз больше денег. Вот так сглуповал я. Лев работал на кожзаводе и прилично зарабатывал, чернорабочим. Говорил мне: бросай свою водовозку, приходи на кожзавод. Там рабочих сильно требуется.
Я подумал, сказал отцу.
У тебя нет паспорта, сказал отец, без паспорта завод никого не принимает.
У меня не было метриков, а без метриков паспорта не дают. Колывань недалеко, можно съездить. И мы продали водовозку. Я съездил в Колывань и получил метрики, а по ним получил паспорт в Новосибирске и поступил на кожзавод.
(И я, так получилось, съездил к отцу в 1956 году, и сам не знал про то, что тогда же получил метрики, повторные. А было ли у меня вообще свидетельство о рождении в 1941 году? Никто не знает. Ладно, не скули и не пыли!)
Ну и достался же мне этот кожзавод. Мне досталась работа просвечивать кожи сырые на просвет. В складе – темно, дверь откроют – вот мы с таким же здоровым парнем берем свернутую кожу из огромной кучи, развертываем шерстью вниз. Брали за верхние концы, расправляли и прикладывали на проем двери, чтобы проверить ее на просвет. Специалист с палочкой проверяет ее на просвет и говорит, какой сорт. И мы бросаем ее на ту кучу, к какому сорту она принадлежит. И так – целый день. Кожи тяжелые, солью покрытые – очень тяжелая работа. Я к тяжелой нагрузке – непривыкший, мне было тяжело, едва домой придешь. Я удивлялся, сколько кож целыми вагонами приходили на завод, сколько скота загубили с этой коллективизацией. Неужели об этом никто не знает? К концу месяца я чувствовал себя намного лучше. Когда стали получать зарплату, оказывается, мы заработали хорошо. И нас специалист похвалил, сказал: следующий месяц еще больше получите.
Но я не стал работать. Я старался поступить куда-нибудь на завод. Все отвечают: мы принимаем только с биржи труда. На бирже труда не ставят на учет, потому что я не член союза.
Лена Толочко написала отцу письмо, что у них в Красноярске принимают на биржу – сдавших на заводе экспертизу. Я решил поехать в Красноярск. Деньги у меня были, и я поехал зайцем, зачем – не знаю. Но я доехал только до Болотной, меня сняли с поезда, и я решил купить билет. Одна женщина сказала мне: если хочешь проехать зайцем, то нужно зайти на ту сторону поезда, и, как поезд пойдет, заскочить на приступки. Там хорошо. Можно хоть куда уехать. Как остановится поезд, соскочить. Пойдет – снова запрыгнуть. И так – пока не приедешь, куда тебе нужно.
Я так и сделал. Была ночь, подошел поезд. Я заскочил на приступку и поехал. Была весна, но было холодно. А поезд ехал быстро, и ветер все-таки доставал меня. Я был в хорошем полушубке, и все равно пробирало. Ох, подумал я, можно замерзнуть и слететь и разбиться насмерть. Хоть бы скорей станция – дальше не поеду. Вдруг дверь отворилась, и меня за руку поймал человек. Я хотел вырвать руку, но не смог. Я подумал, до станции довезут и ссадят, это неплохо, согреюсь. Он повел меня в вагон. Он оказался мягким, весь в купе. Первое купе было без двери, и он завел меня в него, посадил и что-то крикнул. В вагоне тепло. Подошли еще два мужчины и говорят не по-русски, хорошо одеты. Один из них заговорил по-русски, выговаривая каждую букву:
Зачем вы сели на приступки? – говорит. - Вы бы замерзли и разбились.
Я не подумал, говорю, об этом, я доехал бы до первой станции и слез бы.
Долго бы пришлось вам ждать, смеется. Наш поезд не на всех станциях останавливается.
Я это тоже не знал, говорю. – Куда вы едете? – спрашивает. – В Красноярск, – отвечаю. – Вы что, из деревни? – Конечно, – ответил я.
Он засмеялся и сказал хитро: кулачек? – Нет. – Смотри, какой хороший новый полушубок. – В деревне все ходят в таких полушубках, говорю. Их все сами шьют. Мне стало жарко, и я расстегнул полушубок.
Вы кушать хотите? – Хочу.
Мне принесли два пирожных. Я их взял, положил в рот, и они, мне показалось, мгновенно растаяли.
Еще хотите? – Мы такую пищу не едим. Нам нужно мясо, хлеба и чай.
