Странное дело — запои Альки всегда по времени совпадали с болезнями Саши.
Последний раз, вернее, известный Саше последний раз, Алька срывалась пять лет назад. Симптомы были похожи — она не отвечала на телефонные звонки, на работе сказали, что она на больничном. Эта басня была подтверждена и матерью Альки, которая позже призналась — да, был запой.
Сама Саша в то время грипповала, и была вынуждена послать на разведку Кирилла. Несмотря на очередной период обострения отношений, он мужественно направился на другой конец города и стал свидетелем появления Альки дома. Ее якобы из больницы, а на самом деле из Миронова, где жили в то время тетя Лера и ее третий муж, привезли мать и отчим.
Вот и теперь Алька сорвалась. Почему — для Саши, наверное, так и останется тайной. Отношения подруг детства, запутавшиеся в юношеские годы и выровнявшиеся как раз пять лет назад, хотя нет, уже шесть, никогда не были до конца доверительными.
Алька постоянно врала. Врала о том, какая у нее зарплата. Врала о том, что без нее «Кристалл» не протянет ни дня и подвергнется рейдерской атаке. Врала о том, что ей не помогает мать, хотя тетя Лера за эти годы купила Альке две машины. Врала о том, что «ей никто не нужен», а потом выяснилось, что у Альки целых два постоянных любовника.
О дне своей свадьбы не сообщила. И о том, за кого выходит замуж, тоже не сказала. Саша узнала обо всем случайно, внимательно вглядевшись в новое необыкновенно торжественное фото на модных «одноклассниках». На вопросы, заданные с иезуитством хорошего психолога, Алька была вынуждена ответить честно. Признаться, задело то, что в качестве гостей были выбраны не они с Кириллом, а Аня, институтская подруга, и ее муж.
Впрочем, просмотрев скупые кадры церемонии бракосочетания, Саша поняла, что вряд ли бы выдержала этот праздник жизни. Рядом с молодой и фантастически красивой Алькой стоял Григорий Михайлович — ее непосредственный начальник, старше почти на сорок лет.
Саша отнюдь не была костной и не имела какого-то непреодолимого предубеждения к бракам с большой разницей в возрасте. Она открыто восхищалась союзом Андрея Кончаловского и Юлии Высоцкой, ей была симпатична пара в то время еще живого Сергея Михалкова и его Юлии. Эти браки не выглядели мезальянсом.
Брак Альки не выглядел мезальянсом, пока «Гришенька» молчал. Старческое занудное брюзжание, воспроизводимое вибрирующим полудетским голоском, прогоняло по телу удушающую волну ужаса и импульсивной агрессии — хотелось огреть «дедушку» по плешивой макушке, чтобы захлебнулся менторский бесцветный тенорок...
Вглядываясь в лицо Альки на видео и фотографиях со свадьбы, Саша покрывалась холодным потом, ей становилось неловко, стыдно. Она пыталась представить, как Алька целует вялые фиолетовые старческие губы, как «Гришенька» ласкает алькину грудь рукой в синеватых прожилках и рыжих пигментных пятнышках... Как спускает он полосатые семейные трусы, и обнажается дряблый, в редких белесых волосках пах и неохотно наливающийся силой сизый член. От ощущения струйки слюны на собственном подбородке и причмокивающего звука поцелуя передергивало, подташнивало от чувства гадливости.
Перед глазами представало молодое, горячее, смуглое тело Кирилла. Он никогда не был качком, но в годы студенчества занимался тяжелой атлетикой. На память остались мощная шея, широкие плечи, бугрящаяся мышцами грудь, узкие талия и бедра — античный герой, ожившая скульптура Давида или Ахилла. Брэд Питт отдыхает. И даже нервно курит в сторонке вместе со своей тощей губастой Анжелиной.
Кирилл все делал красиво — ухаживал, дарил цветы, целовался, раздевал. С тщательностью эстета раскладывал ее изнывающее от желания тело на шелке их постели или грубо распинал на полу в имитации животной страсти. Но это всегда было красиво, с неповторимым изяществом и истинным чувством.
Саша не могла себе представить, что ее взор может оскорбить вид дряблого, набитого рыхлым жирком тела с обвисшей кожей, волосатыми седыми подмышками и такой же, словно в инее, впалой грудью с плоскими сосками. Конечно, когда-то она будет видеть Кира именно таким, но и сама она к тому времени состарится. Они будут квиты. Сейчас мысль о старом теле претила, и соитие молодой женщины с семидесятилетним старцем казалось противоестественным, кощунством, надругательством над любовью.
