Начало восьмого утра. Буквально час, назад выглянув из окна квартиры во двор, сдавленный с четырёх сторон пятиэтажками, редко можно было увидеть прохожего. Да и тот спешил домой с бидончиком молока к завтраку. Сейчас, когда на часах стрелки перевалили за семь, двери подъездов стали чаще и чаще стучать, захлопываясь силой пружины установленной на них. Из подъездов всё больше выходило людей, торопливо пересекающих в разных направлениях двор, спешили к своим рабочим местам. И если смотреть сверху, с этажа пятого-девятого, то люди кажутся маленькими, какими-то приплюснутыми и снуют по двору, разбегаясь во все стороны, словно комарики в потревоженном муравейнике.
Вон с третьего подъезда вышла стройная представительная дама в новеньком, безупречно выглаженном костюме и с высокой причёской, очень идущей к её симпатичному лицу. На котором застыло весьма серьёзное, даже слегка строгое выражение. На вид ей больше тридцати – тридцати двух лет нельзя было дать. Но когда беседуешь с ней и всматриваешься в неё по пристальней, то не¬вольно возникало впечатление, что она значительно старше. А вот почему появлялось такое чувство, переходящее, со временем, в непоколебимую уверенность? Что выдавало её возраст? В чём? В каких чёрточках это улавливалось? Так определить и не удавалось. Хотя временами, казалось, что вот-вот ты уловил это нечто и сейчас, ещё чуть-чуть, ещё мгновение и поймёшь, переводя неясное чувство на понятные слова. Но тут она встряхнула головой или повела рукой, жестикулируя, и всё поплыло, смешалось и ты вдруг осознаёшь, что развеялось то, так и не понятое, внезапно растаяло, словно туман на солнце, оставив тебя ни с чем.
Под руку её вёл прилично одетый, упитанный сорокалетний мужчина с самодовольной улыбкой на лице и с живыми плутоватыми глазами. Они не спеша шли, о чём-то, премило беседуя и дойдя до первого подъезда, слегка посторонились, пропуская мимо себя быстро вышедшую молодую женщину, двадцати лет. Она явно торопилась и тянула за руку, едва успевавшего перебирать своими коротенькими ножками, двухлетнего ребёнка. Малышу ужасно хотелось, буквально всё увидеть вокруг и голова его так и вертелась во все стороны. А чёрные любопытно-наивные глазки с удивлением и интересом таращились на всё и всех. Молодая женщина, поздоровавшись, стремительно прошла мимо уступившей ей дорогу пары, и чуть ли не волочила за собою ребенка, быстро отдалялась.
- Вот бесстыжая, так бесстыжая молодежь пошла…. Ну не стесняются ничего: снова у него ночевала, - возмущалась представительная дама, кивнув головой в след удаляющейся молодицы.
- А, это ты о ней, - проговорил спутник дамы Иван Петрович, посмотрев с
непонятной, двусмысленной улыбкой в след молодой женщине и в глазах его
сверкнули бесики.
- Вот уже пораспускались, что, прямо, слов нет для выражения, - сокрушалась представительная дама. – И вчера я здесь её встретила и позавчера, и на прошлой неделе она от него уходила!
- Та, она уже давно живёт с этим…. Как его?…
- Живё-ё-ёт,- с презрением произнесла женщина и осуждающе добавила: - Не успела с одним разойтись, как уже у другого живёт. Можно сказать, что совсем недавно разошлась, а уже другому на шею повесилась. И не стыдно ей перед людьми?.. Перед соседями? Ну, прямо ни стыда, ни совести у людей нет!
- Да, Эллочка, радость моя, ты права – нынешняя молодежь вольней себя чувствует, развязней ведёт, - с какой-то досадой, криво улыбнувшись, согласился Иван Петрович.
- Развязней?! – сокрушалась строгая Эллочка. – Да она просто безнравственна! Распущена до невозможности эта молодежь. Да вспомни, разве раньше такое было? Да мы со стыда бы сгорели от одной только такой мысли, а у них вон как всё запросто. Хоть бы скрыли от людей, до поры до времени, свои взаимоотношения, а то так бегом сошлись и живут, как будто, так и надо!
- Да-а, - не та нынче молодежь. Не та, - со вздохом сожаления, по своим прошедшим молодым годам, проговорил Иван Петрович, глянувши в след удалявшейся молодой женщине, и снова на губах его появилась та, непонятная двусмысленная улыбочка и также в глазах зажглись плутоватые искорки.
- Нет-нет, мы не такие! Совершено не такие, - негодовала строгая Эллочка. – Сейчас разврат! Разврат в открытую. Безнравственны, распущены и говорить больше не о чём! Ни стыда, ни совести, а еще дете-е-ей воспитывают!
- Да-а, мы не такие. Нет – не такие, - согласился Иван Петрович, на минутку задумался и как бы невзначай сказал: - Слушай, дорогая, в воскресенье футбол.
- Что? – быстро переспросила Эллочка, так как из-за столь резкого перехода к другой теме не сразу поняла, о чём он говорит.
- Говорю, что футбол в воскресенье! Наши с «Черноморцем» играют! А Александр Иванович взял билет и на меня, - бодро сказал Иван Петрович и, выдержав небольшую паузу, уже совсем по-другому, просительным тоном, заминаясь, продолжил: - Так что в воскресенье я, пожалуй, схожу, а то как-то будет неудобно, перед ним. Я ведь обещал.
