Тринадцатый рейд
Глава 5
1
Январь 1984г.
Как и положено, к моменту прибытия на аэродром Кандагара, вертолёт уже ждала санитарная машина из Медроты. В качестве сопровождающего Невский увидел прапорщика Тамару. Тот просто «окаменел», когда понял, какого раненого ему придется забирать.
С мёртвенно бледным лицом он кинулся к офицеру, пытался понять характер ранения. Разобравшись, помертвел ещё больше. Теперь он, наверное, был лицом одного цвета с тяжелораненым.
Саша начал как-то бестолково суетиться, пытался подгонять вертолётчиков, выгружающих Невского. Наконец, он перехватил носилки и вместе со своим водителем перенёс раненого друга в салон санитарного автобуса. Он приказал водителю гнать, что есть мочи, а сам уселся рядом с носилками. Он поминутно пытался нащупать пульс, бросал, снова начинал. А ещё он постоянно ругался самыми страшными словами, обещая кого-то «раздолбать», «вывести на чистую воду» и вообще «сровнять с землей».
Невского это даже очень позабавило. Странно, он думал, что Тамару вообще не умеет ругаться, по крайней мере, не слышал от него ничего подобного все эти неполные два года службы вместе.
Первого, кого они увидели в госпитале, был полковник Балакан Эдуард Николаевич. Он бросился навстречу первым носилкам с раненым, тоже узнал Невского, стал постоянно задавать один и тот же вопрос, тряся раненого за плечо: «Что случилось? Что случилось?!»
- Гранатомёт,- только и смог произнести офицер,- сил у него не осталось даже шевельнуться.
-Товарищ полковник, вы мешаете, - как-то очень уж грубо оборвал его прапорщик, продолжая тащить носилки по коридору, водитель еле поспевал за ним. Полковник отскочил в сторону, извиняясь.
Саша Тамару продолжал ругаться, как сапожник, громко зовя врачей отделения. На шум уже бежали медики в белых халатах. Практически всех врачей Невский знал хорошо, как и они его: общались часто, с некоторыми был даже дружен. Узнавая раненого, многие ойкали. Но врачебный долг требовал соблюдать хладнокровие. Специалисты немедленно «брали себя в руки».
Сразу была поставлена задача – срочно требовались доноры. Не доверяя Невскому, перепроверили его группу крови, согласились – да, вторая, резус плюс. Тамару уже готовился срочно ехать в Бригаду, время поджимало. Он подбежал к Невскому, крепко обнял его за голову и попросил держаться. Спросил, что нужно ещё?
- Привези Толю Акбарова, я хочу его увидеть.
-Сделаю, - кивнул Саша и стремительно умчался.
Между тем у носилок с раненым уже кипела работа – каждый выполнял свою работу. Анестезиолог очень быстро и ловко катетеризировал подключичную вену, по трубке тут же струйно стал вводиться кровозамещающий раствор. Рентгенолог прикатил мобильный рентгеновский аппарат, были сделаны снимки живота, таза, грудной клетки, правой руки и правого бедра. Пока проявлялись эти снимки, новая группа уже начала раздевать тяжелораненого (бушлат был снят ещё перед посадкой в вертолёт, выброшен, как непригодный). Теперь настала очередь «пш»: куртка и брюки были просто разрезаны ножницами. Такая же участь постигла хромовые сапоги.
Предварительно все карманы были «вычищены» до основания. Всё старательно переписывалось и складывалось в целлофановый мешок. Документы («Удостоверение личности офицера», «Партийный билет». Они лежали в левом внутреннем кармане, поэтому не пострадали). Хуже пришлось содержимому правого кармана – всё было запачкано кровью или обгорело. Это касалось писем из дома, фотографий (жена в своей рабочей форме – в пионерском галстуке; она работала пионервожатой в школе; дочка с детской игрушкой в руке; общая семейная фотография, снимались перед отъездом Александра в Афганистан). Старшая сестра-хозяйка, проводившая опись, внимательно рассмотрела фотографии, поинтересовалась – кто это, почему в пионерском галстуке. Пришлось еле слышным шёпотом объяснять. Женщина покивала головой, осторожно стряхнула обгоревшие края и положила снимки в пакет. Туда же последовало содержимое других карманов: фонарик, расческа, авторучка, блокнот, носовой платок, часы с руки.