Еще она думала о том, что отныне Алька стала изгоем в их молодой веселой компании. И дело не в предрассудках. Дело в том, что нудно-дотошный «Гришенька», которого она могла называть не иначе как Григорий Михайлович, ни за что бы не вписался в шумную и бурлящую задором тусовку. Алька в прежние годы присоединялась к ней в дни рождения Саши, причем вечно выматывала все нервы, рассказывая, что она не пьет, что она на посту, и вообще ей нечего делать среди пьющих водку и поедающих шашлык мужчин и женщин.
Доходило до скандалов по телефону, и Алька приезжала. На поверку оказывалось, что непьющих на застолье не так уж мало — машины давно вошли в жизнь обитателей мегаполисов, и они не могли себе позволить расставание со средствами передвижения даже ради вечеринки. Никто не запихивал в Альку шашлык. И вообще было по-настоящему весело. Как говорила потом Алька, ржачно.
И вот Алька сорвалась. Причем судя по всему, безудержно, по полной. Возможно, Саша ничего бы не узнала, но вот незадача — они в очередной раз поцапались с Кириллом, он собрал вещи и, как всегда в моменты обострений, отправился к сашиной бабушке, оставив в распоряжении жены особняк.
Это был выработанный годами ритуал, и оба знали, чем все закончится, — через месяц-полтора Кир заедет за какой-нибудь «забытой» мелочью, они поговорят, усевшись то ли на террасе, то ли на огромной остекленной веранде. В очередной раз поймут, что жить друг без друга невмоготу. Что двум творческим людям сложно уживаться под одной крышей. Что нужно искать общий язык. Что... что... что... Как всегда, надают обещаний и будут их выполнять год-другой, а потом вновь Кир соберет вещи и уйдет к бабушке.
«Детей бы вам», - обычно в таких случаях говорила старушка. Ей вторили родители — и ее, и его. Но с детьми не получалось. Походы к гинекологам и урологам давали один и тот же ответ — оба здоровы, никаких препятствий к зачатию нет. Но шел месяц за месяцем, год за годом, а Бог не благословлял их союз. Они не смирялись — оба страстно хотели детей.
Александра первой озвучила давно вынашиваемую, обдуманную-передуманную, рожденную в бессонницах на мужнином плече мысль — давай усыновим. Кирилл воспринял идею болезненно и после язвительно-холодного скандала двух острословов отправился к бабушке. Саша в разговоре с Алькой обмолвилась, что Кир ушел.
Алька тут же впала в раж и принялась гудеть о том, что сколько можно так жить. Что пора разводиться. Что он недостоин Саши и вообще не годен. Что он... Саша прервала монолог довольно резко — она сама разберется в отношениях с Киром. Алька обиделась и затихла.
Саша, зная наперед, что Кир вернется, была спокойна. Конечно, в большом доме было пусто и одиноко без Кирилла. Но зато тихо. Она вечера просиживала в кабинете, писала давно обещанные статьи, иногда отвлекалась на написание очередного легко срывавшегося рассказа и даже возвращалась к своему роману, извлекая из недр памяти то, что пыталась безуспешно забыть.
Незаметно пришла осень. Кир жил у бабушки уже месяц. Саша сама съездила в отпуск. Вернулась загорелая и простуженная — непонятно как подцепила респираторку, как всегда, протекавшую без температуры, с головной болью и слабостью в суставах — казалось, ноги подкашиваются при ходьбе. Тем не менее, в отделе ждали неотложные дела, нужно выходить на работу.
Наутро Саша едва сгребла себя с постели. Нос был плотно заложен, отказывался дышать. Горло, словно засыпанное песком, отказывалось глотать. Голова была тщательно обложена ватой, в ушах звенело, то и дело билось стекло. Сквозь звон пробился посторонний звук — пиликал телефон. Домашний.
Саша добрела к тумбочке, присела, зябко запахнув полы уютного махрового халата. При Кирилле она ходила в шелковом пеньюаре. Сняла трубку.
- Алло, - прохрипела в серебряный аппарат.
- Сашка, милая, - раздался в трубке необыкновенно бодрый и деловой алькин голос, никак не утренний, шестичасовой. - Как твои дела? Кир вернулся?
- Еще нет, - просипела, откашливаясь, Саша.
- Ну и хер с ним, - грубо, агрессивно констатировала Алька. - Я хочу познакомить тебя с замечательным парнем. Вы должны встретиться с ним сегодня же.
- Аля, спасибо, конечно, - Саша ответила не сразу, чуть помедлив от изумления. - Но вообще-то я замужем.
