Варшар Орей, адайви Шестого гарнизона стоял у окна и смотрел вниз на каменный двор, стиснутый стенами крепости, медленно оживающий после ночи. Он не ложился спать и теперь вместе с караулом встречал восходящее солнце.
Розовое брюхо рассвета плыло лениво, облака заливались маслянистым блеском. Внизу солдаты-денщики закладывали старую, изъездившую на своём веку немало дорог карету.
Орей ждал. Он обратил усталое от мрачных мыслей лицо к четырём деревьям, росшим у западной стены: на них зеленела мелкая листва, но одно, так и не проснувшееся после зимы, стояло серым и унылым скелетом. Единственная едва тронутая пушком ветвь тянулась, словно за помощью, к деревьям-собратьям.
– Так и я: сегодня срежут последнюю ветку, – Орей прикрыл глаза.
Он дождался, пока из дверей на первом этаже выйдут женщины, для которых закладывали карету. Служанка несла два небольших баула с вещами, высокая, стройная девушка в дорожном платье шла за ней. Орей смотрел на прилежно уложенные в высокую причёску роскошные длинные волосы дочери. Сейчас она всё больше походит на мать: те же глаза лани и луком изогнутые губы, то же спокойное и внимательное выражение на лице, полное юной нежности. Да, Цунне Зарид, ты, как и твой командир когда-то, тоже пленился этой хрупкой красотой...
Варшар Орей отошёл от окна, чтобы спуститься вниз и проводить дочь. Когда из-под дверного проёма показался его коротко стриженый затылок, пепельный от множившейся седины, какой-то человек, наблюдавший, как и он, за происходящим сверху, отшатнулся от своего окна и отступил вглубь помещения, не оставляя, однако, своих наблюдений.
Адайви вызвал к себе Цунне Зарида, одного из младших офицеров. Для него с ночи Орей приготовил скреплённый печатью анбак*.
– Немедленно доставить в Утерехте господину Ансану и дождаться ответа, – отдал он приказ.
Зарид был возлюбленным его дочери. Он происходил из скромного и небогатого рода. Воспитание в семье, в которой несколько поколений военных служили не на страх, а на совесть, и отсутствие денег сделали для него невозможной быструю карьеру. Поговаривали, что Орей нарочно не даёт выдвинуться молодому человеку. Однако при своём невысоком чине Зарид считался отличным фехтовальщиком, лучшим в гарнизоне. И сам Варшар поручил ему, несмотря на молодость, подготовку солдат для столичных гарнизонов, где всегда ценилась хорошая выучка.
И вот только что адайви, которого Цунне глубоко уважал как командира и как отца любимой девушки, превратил его в обычного порученца. Цунне был растерян. Кроме того, весь гарнизон уже лихорадила новость о переприсяге: её обсуждали в казармах и солдаты, и офицеры. Совсем недавно Орей собрал последних и зачитал секретное послание Совета регентов, в котором говорилось о том, что все министры и высокопоставленные лица единодушно избирают на государственное правление Дъернкорна, но, чтобы лишить малочисленную и отчаянно рвущуюся к захвату трона клику, объявившую принца Берисарге выразителем своих интересов, всяких возможностей осуществить свои намерения, Совет приказывает всем адайви, офицерам и солдатам присягнуть Царственнородному Дъернкорну.
Тогда все ждали, что скажет Орей. Он был из тех немногих, что оставались на своих местах и до, и после и в самую бытность Берисарге Смотрителем гарнизонов. И Орей приказал принять присягу. По его словам, нельзя было допустить расшатывания страны. Очевидно, люди, стоявшие за Берисарге, не вызывали у него доверия, а долг и здравомыслие заставили подчиниться приказу регентов.
Адайви Варшар до сих пор не объявил о своём решении по поводу выражения верности Берисарге. Нервозность уже проникла во все уголки гарнизона и передалась даже сдержанному и исполнительному Цунне, не привыкшему вслух задавать лишние вопросы, но склонному к собственным размышлениям и умозаключениям. Орей отсылал его именно сейчас, когда решалась судьба всех, кто здесь находился, и это не могло быть вызвано простой необходимостью или прихотью.
Цунне крикнул: «Слушаюсь!» и ушёл седлать коня. В конюшне добрые люди нашли его и успели рассказать о том, что старый Орей отправил свою красавицу-дочку в дальнюю обитель отшельников.
– Дела плохи. Отец волнуется за неё и не готов доверить её мне. Итак, он не примет новую присягу? Не хочет, чтобы дочь видела, как его лишат звания? Не хочет, чтобы я видел? Он считает меня ненадёжным, способным без сомнений клясться в верности кому угодно ради продвижения по службе? – Цунне молча точными и привычными движениями управлялся с седлом и упряжью. С виду казалось, его нисколько не смутили новости этого утра.
Уже на выезде его задержал вестовой от Орея и передал приказ зайти к командиру. Цунне оставил ему коня и вернулся к адайви.
– Моя дочь выбрала путь служения Небу, – без всяких предисловий холодно заявил Орей, – Сегодня утром она уехала. Она питала к тебе определённые чувства и до последнего боролась с ними, поэтому очень боялась говорить с тобой. Поэтому не стала и прощаться, и не захотела, чтобы ты знал, куда она едет. Я попросил бы тебя с уважением отнестись к её выбору... – Адайви словно не хватило воздуха. – Исполнять приказ.
Цунне опустил голову, потом вновь взглянул на Орея широко раскрытыми глазами преданного солдата.
– Слушаюсь!
