- Олег Николаевич! Андрей из школы придет, пусть с Вами тут во дворе побудет, он ключи потерял вчера. Я сегодня только после работы сделаю копию. Ладно?
-
- Ладно. Мы с ним листья собирать будем, покормлю его, беги уже! – ответил дворник Олег Николаевич матери соседского мальчишки, вечно опаздывающей и вечно бабахающей дверью подъезда.
Олег работал дворником уже третий год. И третий год он чувствовал себя человеком, живущим полноценной жизнью.
Он полюбил осень с ее туманами и шуршащими под ногами разноцветными листьями клена. Зиму с сугробами, лопатами, скрипом снега, и с радостью первого следа, который ранним утром прокладывал именно он. Про лето и весну и говорить нечего – двор примыкает к парку, где, как ни странно для центра города, полно птиц, и даже поют соловьи.
Олег никогда не вспоминал недавнего прошлого, а, если память сама начинала жить своей жизнью, он старался тут же взять ее под контроль: « Никаких воспоминаний, пожалуйста! Забыли! Проехали!»
Ему нравилось создавать уют во дворе, ему нравилось здороваться с каждым, кто встречал его ранним утром, кто возвращался подшофе ночью и никак не мог нажать заветные «2,3,7» на кодовом входном замке.
А больше всего ему нравилось, что его, теперь уже бывшая жена Оксана, жила в этом же доме, и что сын с внуком приходили в гости не только в ее уютную квартиру, но и в его, Олега, не менее комфортную каморку в полуподвале.
Еще с тех времен, когда он был весьма удачливым предпринимателем и руководил довольно большим коллективом, когда у него была секретарь, современный хороший офис и все остальные атрибуты сытой жизни бизнесмена, он привык к идеальному во всем порядку и комфорту. Потому, переселившись в выделенную для постоянного проживания и каким-то образом оформленную под законное жилье каморку дворника, Олег первым же делом сделал настоящий евроремонт: провел в нее воду, проложил канализацию, оборудовал так, что каждый гость воспринимал эту келью как экзотическую арт-студию мастера.
Последнее, на что способен был Олег Николаевич, когда случилась с ним беда, это купить супруге квартиру и выбить себе должность дворника и это помещение с маленькими окошками чуть ниже первого этажа.
Оксана подала на развод, когда выяснилось, что арестованный товар Олег никогда не увидит, что деньги ушли по недосмотру (а, может, и по иной причине) в фирму «Рога и Копыта», что более двух сотен исков, поданных на супруга в суд фирмами и частными лицами, придется «гасить» ему не один год, и что наказания, пусть даже и не очень сурового или даже условного, директору-неудачнику не избежать.
Сохранить имущество не удалось. Адвокат пустил дело на самотек, друзья все попрятались по кустам, сквозь тело и сердце Олега прошли незамеченными два микроинсульта… Все было плохо, прошли и любовь и уважение, да и чувства все, как мишка олимпийский улетели под слезы близких и аплодисменты недругов в неизвестном направлении… Не до чувств было…
На заныканные деньги Олег купил теперь уже бывшей супруге с сыном квартиру, а сам, поскольку выехать из города у него теперь не было возможностей, стал искать работу. Вакансий не оказалось почему-то ни у одного из бывших друзей и знакомых. Кроме, как руководить коммерческим предприятием, делать Олег Николаевич больше ничего не мог. Никаких квартир со свободным для него углом не нашлось и среди родственников. И тут случай свел с бывшей уборщицей его бывшего же офиса, Верой Даниловной. Она теперь пошла на повышение – руководила дворниками в ЖЭСе как раз того дома, куда вселились Оксана с сыном.
Так и началась новая жизнь разоренного предпринимателя.
Олег ходил теперь каждое воскресенье в церковь. Он не стал верующим фанатично и бездумно, как в таких случаях часто бывает. Он просто сошел с марафонской дистанции, участники которой бегут, наращивая обороты, и вовсе не думают о том, кто стоит на обочине, размахивая руками, не видят лозунгов, не слышат криков болельщиков, как не слышат и пения птиц, шепота облаков…
Он с дистанции сошел. Вот просто взял и упал в высокую траву. И сейчас смотрит в небо. Услышал звуки. Забыл обиды. Полюбил жизнь. И полюбил себя. Впервые оказавшись в церкви по совету матери, он очень долго стоял перед Николаем Угодником, выпрашивая у того чуда и понимая, что чуда не будет.