- Похер Кира, на х** он тебе нужен! - голос в трубке был исполнен праведного гнева. - Я желаю тебе счастья, и только счастья. Сашка, он такой... Таких парней не бывает. Он последний из могикан.
- Аля, спасибо, - Саша сдержанно, но твердо решила отказаться. - В мои планы не входит встреча с кем бы то ни было. Я заболела, неважно себя чувствую. Еле встала, чтобы на работу собраться.
Отвечая Альке, Саша рассматривала себя в зеркало — бледная, темные круги под кроличьими заплывшими глазами. Крылья носа слегка красноватые, шелушатся. Только подчиненных пугать своим видом после отпуска.
- Я тоже болею, - бодро рапортовала Алька. - Мы с Гришенькой на больничном, температура тридцать восемь.
- Аля, чувствуешь разницу — вы на больничном, а мне идти на работу. Все, я в ванную.
- Подожди, - Алька перешла на проникновенно-умоляющие нотки. - Ты не знаешь, от кого отказываешься!
- Ну и от кого же? - Саша вложила в вопрос весь свой сарказм.
- Он внешне похож на моего отца — царство ему небесное! - Саша сквозь провода оптоволоконной связи почувствовала, как истово и чувственно крестится Алька. Ее слегка передернуло — при жизни бы так относилась к отцу, как после смерти. - А по характеру ну точно твой папа!
Вот этого точно не стоило говорить. Саша любила своего отца нежно и трепетно, глубоко уважала, но слушая десять лет подряд повторение утренних, дневных и вечерних новостей, которые выдавал канал Кира и которые, конечно же, смотрела и она, дублируя просмотр чтением Интернета, все больше склонялась к тому, что мама обладает ангельским характером. Сама Саша слушала изложение оптом, один раз в день, во время ритуального вечернего разговора с отцом. Мама же становилась объектом красноречия самое малое трижды в день. Поэтому немногословный в быту Кир был для Саши ценнее самого разговорчивого экземпляра.
- А как его зовут?
- Виталий, - с гордостью изрекла Алька.
Саша почувствовала, как к горлу подкатывает рвотный позыв, как сокращается пищевод, вывернутый наизнанку кашлем. Имя Виталий она терпеть не могла с тех самых пор, как в далекие нынче студенческие годы встречалась с парнем по имени Виталий. Как он упоительно ухаживал, одаривая букетами! Как волочился, добиваясь своего. Как получил желаемое, а на следующий день исчез. Оказалось, что у него «свои тараканы». Саша не стала выяснять, какой породы рыжие насекомые населяют мозг ее недавнего воздыхателя. Горько поплакала в подушку, изливая разочарование и злость на себя за то, что позволила довести тараканщику дело до победного конца. Больше мужчины ее не унижали. И Кир знал это лучше других. Потому и спасался у бабушки, а потом вымаливал прощение.
- Ужас какой... - только и смогла выдохнуть Саша. - Я терпеть не могу это имя!
- Ты не представляешь, какой он, - продолжала ворковать Алька. - Я желаю тебе счастья, ты должна с ним встретиться! Мы погуляем на вашей свадьбе, я буду крестной вашего ребенка! Я бы не стала тебе советовать плохого! У нас с ним был бурный роман, это мужчина-мечта... И если бы не Гришенька, я бы вышла за него замуж!
Фальшивая патетика страстной алькиной речи насторожила Сашу. Это было слишком — еще никто не предлагал ей бывших любовников.
- Аля, ты вдумайся — ты предлагаешь мне встречу с мужчиной, с которым была близка! Мне, своей лучшей, как ты говоришь, подруге! Полно, в своем ли ты уме? - Саша сжала ладонями виски в бисеринках холодного пота. Трубку зажала между ухом и плечом, больно выгнув шею. Ей казалось, что голова вот-вот лопнет от небывальщины того, что неслось поносом из трубки и смердело похабщиной даже на расстоянии.
- Я бы тебе плохого не посоветовала, - парировала Алька.
- А чем он по жизни занимается, этот могиканин?
- Он токарь-карусельщик.
- Очень мило. И сколько зарабатывает токарь-карусельщик?
- Пятьсот баксов. А с каких пор тебя такое интересует?
- С тех самых, как Кир переписал на меня особняк - с годами я стала меркантильна. Я, кстати говоря, зарабатываю две с половиной. Штуки. Баксов.
Саша нарочно выделила сумму своего ежемесячного дохода, завысив его на пятьсот долларов. Но это было ничто по сравнению с алькиной побасенкой о том, что ей на госпредприятии в разгар кризиса повысили зарплату ни много ни мало в четыре раза.