Наступило временное затишье. Все куда-то разбежались, оставив у носилок с раненым двух санитаров госпиталя. Оба огромные, с толстыми щеками, они прямо-таки излучали здоровье и силу. И опять Невскому захотелось проверить людей, «почудить», как тогда с кружкой воды. Только теперь он сделал большой вдох, выдох, а потом задержал дыхание. Вскоре послышался взволнованный шёпот:
- Помер. Видишь, больше не дышит.
- Лучше уж сразу умереть, чем так мучиться.
Невский хотел возмутиться таким ответом, мол, ничего он не умер. Но тут началась рвота, так что пришлось срочно воскреснуть. «Это сотрясение так проявляется»,- сам себе поставил диагноз.
Вернулись врачи. Они взволнованно обсуждали результаты рентгеновских снимков. Невскому пришлось объяснять, как всё это влетело в него. Подполковник Гладков Игорь Николаевич, рентгенолог, тряс у него перед глазами мокрые чёрные «картинки» и почти кричал, что это уникальные рентгенограммы. В заключении он добавил, что насчитал на всех снимках 733 инородных тела, среди которых многочисленные осколки, патроны, гильзы и пули. Он явно гордился результатом своей работы, но Невскому почему-то было всё равно.
2
Вернулся Саша Тамару. Он привёз первых доноров. Это всё были сестрички из Медроты. Остальных привезёт командир Медроты, он как раз этим сейчас занимается. Это оказалось не просто сделать – ведь практически вся Бригада на выезде в рейде. Но Михаил Михайлович обещал, что «разобьётся в лепешку», но достанет кровь для Невского. Всё это прапорщик выпалил начальнику хирургического отделения майору Земляникину, тот хмуро кивнул головой: «Ладно, начнём пока брать кровь у приехавших, сразу наладим прямое переливание от донора к раненому. Надо спешить, иначе сердце не выдержит».
Он распорядился перекатить каталку с тяжелораненым из коридора в предоперационную. Хорошее распоряжение – Невский уже начал мёрзнуть под одной тонкой простынёю, тело непрерывно дрожало. Из одежды на нем остались только бинты.
Между тем Тамару наклонился к самому лицу, объясняя, что не смог привезти Толю Акбарова, тот отправлен на вертолёте в рейд, догонит колонну на ближайшей остановке. Но зато он привёз почти всех свободных «медротовцев». Невского обступили со всех сторон, на всех лицах была тревога и страх, многие плакали. Старшая сестра госпитального отделения Коржикова Тамара Петровна смотрела на старшего лейтенанта с ужасом. Невский решил её подбодрить:
- Как ваша голова, Тамара Петровна? Не болит больше? Помню, вчера жаловались.
Все в Медроте звали эту женщину исключительно по имени-отчеству, уважая её возраст (она была самой старшей среди всех сотрудников). Вместо того чтобы ответить, она вдруг разрыдалась в голос, приговаривая: «Сам умирает, а про мою голову помнит!» Она закрыла лицо руками и убежала.
Каталку с Невским перевезли, как приказал ведущий хирург. Очень скоро переливание крови началось. Первой на соседнюю каталку легла операционная сестра Медроты Юрлова Зинаида, она старательно зажмурилась, но вскоре всё-таки открыла глаза. Они молча смотрели друг на друга. Невскому казалось, что он физически ощущает поступление горячей спасительной крови.
Зину сменила Марина Задунайская, анестезистка и перевязочная сестра одновременно. Потом была Лопатко Людмила, постовая сестра. Наконец, очередь наступила и для Раджабовой Тамары, сестры-хозяйки. Каждая порция крови добавляла силы, возвращала жизнь. Теперь смерти труднее будет забрать офицера с собой.
