Настя

Надежда Новопашина
               
Ой, какой свет! Розово-золотистый, белый, голубой! А какой он тёплый! Как хорошо! А трава! Какая зелёная! Зелёная-презелёная! И мягкая! И прохладная! Это луг? Нет, не луг. Луг бывает в лесу. А это – поле! И у него нет конца и края! А во-о-он там, далеко, оно цветное! Наверное, там цветы! Побегу! Быстро-быстро! Как хорошо! Вон ещё кто-то бежит! И ещё! Эй, люди!  Мама?!  Ма-а-ам! Это ты?! Оглянись ещё раз! Ты не умерла?   Бабулечка!! Ну, подождите меня! Подождите! Ой, я наступила на колючки! Больно!  Или на стекло? А откуда здесь стекло, на этом поле?  Как больно-то! Мама, бабуля! Как больно ноги!...
- Люся, сделай ещё кубика три, сейчас просыпаться начнёт.
-Да не больно ей –  только что улыбалась.
- Сделай, сделай. И нам спокойнее будет, а то сейчас родственники придут – с ними возни!
- Отец-то не видел ещё?
- Не пускали.
- А позавчера?
- Даже и не сообщали. Зачем?  И так вся реанимация на ушах стояла. Опять оперировали. Ещё пять сантиметров – долой! Еле отстояли, но как-то сразу пошло на поправку.
- Да-а-а. Ужас! Я бы давно умерла.
- «Я бы» ! Не дай Бог кому – на её месте оказаться! Не дай тебе Бог!
- Да это я так..
- А ты даже «так» такое не говори никогда…
  - Красивая какая!
- Не красивая, а на редкость красивая…
- Лучше бы умереть ей…
- Ещё чего! Умереть – никогда не лучше. Да и не умрёт она: сердце здоровое, задышала сама…
«Это обо мне что ли говорят?-подумала Настя. – Здоровое, конечно, сердце. А что ему больному-то быть? Спортсменка всё-таки. И где это я вообще нахожусь? -  Настя попыталась открыть глаза и не смогла : веки как слиплись. – Ладно, ещё полежу, послушаю».
Стукнула дверь.
- Проходите, проходите, Сергей Петрович, смелее, - сказал мужской голос. Послышалось громкое мужское рыдание.
- Ну-у-у, милый вы мой, мы же договорились с вами, вы через стекло видели. Что же так-то?
Рыдания не утихали.
- Люсенька, дайте что-нибудь товарищу, или лучше поставьте.  Расстегните рукавчик. Вот так.
Рыдания стали глуше, мужчина высморкался.
- Вот так, Сергей Петрович, вдохните глубоко! Молодцом! Нет, нет! Ничего не трогайте!
- Зачем так много-то? Хоть бы по коленки, - тихо сказал( Насте показалось) как будто отец.
- Оставили, что смогли, - послышался тяжёлый вздох,- за каждый миллиметр бились. В её ситуации! Да ей ноги просто намотало на колесо. Как ещё это удалось сохранить…Ну-у, опять! Мы же договорились. Вы её поддержать должны! Сейчас будить будем. Вот психолог подойдёт – и начнём.
- А я не сплю,- вдруг громко сказала Настя,- только глаза не открываются,- это выговорилось почему-то почти без звука.
По комнате прошло какое-то движение. Мужской голос раздался прямо у лица:
- Проснулась? Вот и молодец! Умничка!
- Глаза…не открываются…,- говорить было трудно, потому что в носу была какая-то трубка, а во рту – пересохло.
- Глаза не открываются? Люсенька, сделай прямо в капельницу немного для бодрости.
-Целую?
- Нет, половинку, пожалуй. Сейчас, Настенька, силы появятся. Анна Николаевна, уберите из носа всё это.
Настя почувствовала, что можно дышать носом и закрыла рот.
- Ну, попробуй открыть глаза, Настя.
Настя открыла глаза и прямо перед собой увидела доброе и симпатичное лицо седовласого незнакомого мужчины. Он улыбался, но глаза смотрели как-то очень пристально, тревожно.
- Молодец, девочка!