- Итак, у меня машина, недвижимость — особняк, бабушкина квартира, родительский дом... А что мне может предложить Виталий?
- У него полдома в Кацапетовском районе, - Алька немного сникла, но держалась бодряком. - И еще есть наследство... Только его оформить нужно.
- Замечательно, я рада за него, - улыбнулась Саша. - Все это очень мило.
- Давай я передам ему трубку! - опять возбудилась на том конце оптоволокна Алька.
Саша поперхнулась мокротой и на мгновение забыла о зацементированном носе и песочном горле.
- Он что, рядом с тобой и все это слышит?!
- Да, он у меня. Пришел просить моей руки, не зная, что я замужем. Я ему сказала, что у меня есть подруга — ты... Он очень хочет с тобой познакомиться.
Саша попыталась сглотнуть, но поняла, что это невозможно. Рот наполнился слюной. Затошнило еще сильнее.
- И твой Гришенька все это слышит? - Саша не верила в то, что это происходит здесь и сейчас. С ней. Это казалось бредом, рожденным простудой.
- Да. Слышит, - голос Альки раздувался от гордости. - Я передаю трубку Виталику.
- Нет, нет, не надо! Мне нужно покормить Роньку, мне уже пора в ванную — я не могу опаздывать на работу, у меня совещание! - прокричала в трубку Саша невесть откуда прорвавшимся, звонким от ужаса голосом.
В ответ раздался замогильный голос:
- Привет!
- Доброе утро, - только и смогла пробормотать она.
- То, что ты идешь в ванную, мне нравится. Давай встретимся, - голос был безмятежен и все так же замогилен. Саше подумалось, что так, наверное, заговорил бы орангутан, обрети он вдруг дар речи.
- Виталий, простите — я нездорова и плохо себя чувствую. Кроме того, возможно, Алевтина вам этого не сообщила, но я замужем, уже десять лет. И ничего менять в своей жизни не собираюсь. Извините.
- Слушай, а почему мы на «вы»? - осведомился орангутан, словно не слышал слов о муже.
- Мы с вами незнакомы, а я с незнакомыми людьми привыкла общаться на «вы». Я так воспитана.
- Я тоже, - страстно проревел орангутан. - Ну так как?
- Виталий, я повторяю. Я не могу с вами встретиться. Я нездорова, я замужем, сегодня совещание у президента корпорации, я могу задержаться. Всего доброго. И передайте трубку Алевтине.
- Ну что? - голос Альки был все так же напорист.
- Аля, он вообще умеет разговаривать?
- Да, умеет. Он очень красноречив. Просто смущается — ты ему понравилась. В общем так, он будет ждать тебя в 18.15 возле театра. Не опаздывай.
В трубке раздались короткие гудки отбоя.
Саша вместо ванной пошла на кухню, сварила кофе, хотя обычно по утрам пила чай. Закурила сигарету, с трудом продравшуюся сквозь плотные комки мокрот к бронхам, содрогнувшимся от горячего дыма. Что-то в этой истории было не так. Что именно, Саша не могла понять. Затушив окурок в раковине и сделав последний глоток терпковато-горьковатого кофе, она все же добрела до ванной. Нежась под душем, все время думала о странном поведении Альки. Когда кормила Роньку, нетерпеливо гонявшего по вольеру глубокую миску, была рассеяна и не одарила умильно заглядывавшего в глаза пса ежеутренней лаской. Утро пошло наперекосяк.
Уже выгнав машину из гаража и прогревая двигатель, Саша набрала Альку. В ответ раздалась длинная череда безответных гудков. Наконец, откуда-то из-под земли, раздался детский тенорок.
- Григорий Михайлович? Доброе утро! Вы бы не могли пригласить Алевтину? - голос Саши, выполосканный настойкой эвкалипта и смягченный мятными леденцами, был сдержанно-доброжелательно нейтрален.
- Она не может подойти, - буркнул «Гришенька». - Аленька занята.
- Пожалуйста, когда она освободится, попросите, чтобы она мне перезвонила.
Однако ожидание было тщетным. Против обыкновения Саша взяла телефон на совещание и украдкой поглядывала на аппарат, стоявший на вибре. Телефон молчал. Освободившись, сама набрала Альку. На сей раз подруга была допущена к телефону, хотя трубку снова снял «Гришенька».
- Алло, - голос в трубке уже не был таким бодро-приподнятым, как с утра.
- Привет! Почему не подходишь? Как самочувствие?