Они все захохотали. И принесли мне полкурицы, большой ломоть хлеба и кофейник чаю и стакан. Вот это да! – подумал я, и стал кушать с завидным аппетитом.
Тут пришли две молодые дамы. Как они были одеты! В шелках, и все насквозь видно тело. Мне стало даже неудобно. Их приходило много, и все смотрели на меня, как на дикаря. Я так проголодался, что все съел и захотел спать. Это заметил мужчина, который говорил по-русски.
Располагайся здесь и спи. Никого не бойся, никто вас не тронет. В Красноярске вас разбудят, и вы слезете. – Кто же вы будете? – спрашиваю.
Он посмотрел на меня, засмеялся и сказал: вам посчастливилось, вы едете вместе с Американским посольством. Так что не беспокойся. И я заснул.
А в Красноярске слез, сказал им спасибо.
Когда я рассказал свое приключение Лене и Поте, они очень удивились. Утром я пошел на биржу, и там меня послали в депо на экспертизу. Я туда пришел, показал бумажку. Мне дали сделать дверной замок к вагону. Я подумал: «Ого, его за смену не сделать».
Пришел к мастеру, он дает мне части, готовые от замка. Мне только стоит их собрать. Я их за полчаса собрал и пошел посмотреть, как здесь работают люди. И целый час проходил. Потом подошел к мастеру и подаю ему замок. Он посмотрел в тетрадь и сказал: полтора часа.
Что? – удивился я. – Полтора часа ты затратил время на сборку замка. Много затратил время. – Да я целый час ходил по цеху, интересовался, как работают люди. – Ничего не знаю, сказал. И написал мне – слесарь третьего разряда. Как я его упрашивал, он ни с чем не соглашался. Так я и стал на учет 3 разряда. Прожил целую неделю, и меня никто не потребовал на работу.
Петя (муж Лены) работал шофером. И вот зачем-то их машины высылают в Омск, на какую-то работу вместе с шоферами. Шоферам дают на дорогу пассажирский вагон. Я спросил Петю: я смогу с вами доехать до Новосибирска? Он сказал: очень просто можно с нами доехать, хоть до Омска.
И я поехал. Взял на бирже труда перевод на Новосибирскую биржу труда. И дорогой было не без приключений, но они нехарактерны.
Так я в Новосибирск приехал тоже бесплатно, только ехали очень долго.
В Новосибирске меня взяла на учет биржа труда по 3 разряду. Но этот разряд никто не берет. Тогда я упросил, чтобы они послали меня на экспертизу, насилу уговорил. Послали в мастерские по ремонту машин. Я прихожу, показываю бумагу, и дают мне обточить слесарный ключ 1/2 х 3/4. Я схватил его и, как зверь, без отдыха обточил. Подношу мастеру: вот, пожалуйста, ключ.
Он мне говорит: где взял? – Я уже обточил. – Не дури! Где взял? – Он никак не может мне поверить, что так быстро обточил.
Я его спросил: вы записали, когда я его получил? Я отдал ему ключ: ну, посмотри, как работа?
Он взял, смерил размеры – все правильно. Работа хорошая, говорит, мне нравится. Как можно сделать так быстро и так хорошо?
Значит я – слесарь не третьего разряда? – говорю. - Пятый-то разряд можно написать, да в бирже не поверят. Четвертый напишу лучше, поверят. И написал 4-й разряд.
А там сказали: ну, вот, видишь, прибавили один разряд. А четвертый ведь никому не нужен, не много же ты выиграл.
Черт возьми! Не вдруг на работу устроишься. И еще проходил на биржу неделю. Один раз прихожу, спрашиваю женщину: есть требование на слесарей?
Требования были, отвечает, 11–12-го разряда, три человека, элеваторные мастерские.
Я попросил, чтобы она послала меня. Сперва она не соглашалась. Но тут пришло еще требование на слесарей на хлебозавод, временно, разряды не значились, И она меня послала на хлебозавод.
Вот, наконец, я попал на производство. А хлебозавод сильно похож оборудованием на мельницу. Тоже мука, мешки, разные сита, валы, шестерки, ремни. Я там себя почувствовал, как дома. И все знал, что делать, и как делать. Ползавода остановили на ревизию. Нужно просмотреть все трансмиссии, все подшипники, все муфты, шпонки и шкивы. Очистить от грязи и хорошо вновь закрепить, а потом все собрать и проверить на ходу. Механик меня заметил, что я так смело и ловко орудую. Спросил меня: что, все это знакомо? И ремень можешь настроить, чтобы не соскакивал? Я сказал: все могу.