И тогда он заметил одну вещь: он не слышит шума и гула людей, которые вторят молитвам- песням священника, он не слышит и самого священника, он ничего не понимает в этом разнообразии икон, он даже не понял еще, где же главная икона, где ОН, к кому же тут обращаются люди… Он заметил и понял одно: здесь, в церкви, в толпе людей, ему хорошо и уютно, ему никто не мешает, он здесь один, он себя уважает, и у него есть защита. И все эти крахи, все беды, разводы, потери – все это так смешно по сравнению с тем чувством, что вселилось сегодня в него.
И Олег Николаевич стал ходить в церковь, чтобы просто побыть в этом не одиноком одиночестве, просто постоять и подумать. Такого уюта и порядка для мыслей не сможет устроить ни один самый дорогой и эксклюзивный психотерапевт. Слов молитв он не знал и никак не мог понять, о чем это говорит священник. И удивлялся, наблюдая за прихожанами - они все в точности повторяют за молодым батюшкой каждое слово, видно, знают, наизусть. Неужели, они все тоже пережили какой-то крах в жизни? И эта, двухсотлетняя уже старуха, и мальчик лет тринадцати, который с трудом дотягивается до постамента со свечами, чтобы поставить свою, аккуратно зажженную от других догорающих свечек. Почему они все здесь, о чем просят Господа своего? Олег просить не смел, не хотел. Неудобно как-то было просить. Другим, может, больше нужно…
Да и о чем просить-то? Все у него теперь есть.
Машину? Сто лет не нужна! Куда ездить-то?
Квартиру? Да, он свою еврокаморку ни на какой коттедж не променяет теперь!
Денег? Его зарплаты хватает и на еду и на одежду, да и на подарки сыну и внуку.
Олег вдруг вспомнил, оправившись от всех бед, свою первую специальность. Когда-то он начинал переводчиком в торговой палате. Его японский, кстати, кормил по молодости совсем неплохо. Только теперь он не брал технические переводы, его вдруг к поэзии потянуло. И все ночи он проводил в размышлениях о великом. Он искал аналоги в русском не для моторов и холодильного оборудования, а для Огня, Камня, Воды…
Он понял, что ему нравится думать. Думать, а не считать, просчитывать, прогнозировать…
Как следствие этих дум, на письменном столе рядом со словарем и тетрадями с переводом, появилась тонкая брошюра, изданная Саввино - Сторожевским монастырем «Что важно знать о таинстве исповеди» и толстенный конспект- приложение к ней « Мои грехи».
Для первой исповеди, научила его Вера Даниловна, нудно очень подробно записать каждый грех, который заработал за всю свою сознательную жизнь.
Олега Николаевича беспокоило только одно – если он их, грехи, пишет в тетрадь уже месяц, как же успеет этому молоденькому священнику их прочитать, когда решится пойти исповедоваться?
Олег Николаевич убрал весь двор, и только у забора листву не собирал. Решил эту красивую работу оставить до прихода Андрея из школы. Обещал пацану, что вместе будут под кленами убираться, грабли детские достал, у порога прислонил.
Андрей позвонил в дверь каморки, когда Олег Николаевич уже разогревал куриный ароматный супчик. Мужчины, пожилой и маленький, кушали и смотрели новости спорта по телеку.
- Сейчас, Андрюха, давай пойдем, сгребем листья и тайком костерчик сделаем возле забора. Авось, не «сдаст» никто, не заметят. Ты слышал, как пахнет костер из осенних листьев? А потом вернемся, засядем оба за уроки, лады?
- А у тебя какие уроки, дядя Олег?
- А вон у меня на столе письменном, видишь, и тетрадки уже приготовлены. У меня тут тоже домашнее задание одно есть. Нехилое. Трудное тоже.
***
- Ну, что, профессор? Дописывай свой черновик, да пошли уже во двор красоту наводить будем!
Андрей пошел с граблями в конец забора, Олег Николаевич стал грести красно – желтое покрывало навстречу. Оба насвистывали любимую рабоче-десантную « Атас! Эй, веселей, рабочий класс! Атас!»
Время прошло незаметно, куча получилась огромная, красивая даже. Место для костра подходящее - рядом с бетонным забором стройки.