- У меня температура высокая, отлеживаюсь, сплю, - в голосе Альки сквозила фальш. - Что ты решила?
- Странный вопрос, - Саша пожала плечами. - Конечно, я никуда не пойду. Я отпросилась с совещания у самого, потому что чувствую себя, мягко говоря, не очень.
Алька вновь возбудилась.
- Нет, ты не понимаешь, от кого ты отказываешься! Он специально костюм купил, чтобы с тобой встретиться! Я тебе открою секрет — он будет в голубой рубашке и черном костюме.
- А как-то попроще нельзя? - Сашу начала забавлять ситуация. Раздражение, казалось, ушло, осталась лишь ирония. - Джинсы, например, свитерок?
Сама Саша даже на совещания к «самому» ходила именно в этом виде. «Сам» сначала возмущался, но потом смирился — результаты работы превосходили все ожидания, и можно было простить маленькую слабость талантливой и неистощимой на создание новых методов продвижения продуктов мыловаренного производства директору по маркетингу и связям с общественностью.
- Нет, он не то, что твой Кир, который вечно во всяком рванье! Поверь, он потратил немалые деньги ради тебя.
- Я не готова к таким жертвам. Будь добра, дай номер его телефона, я позвоню и сама все объясню.
- Не могу. Видишь ли, у него проблемы — ему нужно купить новую мобилку, старая сдохла. Ты придешь, и точка.
Саша не выдержала и взорвалась.
- Аля, кто дал тебе право решать за меня — куда и когда мне идти? Что ты знаешь о моей жизни? Откуда ты знаешь, чем я намерена заниматься сегодня вечером? И вообще, мне плохо, я может быть, уйду на больничный. Ты вылеживаешь свою температуру, а я больная пришла на работу. Улавливаешь разницу?
Алька молчала.
- Кроме того, кто дал тебе право решать что-то за меня? Я не марионетка, я не кукла. Значит так, когда он объявится, будь добра, передай ему, что я никуда не приду. Понятно?
Алька ответила: «Хорошо».
День шел своим чередом, принося большие и малые огорчения и радости. «Пиоэсы» задерживались на день, зато раньше срока пришли ручки и магнитики для новой промоакции. Редактор корпоративной газеты сдала номер на день раньше — это хорошо, можно будет вычитать, когда голова немного прояснится. Отчет о продажах порадовал небольшим приростом — в кризисный период это был очень неплохой показатель. К тому же вышел на связь потенциальный дистрибутор, а департамент продаж принес последнюю редакцию обновленных корпоративных стандартов.
Но больше всех удивил Кир. Он прислал на работу огромный букет снежных хризантем, кокетливую открытку и игрушку — толстого пупсана в розовом. Подписал, что это первая игрушка их будущей дочери. Он все обдумал и хочет девочку.
Мысли об орангутане улетучились, как эфир. Саша решила немного помучать Кира — ровно до того момента, пока ей не станет лучше. Она любила вечера их примирения, в отблесках свечей, неистовый долгий секс с повторением, а потом еще порцией любви наутро. Для этого нужно было быть в форме.
Чувственная составляющая всегда была важна в их отношениях, но Саша умела сказать «нет» и выдержать паузу. Кир эти паузы особенно любил — они прерывались всегда неожиданно. Не только он умел удивлять ее в постели, но и она устраивала сюрпризы. Для очередного примирения Саша задумала ролевой костюм и романтичный комплект для «второго акта». На это тоже нужно было время. А еще настроение.
Столь грубое вторжение в ее личную жизнь возмутило и в какой-то степени потрясло. Творческая натура Саши обладала удивительным свойством — ей прекрасно удавался анализ. Вот и сейчас, разделавшись со всей текучкой, она заварила зеленый чай с медом и предалась мыслям о том, что произошло сегодня утром. Возникло ощущение дежавю. Когда-то это уже было...
Она долго копалась в глубинах памяти, пласт за пластом поднимая плотно слежавшиеся массивы архива, который давно не тревожила. Наконец, выудила нужную папку.
Его звали Артем. Он учился с Алькой на одном курсе в юридическом институте, на следственно-криминалистическом. Сама Саша в то время подобралась к третьему курсу факультета журналистики. В ее жизни уже не было вечного шрама по имени Степан, но еще не встретился Кирилл. И вот однажды Алька привела Артема.
Высокий, стройный, красивый. Блондин с бездонными голубыми глазами. Неумелый любовник и профессиональный потребитель шампанского из горлышка. Будущий мент и сын мента — его отец был одним из замов министра, работавшим «на местах». Артем не на шутку запал на Сашу. Она ответила на его призыв. Что-то начало складываться.