Вот тебе два парня, говорит, пусть они поработают с тобой.
А эти парни (моложе немного меня) работают здесь постоянно, но ничего не смыслят. И я с ними поработал всю неделю, и подружился с ними. И они мне показали, где можно помятый хлеб домой унести. И я таскал этот «негодный» хлеб по две булки домой (хлеб был по карточкам). И наша семья была целую неделю сыта.
Когда завод пустили, и меня рассчитали, я попросил директора написать мне отзыв о работе. Он написал благодарность. Я пришел на биржу, встал на учет и подал бумажку с благодарностью, и спросил: а на элеваторы слесарей послали?
Она сказала: нет. – Ну, посылай меня.
Она взяла и послала.
Вот я прихожу, подаю направление мастеру. Он посмотрел и сказал: четвертый разряд! Она с ума сошла. Мне нужно самых квалифицированных слесарей, а они дрянь посылают. Ну, на что ты нам нужен?
Я посмотрел на него – типичный немец, уже пожилой, должно быть, давно здесь работает. Кто-то подошел и назвал его – Карл Иванович. Мне почему-то это имя понравилось. И я назвал его также: Карл Иванович, а какую вам нужно работу производить? Я ведь из деревни, и могу делать все.
Все! – говорит. - А можешь сделать плашки в клуб? – Могу. – Петька, дай ему заготовки. Пусть делает полплашки в клуб.
Я подошел к нему и взял заготовки и клуб, и какой нужно инструмент. Спросил: время ограничено или нет? – Время не ограничено. Но чтобы нарезало резьбу легко.
Сделал я плашки, очень хорошо. И закалил их сам. Болты нарезало легко и чисто. Карл Иванович сам нарезал болт и похвалил.
Какой разряд мне дать? – спросил я. – Какой тебе надо?
Я, говорю, буду пока доволен и пятым разрядом, а там сам увидишь.
Так я и остался с пятым разрядом. Деньги платили сдельно, и разряды не поиграли никакую роль. Так я проработал всю зиму с Карлом Ивановичем. Мы подружились.
Лев работал чернорабочим, грузчиком, пиво развозили по магазинам. Он таскал сразу по два ящика, тяжело.
Как-то Карл Иванович мне сказал, что нужно найти где-то слесаря. – Завтра приведу слесаря, говорю. Я зарабатывал по сто рублей в круговую в месяц, в то время это было много. А Лев зарабатывал 30 – 40 рублей. Вот я его и привел, и сказал, что он такой же слесарь, как и я, и беру его к себе в бригаду.
А какой ему разряд дадим? – спрашивает. Мне бросилось в голову «дадим». – Пятый разряд, поди, можно дать.– Нет, дадим ему что-то сделать.
И попалась ему большая заводская гайка. Он взял ее и сказал: пусть обточит ее по всем правилам. – Хорошо, – сказал я, и отдал ее Льву.
Он посмотрел на нее и сказал: что с ней делать, я не знаю. Она и так гладкая. Какие тут еще правила?
Я взял ее и сказал: она отштампована по всем правилам. Все грани у нее правильные. Вот несколько лысок нужно поправить. Это ты поправь и отшлифуй ее. Он ее так отшлифовал (Карл Иванович куда-то ушел), показал инструментальщику Петьке. Он засмеялся, и дал ему пасты. Он этой пастой отшлифовал ее до зеркальной чистоты. И Карл Иванович пришел. Он ему на стол поставил. Тот глянул на нее и залюбовался. Потом взял на руки и погляделся, как в зеркало, и поставил осторожно на стол. Сказал: теперь она будет всегда стоять здесь.
Я подошел: какой разряд? – Пятый.
И он стал работать со мной по пятому разряду. Мне с ним было легче работать. Он делал грубую работу, а я нежную, и у нас получалось здорово, всегда больше сотни на брата. И Карл Иванович стал нас предпочитать 11–12-ти разрядным слесарям.
Мне все это знакомо по мельнице. Лев-то дома больше за девчатами бегал, мало уделял внимания мельнице, а я и чертежи все знал. На элеваторе то же самое, что и на мельнице.
Был такой случай. Запороли четыре башмака и две головки у самотасок квалифицированные слесаря. Они обвиняют – чертежи не подходят. Вызвали главного инженера. Он посмотрел и тоже не мог разобраться. И прекратили их собирать. Карл Иванович пришел за свой стол и говорит мне: чертежи не сходятся в башмаках с жезлом, вот беда-то.
