Полина

Нина Щелкан
               
    Старая горбатая женщина сидела на крыльце и жмурилась на солнце. Кому оно нужно, это солнце? Ну, уж конечно не ей. В ее-то возрасте, все, что нужно человеку, так это покой. Покой и воспоминания.
    Да, воспоминания – это все, что у нее осталось. Воспоминания и несколько драгоценных безделушек, еще сохранившихся в старинной картонной коробке из-под шляпки. Красивая была шляпка.  Ее подарил ей брат  покойного мужа, Бронислав. Интересный был мужчина. Как это он сказал тогда? Ааа… «Милой Полиньке. Вы настоящая пани! И как я не разглядел Вас раньше? Тогда, несомненно, Вы достались бы мне, а не моему младшему братишке…» Глупо! Он никогда не рискнул бы на этот брак, а она не стала бы его содержанкой. Никогда!
    Где это произошло? Дааа, давненько все было. Память начала давать сбои.
    Старуха открыла изрядно потертую шляпную коробку и лихо шуганула любопытную мордашку, сунувшую в нее нос. «Брысь, Верка!» Ну что за поколение, эти современные дети! Ни уважения от них, ни покоя.  А эта, ну просто катастрофа! Сразу видно, безотцовщина. Пороть некому.
    Дети. А у ее детей, был бы самый прекрасный отец в мире. Ну, если не в мире, то в Польше точно. Правда, они не имели бы права на дворянство, но разве это имело бы какое-нибудь значение, если бы они были? Дети… Кто бы мог подумать, что та маленькая шалость в юности, так искалечит ее жизнь? Жизнь и тело.
    Конечно, жили они тогда не богато, ртов много, да и Павлушка - младшенький и единственный наследник сильно хворал, но бить свою старшую дочь, уже девицу... оглоблей! Это было слишком. Она, конечно, отлежалась, да и Маруська за ней хорошо ухаживала. Пашка окреп. Да и сметана не пропала. Собрали и сами съели. Только вот детей у нее, у Полины так и не было. Лесная бабка-знахарка тогда так и сказала, когда отварами поила да примочки делала: «Не будет у тебя детей, деточка. Так что,  отлежишься,  и в город иди, на белошвейку учиться. В нашей деревне у тебя судьбы нет. А там встретишь. Только увидишь когда, судьбу свою, а ты ее сразу узнаешь, не бросайся к ней, а держи себя строго. И про детей не говори до самой свадьбы. И помни, как красива ты в юности своей, так безобразна,  станешь в старости. И все благодаря отцу своему…» Уже тогда бабка знала, что согнет к старости ее, Полину,  горб. Согнет в низком поклоне грешницы. И будет она отмаливать грехи свои…. А грехов то немало…
    Солнце медленно двигалось по небу. Вместе с ним двигались тени и текли воспоминания. Стукнула калитка. Маруська, любимая младшая сестра, пошла в поле,  доить корову. Скоро на обед придет ее муж, Тимофей, а за ним прибежит и егоза Верка. 
    Именно Маруся приютила Полину у себя, когда та вернулась. Такая одинокая и больная. С разбитой душой и телом. Слава Богу, они ее давно не трогают. Понимают, что жизнь ее там, в прошлом.
    Фашизм. Фашизм сломал ее жизнь не меньше, чем оглобля отца. Она потеряла все. Любимого мужа, положение в обществе, средства к существованию.… Какие она носила платья в прошлой жизни!  Какие ей дарили драгоценности! С кем только не танцевала она на балах, в той, прекрасной стране, в то прекрасное время! С графами, баронами, наследниками престолов. Она выучилась по-польски, по-французски, по-немецки. Освоилась с клавесином, и даже пела небольшие арии. Голос у нее был не сильный, но нежный. Его хвалил сам Шаляпин. Это она, уроженка российской глубинки, даже не дворянка, а так, деревенская девка. Она, пани Полина, была в Париже и Венеции, Праге и Берлине! Ходила на концерты великих мастеров, занималась благотворительностью, была представлена ко дворам многих королевских семейств.… А сейчас только солнце. Солнце и воспоминания.
    Глаза слезились. Руки самопроизвольно перебирали драгоценности. Пришло время продавать. Опять. Надо на что-то жить. Надо что-то есть. Времена изменились. Поменялась власть. А в ее семье все по-прежнему. Живут они небогато. Правда,  родителей давно не стало, Павлуша умер после войны, сестры перебрались к мужьям. Вот и живут они, Маруська с мужем, она, да Верка-постреленыш, последний ребенок брата. Мать ее в Ленинграде где-то, начальствует, а им девчонку прислала. Давно уже прислала, года три.… Да не ее это дело. Сестре в радость. Только б девчонка нос свой в ее дела не совала. Что же продать?.. Завтра Тимофей в центр едет, к ювелиру зайдет. А с тем у Полины давняя договоренность. Деньги отдает сразу, и не обманывает. Таких драгоценностей, как у Полины, в Советском Союзе только в музеях сыскать можно. Так что на ее добро в Москве и Ленинграде очередь, среди начальствующих жен. Все лучших от ювелиров прошлого века, да из зарубежных коллекций. Где современным ремесленникам то с ними тягаться!