А потом он исчез — папа позаботился о переводе в столицу, в академию. Связь была какой-то странной, через Альку. Она передавала приветы и принимала ответные. Потом зарядила — он приезжает на майские и назначил встречу возле фонтана на площади Ильича. В три. Первого мая. Сама Алька свалила к маме.
Саше история показалась нечистой. Что-то неуловимо насторожило. И она решилась — позвонила родителям Артема, он давал ей номер. Представилась Алевтиной Нарушевич и в ответ получила столичный номер Артема.
В трубке раздался женский голос — как выяснилось позже, его жены. Спустя тридцать гулких секунд ответил Артем. Конечно, он не собирался приезжать. И что, Аля ничего не передавала? Странно! Он писал письмо, где все объяснял... О жене, о сыне... Что они поссорились, решили развестись и потому он приехал к родителям. Но потом помирились — ради сына. И отец устроил перевод.
Саша не помнила, как они простились, как положила трубку. Очнулась лишь, когда поняла — она собирает в сумку вещи. Алькины вещи — та жила у них, пожалели девочку, уберегли от казармы. В благодарность Алька каждый вечер припиралась после десяти, пьяная в жопу. Серая форменная юбка была вечно слегка надорвана, удлиняя разрез. При этом Алька утверждала, что она невинна и чиста, virgo. И смотрела свысока на Сашу, у которой был Степан, потом Артем...
Саша вычеркнула Альку из своей жизни безжалостно и решительно — ей было не по пути с подружкой-алкоголичкой, с подружкой-предательницей. Тем более, что все попытки разговоров с тетей Лерой, опьяненной материнской любовью, ничем не заканчивались. Она неизменно повторяла — этой проблемы нет и ссылалась на визит к экстрасенсу, который сказал, что все в порядке.
Верная своему слову Саша завершила оформление дарственной на квартиру. Тетя Лера привлекла ее к операции «огненный клубок», а проще говоря, к интриге против своего второго мужа - у них не клеилось в последнее время, в основном из-за Альки. Идея была такова - квартира не должна стать предметом дележа при разводе. На имя Саши для Альки была куплена квартира. Саша, побыв месяц в собственниках, оформила дарственную на Альку. Причем сделала это уже после того, как подруга предала ее, безжалостно и жестоко. В пьяном угаре. Тетя Лера не пожелала встать на ее сторону и обвинила в клевете.
Поступок Альки Саша переживала тяжело, она так и не обзавелась подругами. У нее были приятельницы, не более того. Лишь годам к тридцати, созревшая и кое-что повидавшая на своем веку, она начала пускать в жизнь подружек, и то не дальше определенной черты. Она слишком дорожила отношениями с Киром. И долго ругала себя за минутную слабость — не стоило говорить о размолвке Альке.
Хотя... Это же Алька! Которая однажды пришла с матерью, обе просили прощения. Девчонки всплакнули, вспоминая детство, и договорились забыть все, что было. И вот новая история.
Размышления прервал звонок — алькин. Саша нехотя сняла трубку и услышала голос Виталия.
- Как самочувствие? - осведомился орангутан.
- Не лучше. Виталий, мы с вами не сможем увидеться.
Саша была уверена, что он ее поймет правильно — они вообще не смогут увидеться. Но он не понял.
- Так чё, значит, давай завтра, да?
Саша в ответ отключила телефон. Решение созрело мгновенно. Уже через минуту она садилась в машину, еще спустя шестьдесят секунд мчалась по широкому проспекту. Каким-то чудом миновала пробки, оставила позади центр и углубилась в зигзаг промышленной зоны родного города. Сквозь фильтр салона прорвался сладковато-удушающий карамельный запах коксохимцеха, дорогу заволокло дымным туманом — цель была близка.
Саша долго звонила и стучала в металлическую в дверь. Наконец жалобно звякнули замки, шамкающий голосок осведомился:
- Кто там?
- Это Александра.
По ту сторону двери раздался не то всхлип, не то стон. Саша ждала. После тоскливой паузы прорезалась щель, в которой возник Григорий Михайлович, жалкий, обрюзгший. Ей стало жаль «дедушку» - вся его согбенная поникшая фигура выражала столько боли, что она уже пожалела о том, что пришла.
Ради чего? Уличить Альку в падении и насладиться собой — безупречной и безгрешной? Посмотреть на горе семьи — что бы она ни думала об этом союзе, у Али и «Гришеньки» была семья. Причем казалось, все хорошо в этой семье. Они купили новую машину, собирались менять квартиру, Алька говорила о детях... Что толкнуло Альку в преисподнюю? Что заставило опалить горло адской жидкостью?