Больше сестричек с подходящей группой крови не было. Но они продолжали забегать в комнату, чтобы хотя бы словом поддержать раненого. Впрочем, Пичугова Тоня, анестезистка, Ивашкина Люба, операционная сестра, прямо предложили свою помощь врачам госпиталя. Те согласились.
После первых четырёх порций перелитой крови Невскому наладили переливание плазмы. Присматривать за раненым осталась одна Тоня. Сам старший лейтенант постоянно «проваливался» в сон. Тут караулившая его смерть решила нанести последний удар.
После частичного восполнения кровопотери давление в сосудах возросло, это выбило тромбы на поврежденных сосудах бедра. Обильное кровотечение началось сразу по всей ране. Антонина не сразу заметила эту беду, ведь кровь стекала прямо на пол, превращаясь в ручейки. Только когда в красный цвет окрасилась простыня, девушка бросилась к Александру. Но сердце уже остановилось.
Сам Невский с изумлением опять смотрел на себя сверху, прямо с потолка. Он видел, как нерастерявшаяся сестричка стала делать непрямой массаж сердца и проводить искусственное дыхание «изо рта в рот». В перерывах между дыханиями она звала на помощь.
Её умелые действия «завели» сердце, офицер сделал самостоятельный вдох, одновременно ощущая теплоту чужих губ. Прибежали врачи, кровь была остановлена зажимами в ране. Тоня была счастлива, что ей удалось вернуть жизнь. А её белый халат был обильно пропитан кровью.
Одно было плохо – опять надо пополнять потерянную кровь. Но уже приехали ещё десять доноров из Бригады. Командир роты выполнил своё обещание.
Проведать Невского прибежала старшая операционная сестра Медроты Татьяна Хлыбова, она уже две недели находилась на лечении в инфекционном отделении (лихорадка неясной этиологии). Она принялась покрывать лицо раненого поцелуями, заливая при этом слезами. Потом вдруг испугалась, что может заразить офицера, но он её успокоил, мол, в таком состоянии никакая болезнь не пристанет, даже попытался улыбнуться.
Следом за Татьяной из инфекции прибежал и Андрей Дубинин, врач первого батальона, он лечился от малярии. Он наотрез отказался вернуться в отделение, предпочитая остаться рядом с раненым другом.
К 15 часам подготовка к операции завершилась.
3
Январь1999г.
-А что ты помнишь о своей операции? Ты ведь, наверное, спал под наркозом. Так вроде это называется,- младшая дочь напряженно сидела на краешке дивана.
- В том–то и дело, что я помню практически всё, хотя и был под наркозом. Я вам сейчас об этом расскажу.
-А если бы медсестра не спасла тебя, то ты бы умер? – старшая дочь сглотнула комок в горле.
- Трудно сказать. Но ситуация была критическая. Не зря ведь я опять оказался вне тела. Эти «путешествия» мне положительно начинали нравиться. У меня они были ещё не раз в течение того дня. Вот об этом я и хотел вам рассказать, детки мои.
-Рассказывай, - почти одновременно произнесли дочери.
- Моя операция происходила в одной операционной, но сложность ситуации заключалась в том, что чуть раньше в другой операционной уже началась другая операция. Оперировали солдата Юру Пшенко (его имя-фамилию я, конечно, позже узнал. Мы с ним сначала лежали в одной палате реанимации, а потом вместе оказались и в одной палате в Кабуле). Парень получил тяжелое пулевое ранение в живот. Ему зашивали рану печени, оперировали кишечник, удалив поврежденные петли. Очень сложная операция. Поэтому некоторые специалисты, прибывшие на время рейда в помощь из Кабула и Ленинграда, «бегали» из одной операционной в другую, буквально «разрываясь» между ранеными.
Меня погрузили в наркоз. Это сделал врач-анестезиолог госпиталя, я так и не узнал его фамилии, он недавно прибыл по замене. Помогала ему наша сестра-анестезистка Тоня Пичугова, которая накануне спасла меня. Работали две операционные сестры: наша Люба Ивашкина и госпитальная – Евгения Богат.