- Вот спички, разжигать будешь сам. Ты ж уже взрослый. Маме только - ни слова, ладно?
- Ладно! – Андрей смял приготовленные дворником газеты и чиркнул спичкой.
Мужики уселись напротив костра и стали втягивать дым сырых тлеющих листьев.
- А там возле забора какая-то сумка старая торчит, я не смог достать. Тяжелая. Я ее в яму хотел столкнуть, а она не двигается, ее песком засыпало.
- Что за сумка? Ты же знаешь, Андрюха, сам помогал мне объявления расклеивать: нельзя неопознанные и случайно кем-то забытые пакеты, сумки трогать. Мало ли… - Олег Николаевич нехотя встал и пошел к забору.
Синяя, уже выгоревшая и какая-то даже подгнившая, сумка « addidas» выглядывала из листьев и песка, которым была присыпана дырка в заборе.
- Ну, не МЧС же вызывать по такому поводу!- подумал дворник и пнул ногой туго упакованную сумищу. Замок сразу лопнул.
У Олега Николаевича буквально подкосились ноги… Так знакомые ему из прошлой жизни зеленые, плотно сбитые в банковские упаковки, бумажки, были уложены ровными вертикальными рядами снизу до верху, под самую молнию. Эти пачки были настолько знакомы бывшему предпринимателю, что он практически не сомневался – в сумку вместил кто-то, если и не миллион, то около того.
- Ну, что там, дядя Олег? – крикнул Андрей, не оборачиваясь назад. – Не горит что-то, только все дым идет… Давайте подольем какого-нибудь бензина!
- Нельзя бензин! Придумал еще… - Олег медленно вернулся к костру. Сел прямо на урну рядом, уставился на огонь.
- Ты не куришь, Андрей?
- Вы чё, Олег Николаевич?! Не курю, конечно. И не собираюсь. Я что, больной?
Проходящая мимо девушка, как- будто, подосланная специально спросила:
« Мужчина, у Вас зажигалки не найдется?»
- Сигарету дайте, пожалуйста! Вернее, не могли бы угостить сигареткой? - в ступоре от события, протягивая горящую веточку вместо зажигалки девушке, и получая в подарок тонкую женскую сигаретку себе, заикаясь, промямлил Олег.
Андрей вылупился на дворника: « А! Сами курите, а нас гоняете…»
- Тихо. Помолчи, не шуми-ка, Андрей батькович!
Первое, что лезло в голову – «Не зря ходил в церковь! ОН услышал молитвы мои беззвучные!»
Второе – « Дармовое не будет впрок! Ментов вызывать надо!»
Было еще третье, четвертое, пятое…
Дворник о происхождении денег даже не думал, просто не хотел! Ну, не бабка же соседская поставила, когда вешала белье… Перестрелку какую-то зимней ночью еще он тоже вспоминать не собирался, он даже в окно не выглядывал тогда. Не было интересно, он уже это прошел в своей жизни, да и понимал, что у нас просто так обычно никого не отстреливают.
Потом были мысли номер шесть, номер семь…
Выражение лица менялось каждые две секунды с обреченно-спокойного на радостно- феерическое или даже счастливо-эйфорическое, и –наоборот!
Минут пятнадцать у костра тянулись так долго! Андрей что-то говорил, спрашивал о чем-то… Олег был где-то далеко. Уже полный анализ жизни сделал, а костер все еще горит…
- Дядя Андрей, так а что с этой сумкой делать будем? А вдруг там бомба?
- Не бомба. Ерунда там всякая, инструменты для работы. Строители, видно, случайно оставили, надо бы им вернуть…
Олег Николаевич встал, медленно обошел лужу. Потом вернулся, зашел в нее, обмыл свои резиновые сапоги от грязи… Подошел к сумке и, не прикасаясь руками к ней, просто задвинул сапогом под забор, на ту сторону, где шла стройка.
- Во, это территория Семеныча, пусть он и разбирается. Нам чужого добра не надо…
Они еще долго сидели с Андреем у костра, говорили о жизни. О воде, огне и камнях, о японской поэзии и о том, почему сгнившие листья обязательно нужно из-под деревьев убирать – в них много вредителей и всякой заразы…
Всю ночь Олег Николаевич сидел с конспектами, по очереди делая записи то в одном, то в другом.
Через заборы он с детства не лазил. Нужды не было. Да и сейчас ее нет, думал он с удовольствием...