    Ведь и она тоже, хоть и выучилась на белошвейку в Петербурге, а не белошвейкой и была. Так, ремесленницей. С сестрой своей Дуняшей  даже и тягаться не смела. Вот у той талант к этому делу был, так талант. Царская семья ей, до революции белье заказывала. И в советское время она неплохо устроилась. На Невском проспекте свое ателье держала. Сначала как хозяйка, а потом выкрутилась как-то, директорствовать стала. И опять к ней заказы покатились, теперь уж от прогрессивных советских женщин. И ателье-то ее в народе называть стали не иначе, как «Смерть мужьям». Жаль, блокаду не пережила.
    А сердце у нее, ну просто золотое было. Ведь когда Полина от отцовской-то ласки оклемалась, так сразу и заявила о желании своем в столицу податься на белошвейку учиться. Это она-то, которая и пуговицу-то пришить могла с трудом. Другое дело сестра. Она к этому делу с измальства тягу имела. И деньги родители пять лет копили, чтобы ее в Петербург послать. И вдруг такое. Ей бы возмутиться, тем более что она часто родителей своим ремеслом выручала. А она первая на защиту Полины встала. «Я, говорит, еще мала. Ей в ту пору 11 стукнуло. Я и еще годок-другой подождать могу. А Поле уже16. У нее времени нет. Скоро старой станет». Вот так и решили.
    А она.… Сначала в гладильне работала – нелегкая это работа. Это сейчас утюг маленький да легкий, всего-то каких-то килограмм пять. А тогда, от тяжеленного чугунного утюга ломило спину, руки просто отваливались. А платья! О таком количестве рюшей и оборок сейчас человечество даже и не подозревает. Старшая же по гладильне была женщиной строгой, и наказание за огрехи были тяжелы. Потом, когда выучилась, талантом не блистала. Вот ее на самые легкие операции и ставили. Легкие и скучные. Наметать где, подол подтачать, лиф уменьшить. А до творчества ее просто не допускали. Ну и получала она соответственно. Однако каждую копеечку откладывала, да с оказией в Окуловку, сестрице и отсылала. Так и получилось, что в Петербурге она лишь год одна мытарилась. А через год Дуня приехала, и жизнь проще стала. Родители строго-настрого сестре наказали им денег не отсылать, а самой устраиваться. Вот и устроились. Полина по хозяйству, да на подхвате, а сестренка белошвейкой. Большому таланту большие деньги платили в те времена. Жизнь у них на лад пошла. У Полины время появилось и на себя. Да и продавать тогда ничего не надо было.
    Луч-проказник блеснул в перстне с крупным рубином. Что же продать? Может его? Точно такой же перстенек, она увидела на приеме в английском посольстве у Анны Павловой, когда они с мужем ездили на Дягилевские сезоны в Париж, в …. В каком же году это было? На ней было красное платье, шляпка со страусиными перьями и чудесное рубиновое колье. Она очень выделялась на фоне пастельных нарядов того сезона, и ей это очень нравилось. Мужчины буквально носили ее на руках. И вдруг она увидела это кольцо! Оно должно принадлежать ей! И пан Х беспрекословно выполнил ее каприз. Через 10 дней она получила желаемую безделушку. Нет. Пусть еще полежит. Жизнь у старых людей долгая, память длинная.
    Долгая. А драгоценностей осталось уже немного. Хватит-ли? Перед глазами всплыла та ненавистная весна, когда,  бросив все, кроме этой коробки,  она добиралась домой. Было страшно. Очень страшно и холодно. Реки стояли еще подо льдом, снег лежал на ветвях деревьев, морозило, а она, в легком платье и бальных туфлях, да в каком-то тулупчике, с платком на голове, пробиралась среди беженцев-поляков. Кто-то из окружающих пожалел красивую и очень худую женщину, и дал ей валенки. Какое это было счастье! Валенки были большими и сухими. Она засунула в них ноги вместе с туфлями. Рай! А ведь все обещало быть очень даже не плохо.