Не может быть, сказал я, и пошел разбираться. Все нормально. Они, слесаря, неправильно собирали. Собрать башмак и головку стоит 25 рублей. Один башмак не сильно испортили. Я спросил Карла Ивановича: дайте нам с братом собрать испорченные башмак и головку, и мы докажем, что все нормально.
Карл Иванович поговорил с главным инженером, мол, молодые слесаря берутся собрать испорченные башмаки.
Тот говорит, испорченные пускай берут.
И мы восстановили, все, как есть, подошло. (Я вспомнил, вот когда мне знание чертежей пригодилось).
Карл Иванович, иди, посмотри. Все поковки точно подошли к башмакам, и головки, – сказал я.
Пошли, посмотрели, Карл Иванович поудивлялся. Потом пришли с главным инженером. Он посмотрел на меня, сказал: грамотный, или имел дело с этим. А Карлу Ивановичу сказал, все башмаки и головки пускай они собирают.
И вот мы со Львом начали их собирать. С каждым комплектом мы стали их собирать быстрее и быстрее. Приходили к нам Карл Иванович и главный инженер, смотрели, и были довольны нашей работой.
Эти склады были в отдалении от мастерских, на самом берегу Оби у высокого забора. За забором – Обь. Здесь на берегу находились три предприятия, это: мельница паровая, мастерские элеваторные и дальше – хлебозавод. А за мельницей, кажется, был элеватор, точно не знаю (забыл). И вот мы с братом двое работали на этих складах, одни, больше никого не было. Никто нам не мешал. Лев работал очень быстро, мне не угнаться за ним. Он делает все, не думавши. И мне это было удобно, и ему, должно быть, тоже. Если он будет делать это один, он наверняка испортит. Я так думал, впоследствии это подтвердилось. Вот мы дождались зарплаты за эти башмаки по 220 рублей на брата. Карл Иванович глаза вылупил.
Домой мы отцу принесли 400 рублей, по 20 рублей оставили себе. Отец удивился: сколько денег! Я боялся потерять мельницу. Моя семья десять мельниц стоит. Все сыновья подрастут – меня завалят деньгами. Потом, обращаясь к жене, весело говорит: не горюй, Машка! Мы еще поживем.
Когда мы со Львом после зарплагы пришли на работу, Карл Иванович нас предупредил: экономисты расценки на башмаки изменили, теперь они будут по 16 рублей за комплект.
Что мы можем сделать? Мы стали меньше их собирать за смену. Иногда работали только полсмены. Остальное время – перепрыгнем через забор и купаемся в Оби. Один раз Карл Иванович застал нас, погрозился и сказал: мало заработаете – пеняйте на себя.
Но мы не пеняли, а считали, сколько нужно заработать. И так делали – всегда по 150 рублей на брата, чтоб не сбавляли.
У меня заболел сильно глаз, дали бюллетень. А в это время Льва командировали в Среднюю Азию на сборку элеваторов на месте. Когда я выздоровел и пришел на работу, меня тоже командировали на сборку элеваторов в Осмерыжск, это вверх по реке Иртыш от г. Омска. Нужны люди, которые разбираются в чертежах, – и я поехал в захолустье. Конечно, я и там чувствовал себя, как рыба в воде. А Лев мне пишет: ох, как трудно мне без тебя, запурхался совсем. Всю жизнь жили вместе, и никогда и нигде не встречались с трудностями. Я подумал про тебя, Александр, а ведь ты сразу родился мастером. И дома, и в школе, и на работе с тобой было нетрудно.
После Лев ушел с элеватора и поступил в МТС, ремонтировать тракторы, машины. Потом попал на реку Амударья. Там на катерах устанавливают тракторные моторы и ездят, только на таком устройстве можно там ездить. Впоследствии он устроился директором судоходства на реке Амударье. И на фронт оттуда попал, и погиб.
А у меня был совсем другой путь. В Осмерыжске мы быстро собрали элеватор. Нас послали в Иртышск, поближе к Омску. Здесь – тоже маленький элеватор, 100-тысячник. И его быстро собрали. Я хорошо ознакомился с этой работой, стал работать бригадиром. По окончании нас послали в Омск. Там, на левом берегу Иртыша (забыл, как место называется) стоял громадный деревянный элеватор на 1 миллион тысяч тонн, канадского типа. И все – канадское оборудование. Общежитие плохо оборудовано, и все – в клопах. Я отказался и уехал в Новосибирск…
(Письмо было прервано.)