Многочасовая операция (а продолжалась она более шести часов) была разбита на этапы. Сначала решали, насколько поврежден живот. Для этого пригласили из соседней операционной полковника, ведущего хирурга госпиталя в Кабуле, полного тёзку нашего командира Медроты. Он предложил ограничиться малым разрезом в нижней части живота, а через этот разрез и изучить положение дел, используя фиброгастроскоп (специальный прибор с микрокамерой на конце). Он еще добавил: «Этот парень не выживет, если сделаем большой разрез».
А я в этот момент опять находился под потолком, точнее «сидел» на большой операционной лампе, «свесив ножки», при этом всё «видел», всё «слышал». Именно эта фраза полковника, приведённая мной после операции, доказала мою правоту. Кроме того, я перечислил всех врачей, стоявших у операционного стола. Даже назвал нашего хирурга капитана Лузина Сергея, которого не мог видеть раньше – он приехал из Медроты позже всех и подключился к операции, ассистируя врачам госпиталя.
Всю операцию простояли у стола хирурги госпиталя: начальник отделения майор Земляникин Валентин, старший ординатор капитан Абаков Аскер (я с ним дружил много месяцев в Афгане), ординатор капитан Германов Геннадий. Кстати, оба получили звание майор буквально накануне моей отправки в Кабул, я их поздравлял, хорошо помню.
Кроме полковника из Кабула важную, даже решающую роль, сыграли два подполковника из Военно-Медицинской Академии в Ленинграде. Борис Владимирович и Владимир Михайлович. Их мне, видимо, послал сам Ангел-Спаситель.
Такое большое количество врачей объясняется просто – после операции на животе, проведенной специалистами, перешли на работу двух врачебных бригад: рука, нога. А из живота были извлечены многие крупные инородные тела (пули, гильзы, патроны, осколки), мелкие так и остались в брюшной стенке до сих пор. Всех врачей поразило, что не был задет ни один важный орган в животе. Это подтвердил и применённый прибор с камерой.
Обработав раны живота, перешли к травматологическим операциям. Это требовало много силы, терпения, заняв массу времени, требуя колоссального труда. Врачи из Ленинграда работали в отделении ВТО (военной травматологии и ортопедии), возглавляемом Главным травматологом Советской Армии генерал-майором Ткаченко С.С., поэтому своё дело знали хорошо. Лишь однажды они стали спорить: каким образом скреплять концы разбитой бедренной кости. Победил один из спорщиков, убедив применить металлический стержень. Так и сделали, вбив в костномозговой канал кости длинную «железяку».
Даже я, «сидящий под потолком» содрогался от травматичности такой операции: использовали большущий молоток, дрель, пилу, кусачки. Это напоминало столярно-слесарную мастерскую. Жуть!
Практически всю операцию рядом со мной простоял Андрей Дубинин, хотя я видел, что у него даже был приступ малярии (он только присел на стул у стены, потом снова стоял рядом). Часа два, а, может, больше побывал в операционной ещё один наш хирург Медроты – капитан Стебивка Александр, начальник Приёмного отделения (привозил ещё доноров, но забежал «поболеть» за раненого товарища).
Как я уже говорил, я смог позже перечислить всех этих людей. Врачи смотрели на меня с изумлением. Они отказывались верить в «путешествия вне тела». Кое-кто пытался это объяснить тем, что, мол, наркоз был недостаточный, поэтому я всё слышал. Но ведь я и видел, рассказав: кто, где стоял, как распределились врачи по бригадам. Наконец, я «добил» всех, сообщив о ходе операции в соседней операционной. Мне стало «скучно», поэтому я «слетал» к соседям. Думаю, после этого никто не сомневался в моём рассказе. Впрочем, могли посчитать меня и сумасшедшим. По крайней мере, со мной не спорили больше…
4
Дочери попросили сделать перерыв. Втроём попили чаю, подкрепились. В комнату заглянула жена. Буркнула: «Полуночники», ушла спать.
-Давай дальше рассказывай,- первой не утерпела старшая.
