Страх. Дикий, уничтожающий страх… «Вашей дочери срочно нужна операция. Вопрос жизни и смерти. Опухоль. Да, трепанация…»
Каждый волосок на моем теле зажил собственной жизнью, зашевелился, затрепетал. К затылку прихлынуло что-то горячее. Закололо в висках раскаленными иглами. В глазах потемнело. Затошнило.
Через минуту мне надо будет выйти из кабинета врача в холл, где ждет меня моя десятилетняя дочь. Выйти, заглянуть в ее синие глаза и сделать вид, что все хорошо. Просто солнечный удар, Солнышко, просто ляжем на обследование…
Нет! Никаких слез! Никаких истерик! Шаг. Другой. Вот оно…
Всю дорогу домой мы смеялись и шутили. В ушах стоял постоянный гул. Зашли в блинную и перекусили. Каждый глоток давался с великим трудом. В маршрутке встретили старых друзей. В висках стучали молоточки. Дома нас встретила собака радостным повизгиванием и поцелуями. Соскучилась. Руки дрожали. Сердце замирало.
Телефон. Первая задача позвонить в клинику. Дочь с собакой возятся в комнате. Слышны смех и веселый лай. «На случай, если ночью будет плохо, запишите мой мобильник. Сразу звоните мне», - говорит профессор. Все замирает внутри. Дочка верещит от удовольствия. Я покрываюсь холодным потом.
Кому? Кому сказать, как мне страшно? К чьей груди прижаться, размазывая слезы, по-детски всхлипывая и по-бабьи завывая? Кто? Кто поможет? Кто избавит меня от этого липкого, обволакивающего ужаса, проникнувшего в мою душу? Что будет дальше?
А дальше была клиника, госпитализация, операция.… А на пятые сутки вторая операция.…Девять часов ожидания. Ожидания чуда. Ожидание чуда с привкусом страха. Нет, ни на минуту я не усомнилась в результате! Ни разу в мою голову не закралась мысль о неблагоприятном исходе! Нет!
Но это не исключало страх! Дикий страх за свое чадо, плавно переходящий в ужас. Он не уменьшался. Он рос, объединяясь со страхами соседей по палате, мужал, развивался. Постоянно пополнялся знаниями, новостями, слухами. А у Даши в реанимации.… А с Павликом из 8 палаты…. А вчера умер…
Выхода для страха не было. Слезы. Слезы – нельзя. Слезы – запрещены. Их могут увидеть дети, а они ведь все чувствуют, все понимают. Дети начинают нервничать, плакать, появляется апатия. А ведь это голова. А голова – это все, это жизнь.
И я улыбалась, рассказывала сказки, пела песни. Я играла с ней, с моей Малышкой, как в хорошие, старые времена. Времена, когда еще ничего не боялась. Уговаривала съесть кусочек, пройти до уголка, сдать анализ. А потом, дико дрожа, узнавала результаты. Я находилась при ней круглосуточно. Иначе никак. Что еще мне оставалось делать? Свой страх, свой ужас, свои чувства, я оставила на потом.
Я была матерью. Матерью не только одного, единственного, собственного ребенка. Матерью всех детей сразу. Всех детей, лежащих на отделении. Всех детей, живущих на Планете!
Но вместе с этим, всепоглощающим материнством, во мне рос и огромный, всепоглощающий страх. Страх за свою дочь, перенесшую в свои десять лет две такие сложные операции. За соседку по палате, у которой все еще было впереди. За мою маленькую тезку, ежедневно меняющуюся, по мере увеличения дозы облучения. Страх за всех тех, в чьи глаза я так неосторожно успела заглянуть. Страх за тех, кого я никогда не видела и не увижу, о ком я никогда ничего не услышу. Страх за будущее наших детей. Страх за наше будущее.
Время все ставит на свои места. Операции прошли успешно. Впереди у нас долгий реабилитационный период. Надо учиться жить. Жить и верить. Мечтать о будущем. Вспоминать о прошлом. Работать в настоящем. И бороться. Вечно бороться с новыми страхами, не отпускающими меня ни на миг.
Зачем болеют дети? Вопрос, не дающий мне покоя ни днем, ни ночью. Вопрос, который я задаю себе ежедневно. Ежечасно. Ежеминутно…. А Вы знаете, зачем?