Она разгадала суть интриги - нелады в семье собственной, и нужно попытаться не допустить примирения подруги и ее мужа, молодого, красивого, успешного. Это было вполне в стиле Альки в периоды, когда она не контролирует себя. Если бы она сказала орангутану "да", то наверняка бы в какой-нибудь срежиссированный больным сознанием момент, появился Кирилл. Еще она вспомнила разговор по аське, где Алька признавалась в двух любовниках. Одним из них был орангутан и характеризовался, как негодный. Значит, для Альки негоден, а для нее, Саши, в самый раз.
Утратив весь свой воинственный пыл, Саша вошла в квартиру, пропитавшуюся запахом табака, перегара и лекарств. В зале возле маленького стеклянного столика с початой бутылкой водки примостилась Алька. Пустая тара стояла на полу — две поллитровки. В белых губах подруги была зажата сигарета с изжеванным фильтром.
Саша застыла в ужасе, стояла не в силах двинуться с места, отвести взгляд. Картина в сизых полосках табачного дыма казалась сюрреалистической, не из этой жизни, из какой-то другой. Дежавю не отпускало. Не хватало лишь продавленного дивана.
Однажды, где-то за год до примирения, Саше позвонила тетя Лера. Со слезами в голосе просила поехать на квартиру, ставшую притоном алкоголиков. После очередной пьянки кто-то из собутыльников выбил дверь. Нужно помочь. Саша с Киром тут же собрались и минут через сорок входили в то, что когда-то было светлой и нарядной квартирой, где Саша весело и бесшабашно обмывала покупку с Алькой, тетей Лерой и родителями. Их встретили вонь, обшарпанные стены, затянутые паутиной углы, ободранный пол.
В зале было пусто, подступы к окну преграждала батарея разномастных бутылок. Посреди жирного пятна, украшавшего середину комнаты, расположилась банка из-под селедки с горой окурков. В углу жался к стене проваленный диван.
- Никого нет, - пожав плечами, сказала Саша. И была поражена — голос гулко отозвался от голых стен.
В ответ в диване произошло какое-то движение, и из-под безобразной груды тряпья вылезла опухшая Алька. Она некоторое время смотрела на Сашу — не узнавала. Потом страдальчески дрогнуло что-то в желтоватом лице. Алька отвернулась, затряслись плечи. Она так и не встала, хотя Кир и Саша пробыли долго. Кирилл ездил в магазин за новым замком, Саша курила на кухне, потом помогала ему.
Лишь когда они были на пороге, раздался затравленный голос: «Оставьте на опохмелку, изверги!». Кирилл, передернувшись, швырнул куда-то в пространство веер купюр, и они ушли, плотно закрыв за собой дверь и оставив два ключа себе — отдать тете Лере.
И вот когда казалось, что мир Альки устоялся, упорядочился, она в нем счастлива, произошло что-то, заставившее перевесить ту чашу весов, за которой была бездна.
- Пришла полюбоваться? - хриплый голос Альки был далек от утреннего, настойчиво-агрессивного. - Твое здоровье!
Алька опрокинула граненую стопку, глубоко затянулась, закашлявшись.
- Что случилось? - спросила Саша, обращаясь к Григорию Михайловичу.
Тот посучил старческими ножками в белых волосках и бордовых паутинках склеротических сосудов и неопределенно пожал плечами.
- Когда? - глядя на него в упор, продолжила — ей нужна была истина.
- Два дня назад, - надтреснуто и жалобно проскулил он. Потупил глаза.
Саша, знавшая страстный темперамент подруги, начала что-то понимать. Григорий Михайлович сильно изменился с того дня, когда они с Киром вскоре после свадьбы приезжали их поздравлять. Тогда он был импозантен, приятной полноты, с взглядом уверенным и счастливым. За полгода сильно сдал, похудел, постарел, ссутулился. Под пристальным взглядом Саши, казалось, он усыхал на глазах.
- Простите меня... - она замялась, виновато потупилась. - И что, она с ним, да?
Старик лишь кивнул в ответ.
Саше показалось, что она спит, ей снится дурной сон, и нужно проснуться, чтобы закончился кошмар, но она не может, нужно досмотреть до конца.
- Давайте я вас отвезу домой, к вам домой.
В ответ он отрицательно покачал головой.
- Я не оставлю ее.
В тихом голосе была решимость, твердость. Алька безучастно следила за ними бессмысленным плавающим взглядом. Григорий Михайлович кивнул, и они прошли на кухню.