-Извольте, сударыни! Я готов. О чём это я? Ах, да.
Операция закончилась после 21 часа. Это мне позднее сообщил Андрей. А тогда анестезиолог пытался отключить аппарат искусственной вентиляции легких, но я упорно не желал сам дышать. Все хирурги уже ушли, остались операционные сёстры, анестезистка Тоня и врач-анестезиолог. И, конечно, Андрей Дубинин по-прежнему был рядом с операционным столом.
Врач прямо замучился со мной. Начал хлопать по щекам. Никакого результата. Как только отключали аппарат, я начинал синеть. Отвык сам дышать, что ли. Тут решил вмешаться Андрюха. Он с невероятной энергией стал бить меня по щекам, приговаривая: «Ну, пожалуйста, Сашка, дыши, дыши!»
Мне стало его жалко. Я видел, что он прямо взмок от усилий. Я решил вернуться в своё тело, буквально «шмыгнул» вниз. И сразу сделал первый вдох. Это было, как родиться заново. Я и был сейчас, как новорожденный. Только не плакал, как малыш, а начал кашлять. Все захлопали, а Андрей бросился меня обнимать, целовать. Я видел, как он был рад. Это было чертовски приятно. Потом я «провалился» в сон.
Проснулся вскоре, но я был уже на кровати в реанимации. На соседней кровати лежал молодой паренёк, его тоже закончили недавно оперировать. Он непрерывно стонал и бредил. А рядом с моей кроватью сидел Андрей. Казалось, он только и ждёт моего пробуждения.
-Как ты себя чувствуешь? - сразу склонился он ко мне.
Я хотел бодро ответить, но к своему ужасу понял, что не могу произнести ни слова. За время долгого пребывания интубационной трубки в горле, голосовые связки отекли, голос просто «сел». Я смог лишь невнятно прохрипеть что-то. Но Андрей и такому ответу был рад. Впрочем, попив с его помощью немного воды, я смог сносно начать говорить шёпотом. Попросил позвать Тоню – так хотелось поблагодарить её за спасение. Но Андрей объяснил, что уже очень поздно, девушка давно ушла спать. Их с Любой приютили в общежитии женщины госпиталя.
Я стал настаивать, чтобы и Андрей шёл спать, тем более что за мной и раненым Юрой присматривает дежурная сестра. Наконец, Андрей согласился. Я видел, что и он еле стоит на ногах. На прощание он крепко обнял меня за голову и ушёл в свою палату инфекционного отделения. А я снова уснул.
- Всё забываю тебя спросить. Тот план, что предлагал Андрей в письме к нашему соседу дяде Мише, удалось осуществить?- после недолгого общего молчания спросила Лена.
-Да, всё прошло, как «по маслу». Меня переправили в Ташкент из Кабула в начале марта, а уже дней через 15-18 пришёл вызов из Окружного госпиталя в Свердловске. Так я и оказался в 354 военном. Тут меня впервые и увидели вы с мамой. Ей тогда прямо в Чебаркуль позвонил главный хирург округа полковник Лапин Б.П., распорядился приехать и проведать мужа. Сопровождать вас с мамой вызвался Володя Бардин (я менял его в Афгане, а теперь он служил на моей бывшей должности). К слову сказать, летом того года он всё же получил направление в Академию в Ленинграде, успешно поступил. Хороший парень. Мы с ним долго потом ёще переписывались.
Думаю, Володя знал истинную картину моего ранения. А Наталья - старшая так и ехала с дочерью (с тобой, Леночка) проведать мужа, у которого «сломана пара пальчиков на правой руке». Истина открылась. Но теперь было уже не страшно – опасность миновала. Теперь всё решало время. Но требовалось, конечно, большое терпение. Но это будет уже другая история. Думаю, дорогие мои детки, вам пора спать. Поздно уже.
- Ты же обещал закончить рассказ сегодня, в последний день января. Я не хочу спать,- сразу возмутилась младшая.
-Давай, рассказывай,- поддержала её старшая дочь.
-Ну, хорошо. Вы сами напросились.
= окончание следует =