КУХНЫКХНА.
Нечитаемая Книга Сощщярий.
Сошщярие 1.
Нунн Изначальный
(продолжение)
...Однако трое блуждавших познали уже множество пустынь к тому времени, щедро исполняясь их пустотой, неустанно приближаясь к безмерной скуке, но пока еще не трогая накипь со стенок Кувшина Амфориэо*, всегда наедине с тишиной и лишь с ней заодно.
И не предстояло им иной публики, чем мириады бирюзовых песчинок, быстротени пролетавших орлов и гораздо реже — караван где-нибудь вдалеке, более напоминавший зыбкий мираж. Но вопреки всему, вопреки даже жажде слишком долгих дней, тягостных, как сны о воде, шествие их было поистине лишено всякого смысла. Так, подобно серебристой безголовой змее, не желавшей показывать хвост, тянулась и тянулась из века в век величайшая изо всех гастролей.
И прилетавший на запах волшебства Тунгус Ветробой* частенько следовал за ними по пятам, бормоча под нос одну и ту же песню:
…Три капли из давно уж канувшей фляги,
три странные капли
все текут себе, не воспаряя и не углубляясь в песок...
Поначалу их уделом были только фокусы, но великая пустыня не терпит обмана — так, однажды ящик с изменчивым реквизитом и вовсе замело песком. Тогда один из них, половчее, затеял жонглировать пустотой, и вот — дело пошло.
И приходили они к дворцам призрачным, сотканным из воздуха, и взирали на источники и фонтаны, которых вода была наваждением, и, пробуя на зуб крепость сих, восклицали одно: «Кто невидимый строитель, содеявший все такое? Человек ли? Наделен именем или саном? Прячется ли в пустыне?» И не услышав ответа, представляли они искусство свое, учиняя немыслимые фигуры.
И никто не знал о них, безыменных, исходящих вовне.
И предстала на восьмой тюленябрь взорам их громадная, но хрупкая обликом Башня, сложенная из воздушных камней, так плотно пригнанных друг к другу, что терялись швы. И раствором, спаявшим камни, служил черезвычайно клейкий, густой сон, остановить который или познать едва ли возможно. Снабженная многими зубцами, вершина Башни была как гребень, что расчесывал прядями лунный свет. И не в силах более сдерживаться, объявили эти трое себя, и начали, и приступили. Но, исполнив свой номер, попоклонявшись уже невидимой публике, многократно утыкаясь в песок, вдруг, как бы почуяв нечто, робко коснулись одежд друг друга, переглянулись. Ибо потянуло их скрытое в толще песка — напоенное скукой и журчанием сна, оно сполна отвечало на все их вопросы.
И вот, погрузив свою руку до локтя в песок, один из троих, пасынок безмолвия, вытащил на обозрение Луны тяжелого, почти горячего, одетого в мерцание ночи... Нунна!
***
В тот же миг померкла вся Башня, исчезли зубцы, — как ни был крепок сон, постигаемый залегшим в недрах, неизбежно пришло пробуждение, чтоб стереть прежнее солнце и прежние тени .
«И вот говорю я. Это Он...» — произнес тогда нашедший того сновидца, прерывая их многолетний обет молчания, тем самым давая понять, что гастроль уже истекла. — «Он... Изначальный Нунн, проглядевший наш мир насквозь, и заперший всех нас в своем сне...»
И следом остальные торопливо зашептали, называя одно за другим имена Нунна — а их великое множество, — с каждым именем зажигалась новая звезда и длилось это таинство, пока не усеялось небо сполна и не стало светло, как днем.
А нунн, убаюканный речами гастролеров, заблистал ярче прежнего, все больше погружаясь в сон. И назвались они его хранителями, и, уважая их пытливость и изящество речи, явил им Изначальный Нунн во сне великую морскую раковину, всю белую и как бы не знавшую печали. И так он успокаивался, усердно сновидя на троих, что погрузился не только в сон, но и в песчаные глуби, откуда лишь один выход — колыбельная Царю, напетая самой Луной.
Так он и исчез, растворяя их в омуте безвременья, спутывая их одинокие тени в тугой клубок.
Но они не оробели, ведь их сон не растаял, лишь изменил очертания — раковина обратилась в белоснежную ладью. И когда они перевернули ее и водрузили на плечи, дабы понести, — со дна ладьи стряхнулись всего-навсего три голубые капли. На этом всякая пустыня закончилась, и на глазах троих гастролеров разлилось у их ног необъятное море...
А пустынный ветер, теплый, легкий Дуир* донес до слуха обрывок нашептанной кем-то песни:
…Три капли из давно уж канувшей фляги,
три странные капли
все текут себе, не воспаряя, и не углубляясь в песок...
(далее - Шщяр 121 http://www.proza.ru/2009/09/26/850),
(предыдущие шщяры - «О Нунне нараспев», Шщяр 117, Шщяр 27, «Песня Оуних» http://www.proza.ru/2009/09/30/671),
(все примечания - в главе «Словесариум 2»)
(начало сошщярия 1 - http://www.proza.ru/2009/09/30/549
начало сошщярия 2 - http://www.proza.ru/2018/08/03/1022
начало сошщярия 3 - http://www.proza.ru/2018/08/27/885)