Когда Зарид уже выехал за пределы крепости к Орею пришёл Кетини Сахван, микеме**, старый товарищ, имевший редкую привилегию приходить в любое время дня и ночи без приглашения. Кетини был невысокого роста, плотен, если не сказать толст, но необыкновенно подвижен как для своего телосложения, так и для своего возраста – было ему уже близко к пятидесяти. Как многие полные люди, он любил пошутить, в том числе и над самим собою. О своём животе Сахван частенько говаривал, что нет беды в том, что на него трудно найти подходящую броню: кинжалы и стрелы просто увязнут в этой мозоли, натёртой бесконечными упражнениями в ползании по земле в молодости.
Теперь Кетини тоже улыбался, но Орей хорошо знал эту улыбку – так улыбаются, когда хотят подбодрить умирающего от тяжёлого ранения товарища. Сам он так улыбаться не умел.
– Что, седая лиса, думаешь, стоит ли огрызаться? – спросил Кетини, усаживаясь по знаку Орея за стол.
– Думаю.
– Что за игра была у них там в Ранг-Нагаре? Почему они так быстро сдали позиции?
– Этого я не знаю, Кетини. Сейчас уже не так важно.
– Нет, ну просто интересно, какова цена. Когда мы обороняли Лугон, помнишь, сколько обещали за наши головы? С той поры я очень ценю эту часть тела... Орей, все ждут, что ты им скажешь...
– Ты сам пришёл или тебя попросили поторопить меня?
– Людей заботит будущее.
– И каким ты видишь своё будущее?
Кетини усмехнулся.
– Я – твоя тень, ты что, забыл?
Орей помнил об этом. Помнил, как они, спиной к спине, бились в кольце вражеских воинов, как прикрывали щитами друг друга от стрел, как, чёрные от грязи и запёкшейся крови, яростно бросались на укрепления и как потом, опьянённые победой, на стенах взятой цитадели ревели свой боевой клич: «За Ранг-Нагар!».
– Кетини, объяви, что все, кто хочет и дальше служить, должны покинуть гарнизон до полудня. Пусть построятся и идут маршем в город, под командование адайви Рандаа. Назначь командира сам.
– Думаешь, Рандаа не присягал Дъернкорну?
– Думаю, он слишком осторожен, чтобы теперь не присягнуть Берисарге.
– Может, ещё успеем собрать силы? Как полагаешь, много таких, как ты?
– Нет. И не стоит губить из-за этого невинных людей, втягивая страну в мятежи. Тергана, говорят, уже нападает на нас, Нинтория тоже не откажется воспользоваться междоусобицей.
– А если кто не захочет присягать Берисарге?
– Пусть пишет прошение об отставке и едет с ним в столицу. Но, если честно, не думаю, что это хороший выбор. Такого человека проще умертвить, чем отпустить. Я знаю Берисарге и его генералов.
– Хорошо, – Кетини встал.
– Кетини, пусть как можно быстрее все уйдут, ты понял?
– Не сомневайся, адайви.
Уже в дороге получив важные вести, Цайше стал продумывать все детали будущего дела. Им предстояло нападение на хорошо укреплённый гарнизон. Выезжая из Бантина, Цайше передал через своих доверенных сообщение Людям с озёр собраться на окраине небольшого городка Пассала и обсудить положение.
Пятнадцать лет назад, когда Южные земли были втянуты в пограничные распри на своих северных рубежах, народ нищал, сильные дожди грозили гибелью посевам в девяти из одиннадцати провинций, Правитель Дабуш чувствовал исподволь подбиравшуюся руку заговорщиков и прибегнул к помощи клана Хиэ, чтобы уничтожить явных и мнимых врагов.
Хиэ стали известны как мастера покушений и похищений людей. Их умение вести скрытую войну, доведённое до совершенства несколькими поколениями, вселяло ужас даже в отважных боевых генералов, а что уж говорить про сановников и вельмож.
Однако даже хиэ не спасли Дабуша от смерти, которая приключилась с ним в один из летних дней. Говорили, Правитель был отравлен кем-то из своей прислуги, вошедшим в сговор с Шенге Алои, отцом ныне живых Дъернкорна и Берисарге и их покойного брата Меихада. Говорили так, разумеется, потому, что власть перешла к этому семейству, находившемуся в родстве с Дабушем, и претендовавшему на трон вследствие преждевременной смерти – одного на скачках, другого от болезни в младенчестве – двух принцев-наследников.
Хиэ познали, что значит возмездие: теперь они сами стали дичью в большой охоте. И тогда клан рассыпался, как порванные бусы; мастера тихой войны разошлись по городам и весям, занялись мелким ремеслом и торговлей, земли их расхватали жадные соседи. Лишь небольшая территория осталась за Хиэ – это были знаменитые Озёрные земли, на которые не решались войти люди других кланов.
Последние хиэ остались охранять эти места, они были всё так же неуловимы, быстры и беспощадны. Лазутчики, посланные к ним, не возвращались, не было возможности даже разведать местность, вместе с тем, из деревень на этой земле регулярно и точно приходили все подати и налоги. Тогда Хиэ оставили в покое, довольствовавшись исчезновением их с политического ристалища.
Цайше был из тех немногих хиэ, кто нашёл прибежище в других кланах. Воинственного запылённого и ссохшегося в щепку от голода паренька, пришедшего проситься на службу к Тореа, сразу взял под свою опеку Къен. Они быстро сдружились.
Цайше, как ни странно это покажется, не питал больших надежд на возрождение собственного клана, не рвался возвратиться в родные места, но его захватила мысль возвысить Тореа, которую часто высказывал ему Къен, и он связал себя с этим кланом и с этой идеей намертво.
*Специальный футляр для хранения и доставки деловой переписки, использовался в ведомствах Южного Царства, его крышка была снабжена скобками, к которым крепились бирки с печатями. (Прим. авт.)
** Букв. «тень впереди». Заместитель адайви или ближайший человек в окружении генерала, старший офицер (Прим. авт.)