- Саша, скажите, это давно, да?
- Да.
- Сколько?
- Двенадцать лет.
- Почему?
- Тетя Лера баловала, давала деньги. Алевтине казалось, что так она сможет самоутвердиться — щедро угощала однокурсников, постоянно устраивала попойки... Мы пытались вмешаться, но тщетно — тетя Лера ничего не хотела слушать, говорила, что проблемы нет. Можно я закурю?
Григорий Михайлович молчал, ждал. Смешивая слова с дымом, Саша продолжала.
- Она спивалась несколько лет — все годы, пока училась. Помню, как-то пришла к нам с Кириллом, пьяная. С бутылкой шампанского. С ней был какой-то парень в форме. Представила как мужа. Мы отказались с ней пить, и она ушла. На самом деле у нее был муж. Точнее, сожитель.
Глаза Григория Михайловича открылись широко, белесые ресницы дрогнули.
- Да, сожитель. Вашего возраста. С ним она прожила пять лет. Увела из семьи. Когда завязала, они расстались. На «Кристалле» она ничего рассказывать не стала — была уверена, что все осталось в прошлом. Но у нее был срыв, я это знаю точно. Тетя Лера тогда купила больничный лист...
- И сейчас больничный лист...
- Мне очень жаль, Григорий Михайлович. Извините.
- Спасибо вам, Александра.
- Не стоит.
- Я не оставлю ее. Я люблю Алю давно, с первого взгляда, как только увидел. Жаль только, что она скрыла от меня свою болезнь... И жаль, что я оказался не достоин ее.
- Григорий Михайлович, она знала, на что идет. Знала о том, что может быть. Она моя подруга, но я скажу - это она недостойна вас. Мы пытались ее предостерегать, когда она говорила о вас... Но Аля ничего не хотела слушать. Вы же надеялись, что чувство продлит молодость. Мне очень-очень жаль, что все так вышло...
В дверях Саша столкнулась с Виталием. Он шел в дом Али и Григория Михайловича как к себе домой. В пакете позвякивало стекло. Саша ощутила, как темнеет в глазах, уходят прочь звуки. Есть только черные пьяные глаза, которые она ненавидит, ненавидит всю жизнь.
Когда-то давно они с Алькой ходили на каратэ. Казалось, Саша давно забыла, чему учил невысокий коренастый тренер, в которого она была влюблена и за глаза называла Женечкой. Видать день был такой — из глубин памяти нужно было вынимать давно забытое, завязанное на тесемочки, со штампом «Архив».
Не думая ни о чем, она ударила между наглых навыкате глаз, затем схватила за волосы и что есть силы вонзила острый каблук в пах, затем ниже — в колено. Противник упал с жалобным воем. Забыв о приемах, блоках и каких бы то ни было правилах, Саша колола ненавистное тело гвоздиком шпильки, пинала острым носком, била плашмя, пока не почувствовала, что все — больше нет сил. Выдохнув и виновато оглянувшись на Григория Михайловича, ушла, покачиваясь, задыхаясь от слез.
Пакет с бутылками взяла с собой и что есть мочи швырнула в мусорный контейнер. Она была словно в забытье — перед глазами стояло то, как она первый раз в жизни била человека. Била жестоко, стараясь причинить боль. Может быть, даже убить. Лицо заливали слезы стыда, омерзения. Хотелось забыть обо всем случившемся. Машина скользила по лабиринту улиц и проспектов, долго взбиралась по бульвару, пока не замерла возле офиса телекомпании, где работал Кирилл — генеральный директор и совладелец в одном лице.
Саша вошла в стеклянную дверь, миновала вытянувшуюся охрану. Ноги понесли в туалет. Ее долго тошнило, выворачивая наизнанку, кружилась голова, безостановочно текли слезы. Наконец дрожащими руками достала из сумочки тест, чтобы сделать, что давно собиралась - она была почти уверена: свершилось. Ей казалось, от белой ленточки, похожей на закладку, зависит очень многое. Некстати вспомнился неистощимый на шутки Даниэль из «Такси»: «Так вот, у моей две полоски».
И у нее тоже было две полоски. Сглотнув остатки слез, наспех умывшись, Саша вылетела из туалета и упала на руки подхватившего ее Кирилла. Он прижал к лицу ее голову, уткнулся в душистый узел волос. Саша молча ткнула ему белую полоску с двумя поперечными рисками красного цвета. В ответ он до хруста стиснул обмякшее податливое тело жены в объятиях и улыбнулся легкой улыбкой совершенно счастливого человека.