- Ох, как выходной, то вечно тебя дома нет. Постоянно тебе нужно куда-то, - недовольно произнесла Эллочка, остановившись, так как они подошли к калитке детского садика, в котором она работала заведующей.
- Да не обижайся, дорогая… Интересная встреча. К тому же я обещал.
- Ага, понятно, - недовольно скривившись, произнесла Эллочка и, внимательно посмотрев ему в лицо, с укором в голосе продолжила: - А потом всей компанией будете праздновать победу или заливать горечь поражения и так до полночи.
- Нет-нет, - встрепенувшись, быстро заговорил Иван Петрович, - Я не поздно вернусь домой. Я не задержусь, - пообещал он и, прощаясь, с любовью и гордостью посмотрел на свою красивую, высоконравственную супругу.
Простившись с женой, поцеловал её в щёчку и, повернувшись, быстро зашагал к себе в кантору. Глаза его радостно сияли, он улыбался каким-то своим приятным мыслям. Быстро заворачивая за угол, Иван Петрович чуть не столкнулся нос к носу с яркой блондинкой, одетой не просто модно, но даже несколько кричаще. Она, гордо вскинув голову, посмотрела на него своими голубыми насмешливыми глазами.
- Ох, Танечка, золотце, - быстро произнес Иван Петрович и лицо его расплылось в слащавой улыбочке, - как здорово, что я тебя встретил, а то вот хотел сейчас позвонить тебе со своего кабинета. Идея есть: хочу пригласить тебя к себе на «фазенду». Давай махнем в воскресенье на дачку, там у меня превосходно, вот сама увидишь: прекрасный сад с нежными ароматными фруктами, чудесный цветник, бассейн с золотыми рыбками, да и речка в двух шагах. В общем, рай в миниатюре. Поехали, не пожалеешь, мы отлично отдохнём денёчек, - и, не дожидаясь её согласия, уже по-деловому продолжал: - Так, я заеду за тобою часиков в девять? Идет?
- Да, дорогой, - после непродолжительного молчания, с лукавой улыбочкой ответила Танечка и кокетливо прищурила глазки, от чего выражение её личика стало мило-плутоватое.
- Ты рада? – с сияющим лицом спросил Иван Петрович, глядя на неё восторженными глазами влюблённого юноши.
- Очень, - почти шепотом выдохнула Танечка и одарила его очаровательной улыбкой.
- Значит, до воскресенья! – широко улыбался он, двумя руками пожимая маленькую нежную ручку, и восторженно смотрел в её искрящиеся смехом глазки.
Она утвердительно махнула головой, затем резким движением выдернула свою ручку из его больших рук и с высоко поднятой головой, королевой прошла мимо него. Иван Петрович провёл её восхищённым взглядом и в высшей степени до¬вольный собою продолжил свой путь. Но, сделав несколько шагов, не удержался, оглянулся, она тоже в этот момент повернув голову, глянула на него через плечо. Он резко крутнулся на каблуках, быстро послал Танечке воздушный поцелуй, вдобавок со слащавой до приторности улыбкой. И с приятным чувством, предвкушения удовольствий, которые надеялся получить в будущий выходной, он бодро продолжил свой путь.
А в это время, его супруга Эллочка, прошла в свой кабинет, сделав по пути
строгое внушение техничке. Сухо поздоровалась с встретившейся в коридоре и посторонившейся воспитательницей. Плотно прикрыв за собою дверь, она уселась за стол, на котором стоял телефон и оставшаяся, со вчерашнего дня, стопка каких-то бумаг. Тяжело вздохнув, придвинула бумаги к себе и, потерев пальцами виски, чтоб скорей сосредоточиться, углубилась в разбор их.
Вдруг резко и громко зазвонил телефон, она вздрогнула от неожиданности, посмотрела на аппарат недовольным взглядом, не спеша, подняла трубку и строго с нотками раздражения в голосе заговорила:
- Ало! Ало! Кто?.. – недоумённо переспросила она, и лицо её вдруг расплылось в яркой радостной улыбке. – Ах, это ты…. Всё шутишь!
О, как много было в этих словах радости, нежности, любви и какого-то трепетного восторга вырвавшегося так неожиданно из сердца женщины.
- Что? В воскресенье? На пикничок? Да ты с ума сошёл. Да…. Да. Возле реки? На том самом месте? О! как здорово. Да-да там природа необычайно красива…. Конечно, рада! Что?.. Нет. Нет, мой дурачок на футбол просится, и я его уже отпустила. Так что раньше ночи он не явится. Что?.. Да-да, встретимся часиков в одиннадцать. Конечно, рада! Вот только заедим ко мне на дачу, возьмём купальник, я его там, в прошлые выходные оставила. Да-да, посмотришь, как там у нас здорово и тоже очень красиво…. Да-да, целую…. Конечно, люблю! До встречи, милый!
На том конце провода повесили трубку, в её стали раздаваться гудки. Эллочка подпёрла голову рукой, ещё долго находилась в плену приятных чувств, вызванных разговором с мужчиной позвонившим ей.
КОНЕЦ.
Александр Клад