- А я где?- Настя оглядела комнату и поняла, что она в больнице, лежит на очень высокой кровати посередине больничной палаты, возле кровати с обеих сторон какие-то компьютерного вида приборы с мигающими всеми цветами огоньками, одна рука привязана к какой-то штуковине, выставлявшейся из кровати, к руке тянется трубочка капельницы. Держась обеими руками за спинку кровати стоит…отец!
- Пап! И ты тоже здесь? Сейчас маму с бабулей видела. Вы чего – все ко мне?
Отец подошёл, нагнулся, легонько пожал её свободную от капельницы руку, чмокнул в нос и глухо сказал:
- Ну, привет, Настюха.
- Привет, пап. Я что заболела чем-то? Тяжёлым?
- Да…,- хотел что-то сказать отец, но махнул рукой и отошёл. Теперь за руку её взял седоволосый доктор:
- Настенька, ты не волнуйся. Главное – поверь, что всё будет хорошо, что всё страшное – уже позади. Ты обязательно поправишься.
- А чем я болею?- она увидела , что отец  заплакал, и вспомнила, что он так же всё время тихо плакал, когда умирала мама.- У меня онкология? Как у мамы?
- Нет, нет, не онкология.
Настя облегчённо вздохнула и улыбнулась.
- Ты что-нибудь помнишь?-спросил доктор.
- А что надо помнить?
- Ну, что случилось с тобой?
- Когда?
- Десять дней назад – одиннадцатого октября?
- Одиннадцатого? Конечно, одиннадцатого – помню,- и Настя снова улыбнулась.
Ещё бы не помнить! Утром её к себе в кабинет вызвал шеф и сказал, что она назначена завотделом вместо ушедшей в декрет Милочки, что зарплата её «возрастёт на пятьдесят процентов», что к обязанностям приступать прямо сегодня. Конечно, это дело нужно было отметить – с девочками собраться.
У Насти было две закадычных подруги – дружили с первого класса. Ленка работала в этой же организации, только в другом отделе.  Они созвонились и решили встретиться в обеденный перерыв.  Позвонили Иринке, та с восторгом согласилась, сказала, что всё устроит, назвала дорогое кафе в центре города и велела подъезжать к восьми вечера.
В обеденный перерыв они курили с Ленкой на лестнице.
- Везучая ты, Настасья! Вот я тоже ведь с красным дипломом закончила, а вечно в рядовых буду.
- А меня шеф наш явно кадрит – глазки строит.
- Правда? А ты?
- А то ты не знаешь! Я Валерку ни на кого не променяю. Мы в воскресенье с его родителями идём знакомиться.
- Да ты что?! Ой, Настюха! Это – к свадьбе!
- Может, и к свадьбе, но тьфу – тьфу (Настя постучала по деревянным перилам лестницы) – не загадываю.
- А на первую высокую зарплату что купишь? Не придумала?
- Её ещё получить надо.
- Да получишь, куда она денется.
- Вот когда получу, тогда сразу куплю новую шубку. Норку стриженую. Коротенькую. И сапоги куплю. Длинные – выше колен, с твёрдыми голенищами. Я уже смотрела – обалдеть!
- Так у тебя эти ещё новые?
- Ты бы те видела! От ног – глаз не оторвать!
- На твои ноги хоть лапти надень – всё равно глаз не оторвать.
- Да ладно тебе! Ну, пошли трудиться – руководить!
К кафе они подъехали в девятом часу. Было уже темно, весело горели уличные фонари. Под одним из них у дороги стояла Иринка, высматривала их. Она радостно замахала руками, показывая на противоположную сторону проспекта. Они поняли, что у кафе нет парковки – машин полным-полно. Настя ловко переехала через улицу и втиснулась в свободное место у центрального банка, опередив две машины, спешившие тоже припарковаться. Ирка прыгала под фонарём, махала руками, звала их к себе. И они решили не идти в подземный переход, а перебежать улицу напрямик. Первой бежала Ленка, Настя – сзади метрах в трёх. Добежали до середины. Остановились. Вот Ленка перебежала к Иринке, а Настя повернула голову вправо и увидела, что на неё летит сияющий всеми огнями «Харлей». Она отпрыгнула в сторону, чтобы его пропустить, а «Харлей» свернул в ту же сторону, чтобы не задеть её. Потом – удар, вспышка яркого света…Потом перед глазами – булыжная мостовая и яркий белый затоптанный окурок на ней…
- Настя! Ты слышишь меня? Вспомнила? – снова спрашивал доктор.