    В 1935 году она похоронила мужа. Ее сердце болело. Он умирал у нее на руках. Долго и тяжело. Рак – констатировали врачи. Рак, и что-то там еще. Но разве это имело какое-то значение? Юзеф был известным всему миру политиком. Его уважали. Уважали и боялись.  Она была его последней женой. Последней и самой любимой. Весь мир прислушивался к словам ее мужа, а он прислушивался к ней. Нет. Она никогда не лезла в политику. Зачем? Политики сами проходили к ней в дом, и, низко кланяясь, просили замолвить за них словечко. Иногда она им помогала. Вместе с мужем она выходила в свет, и никто никогда не вспоминал, что она из простых. Вместе с мужем она путешествовала. Вместе с мужем она развлекалась. Она любила его, и была предана ему безраздельно. Юзеф много работал, но она не роптала. На нее у него всегда оставалось время. И вот он умер. Никто не ждал этого. Никто не ожидал. Но многие вздохнули с облегчением. Многие, но не она. Вместе с его жизнью остановилась и ее.
    Рука сильно сжала красивую брошь. Больно. Значит еще жива.  «Вот ее и продам» - решила женщина. Она ее никогда не любила. Ни брошь, ни того, кто ее подарил. Но отказаться от подарка не посмела. В то время ее благополучие висело на волоске. Муж умер. Она осталась одна в чужом и враждебном мире. Все, что у нее было, принадлежало Юзефу. Или почти все. Она боялась.
    Он был политическим лидером, соратником мужа, легионером. Но при этом оставался «ангелом, хранящим сон льва». Так, кажется,  написали про него в какой-то статье. Он был вне подозрений и давно ее любил. Она приняла и брошь, и его. Жизнь получила новый оборот. Он не навязывал ей своего общества, у него была семья. Они редко встречались в общественных местах, но низменно раскланивались с большим уважением. Мало кто мог догадаться о той роли, что он взял на себя в ее новой жизни. Он был очень корректен. Но у нее быстро пополнился счет в банке, она стала опять желанна во всех салонах, все ее капризы выполнялись молниеносно. Ради этого можно было и потерпеть.
    Так и катилась бы ее жизнь дальше, по проторенной дорожке, если бы не фашизм. На балу у… Не все ли равно у кого, теперь, когда никого из них уже нет в живых. Так вот, подошел вдруг к ней молодой человек в форме, и передал записку. Полина прочитала: «Срочно забирай деньги и ценности и беги в Союз. Завтра будет поздно». Она бросила танцующих и побежала к выходу. Внизу ее уже ждала машина. Из дома, схватив коробку с украшениями, документами и деньгами, в чем была, она выскочила на улицу. Та же машина отвезла ее за город. Водитель передал ей сверток с одеждой: платье, платок и тулупчик. Обуви не было. Переодевшись, Полина села в грузовик, с другими такими же беженцами и их повезли на восток. Она поехала домой.
    Он спас ее! Только ее! Он сам, его жена, вся его семья была уничтожена новым режимом. Но ее он спас…. Нет! Она не будет пока продавать эту брошь. Это память жизни.
    Палец нечаянно наткнулся на тоненькое золотое колечко, просто ниточку. Сердце защемило от грусти. Вот оно, чудо. Ведь, даже словом не разу не перекинулись с этим паном. Только глаза однажды встретились, и поняла она сразу, что вот она, судьба ее. В тот раз он молча ушел из мастерской. А в следующий раз принес колечко, одел ей на палец и говорит: «Судьба моя, меня сейчас очень далеко от тебя, красавица, уводит. Но вернусь, и заберу тебя с собой. Дождись меня». А потом представился, честь по чести, имя ее спросил, да встречу назначил. Только встречу ту, ждать надо было…. И она согласилась. Откланялся пан, и ушел. А она осталась. Громко смеялись в мастерской ее товарки, над легковерной Полюшкой.  Только сестра не смеялась. Тоже поверила, а может,  просто пожалела ее. Однако, весь долгий путь ожидания судьбы своей, Полина прошла вместе с Дуняшей. Не разу не попрекнула ее сестра, не посмеялась. И ведь дождались!
    Красив он был, не в меру. А может и не красив вовсе, просто сердце ее этого не видело. Держала она себя строго, как бабка-знахарка наказывала. Красотою своей не гордилась, но и не забывала про нее. А он, хоть и дворянин, оказался человеком простым, уважительным, даже к родителям ее не погнушался съездить. Руки ее попросить. И хоть и жили они, какое-то время не расписавшись, Отношения свои все-таки зарегистрировали.    
    Правда церковь так и не осветила их союз… Но разве мало таких браков в мире, в последнее время?

    Солнце медленно катилось за горизонт. Мысли потекли ровнее. Бог, мой! Сколько же в ее жизни было прекрасного! А она все ропщет. Красота, любовь, деньги, поклонение. Где она только не была, чего только не видела! Много ли ее современниц может похвастаться такой долгой и насыщенной жизнью! Ведь ей уже….
    Солнце село. Губы женщины зашептали молитву: «Спасибо, тебе, господи»…. Глаза старой женщины тихо сомкнулись. Навсегда.