Воспоминания и размышления
Монотонно шелестит лопастями трудяга-вентилятор, обдувая усталую голову липким горячим воздухом. На протяжении последних полутора месяцев он ни на секунду не останавливался. Более того, в таком режиме он проработал все двести двадцать пять суток нашей боевой службы и только по её окончании, за неделю до отхода в Союз, я его наконец выдернул из розетки, протёр от пыли и, каюсь, двинул хунтотам по бартеру, за ящик ихней вонючей хунтотовки.
Я абсолютно уверен, что мой вентилятор, это чудо советской техники, и сегодня, много лет спусти, продолжает исправно служить своим новым хозяевам, день и ночь неутомимо перемешивая липкую духоту их бедной хижины где-то на окраине Сайгона. Возможно даже, что меня там всё ещё помнят, благодарят, искренне желают всех земных благ и каждый новый день начинают с молитвы о моём драгоценном здоровье. Ещё бы – такой вечный двигатель им подогнал!
К сожалению, всего этого ну никак не могу пожелать им я! Даже наоборот. Как-то очень хочется иногда, чтобы тот мой вентилятор однажды взорвался у них, и не меньше, чем водородной бомбой. Чтобы он разнёс на куски тот вонючий сарай, где была произведена дьявольская смесь, и тех подлых хунтотов, которые, клянясь богом, партийным билетом и седой бородой Хо Ши Мина, всучили её мне под видом высококачественной рисовой водки. В итоге получился форменный конфуз, граничащий с катастрофой.
То ли это была тщательно спланированная акция ЦРУ, направленная на вывод из строя офицерской части экипажа самой боевой подводной лодки Советского Тихоокеанского флота, то ли гнусные происки замполита, решившего таким способом раз и навсегда отбить у офицеров охоту к коллективным пьянкам. И хотя ещё царь Пётр говорил, что на флоте пьют не ради пьянства, а ради сплочения коллектива, этот враг нерушимых флотских традиций при каждом удобном случае старался напакостить тому самому коллективу. Что бы это ни было, но следующий день после «отходной» и всю последующую неделю офицерский состав корабля в полном составе провёл в очереди у единственно¬го надводного гальюна, где, как в почётном карауле, через каждые пять минут сменяли друг друга на вахте. Этой участи избежал только замполит, который благоразумно не участвовал в мероприятии, что настойчиво наводит на мысль о справедливости именно второго предположения. Оставался непонятным один момент: когда он успел засыпать в водку пурген, если он, конечно, не договорился заранее с хунтотами или вообще не работал всё это время на ЦРУ! И ещё. Страшно подумать, насколько бы усугубилась ситуация и что вообще могло произойти, догадайся кто примешать к пургену ещё и снотворное!
Ну ладно, это было потом, а пока шелестит лопастями мой боевой вентилятор, где-то в метре от меня за фанерной переборкой надсадно гудит-надрывается наш супер-кондиционер. Супер – это ни в коем случае не о его каких-нибудь сверхвозможностях, а только о размере, и ничего более. То, что он работает, особой роли не играет, на атмосфере внутри «прочного корпуса» это никак не отражается. Как бы старательно он ни гудел, температура в отсеках ниже 35 градусов не опускается. Этому чуду советской техники «свернули мозги» ещё на переходе морем, когда во время очередного ремонта благополучно выпустили почти весь фреон, а здесь, в Камрани, это, оказывается, большой дефицит.
Душно! Я прошёл несколько шагов по коридору до ка¬ют-компании и со всего маху плюхнулся (да простит меня командир) в командирское кресло. Развернув на себя и направив в лицо грибок на трубопроводе корабельной вентиляции, я вновь погрузился в свои нелёгкие размышления.
Помещение кают-компании, как, впрочем, и все остальные не менее замечательные помещения на подводной лодке, явно не соответствовало своему громкому названию. При слове «кают-компания» у романтичного читателя тут же в воображении возникает картина, навеянная фильмами и литературой на морскую тематику: просторный зал с белоснежными занавесками на иллюминаторах, огромный изящно сервированный стол, бильярд в углу или вообще рояль. На подводной лодке, как вы понимаете, всё немного иначе. Рояля у нас не было: правительство не обеспечило – пожадничало, наверно; не было и бильярда по той же, вероятно, причине. Зато был стол, и на том спасибо. Одновременно разместиться за этим убогим сооружением, даже прижав к рёбрам локти и старательно выдохнув, могли не более шести человек. Но, как мы помним, в экстренных случаях на нём можно было примоститься поспать или даже вырезать кому-нибудь аппендикс в походных условиях.
Бессмысленным взглядом скольжу по корешкам книг на полке через стол и машинально читаю названия: «Корабельный Устав ВМФ СССР», «Учебник электрика дизельной подводной лодки», «Партийно-политическая работа в воинских подразделениях», «Детская энциклопедия» том пятый, «Юмористический репертуар для самодеятельных коллективов и народных театров». Беру последнюю, начинаю читать. Через минуту становится ясно – чушь такая, что даже Петросяну с таким репертуаром стыдно было бы выступать.
– А вот что-то новенькое! – оживляюсь я и беру увесистый «Иллюстрированный справочник полевого хирурга». Интересно! Надо посмотреть, чем это нас тут доктор для самообразования решил побаловать!
Открыв альбом на первой попавшейся странице и сфокусировав взгляд на глянцевом рисунке, я в ужасе отпрянул. Передо мной на цветной фотографии в натуральную величину зияла какая-то невероятная рана головы. Из-под съехавшей на бок раздробленной теменной кости выпирала и вываливалась наружу сероватая с розовыми прожилками студенистая субстанция. Мозги! Фу ты гадость какая!
Полистав альбом ещё пару минут и всласть налюбовавшись разваленными черепами, вскрытыми животами и оторванными конечностями, я сделал однозначный вы¬вод: как всё-таки хорошо, что я минёр, а не доктор. Лучше уж с нерадивыми бойцами нянчиться, гайки своими руками крутить да на вахтах ночами не спать, чем такое безобразие ремонтировать.
Перед этим, каюсь, я частенько завидовал нашему корабельному эскулапу: служба – не бей лежачего, ни тебе вахт, ни подчинённого личного состава, обязанности какие-то несерьёзные и расплывчатые. В море вообще делать нечего, знай себе с боку на бок вовремя переворачивайся, чтобы пролежней не было. Вспомнились анекдоты о корабельной медицине:
Приходит больной к врачу:
– Доктор, голова болит. И живот.
Док разламывает таблетку на две части:
– Вот тебе от головы, а это от живота.
Или такой:
– Что со мной доктор?
– Не знаю дорогой, обратись к врачу.