- Вспомнила. Окурок.
- Какой окурок? Тебя сбил мотоцикл. Мы очень долго боролись за твою жизнь, но ноги  сохранить не смогли. Началась гангрена – пришлось ампутировать.
- Ага…
- Ты поняла, Настя?
- Поняла.
- Что ты поняла?
Настя вопросительно посмотрела на доктора.
- У тебя теперь нет ног, Настюха, - сказал отец и сел на её высокую кровать.
- Как это?
- Отрезали их, Настя,- сказал отец и опять тихо заплакал.
- Ага…,- Настя толкнула рукой отца и посмотрела на кровать, потом похлопала рукой по пустому месту, там, где должны были быть ноги.
- Нету! Пап?!
- Нету, Настюха…
Врачи, медсестра Люся и отец стояли вокруг кровати и безмолвно смотрели на неё, а Настя – на них.  Вдруг громко стукнула дверь и в палату вбежала женщина. В гробовой тишине неприятно зазвучал её резкий голос:
- Ради Бога, простите, Владимир, Иванович! Опоздала! Такие пробки! Мотаюсь из больницы – в больницу!
Она подбежала к кровати, бесцеремонно оттолкнула отца и схватила Настю за руку. Насте она не понравилась: здоровая потная бабища в синих бахилах, надетых прямо на сапоги, и в мятом ,замызганном халате. Настя попыталась выдернуть руку, но психолог ухватилась ещё сильнее.
- Ну что, милочка, как дела? – бодро начала она. – Сказали уже? – обернулась она к доктору. Тот кивнул. -  И что? Как мы реагируем…,- она запнулась.
- Настя, - подсказала медсестра.
- Как мы реагируем, Настенька?
- На что?
-Ну, на твоё несчастье?
- Нормально реагируем,- Настя всё же выдернула руку и спрятала её под одеяло.
- Да! Несчастье, конечно, но ведь надо жить, надо бороться! Как Маресьев, как Николай Островский!
- А кто это?
- Как?! Вы разве в школе не проходили?
- Не помню.
- Вот и прочитаешь про них, пока лечиться будешь. Прочтёшь? Обещаешь?
- Ага.
- Ты понимаешь, что с тобой произошло?
- Понимаю, конечно. Ног у меня теперь нет. Отрезали их, - Настя похлопала рукой по пустому месту на кровати.
- Вот и умничка! А что теперь будешь делать?
- Лечиться буду, потом протезы куплю.
- Молодец!
Психолог подошла к доктору и отцу, отвела их в сторону:
- Уверена, что опасаться абсолютно нечего. Девочка вполне адекватна, без срывов. Сильная девочка. Мне тут делать нечего. Побегу я, Владимир Иванович, мне ещё в два места заскочить надо.
И она убежала. Попрощались и ушли доктора. Люся села за свой столик у приборов. Отец подошёл к кровати. Он всё ещё тихо плакал.
- Да не плачь ты, пап, - она протянула к нему руку. – Что случилось – то случилось. Что теперь? Умирать, что ли? Научусь и так жить.
- Молодец ты, девочка моя милая! Мне тебя утешать надо, а выходит – наоборот, - он нагнулся и обнял дочь.
- Обещай – не плакать.
- Не буду, Настя.
Подошла Люся:
- Сергей Петрович, вы бы пошли, погуляли до вечера, а Настя поспит. Устала она. Устала ведь? – улыбнулась она Насте.
- Есть маленько.
- Насть, а что тебе вечером принести? Говори. Я к тебе на квартиру поеду. Книжки, там, поесть чего-нибудь вкусненького? А?
- Нет, поесть – не надо. Привези воды – пить, соку…
- Какого?
- А хоть какого…Там в стенке возьми две футболки… Пап, ты лучше запиши, а то про что-нибудь забудешь.
Подошла Люся с листочком и ручкой. Отец стал записывать.
- Значит, две футболки, трусиков штучек пять – шесть, спортивные штаны – в больницах все в спортивках ходят, и носков двое, только махровые бери – там, в ящичке, а то по полу в больницах всегда дует, ещё эти  ... Вы что?... Что смотрите-то так? Пап! Девушка! Я что-то не так говорю?...Всё так! Ещё тапки мои тёплые ... шлёпанцы...