После Григория

Сергей Суворов
Сложнее всего, конечно, говорить о религии. Здесь торопливый наблюдатель в самом невыгодном положении. Положим, органы в древних храмах звучат странновато. Но тут же стоят хоры девушек в длинных голубых платьях. И хотя платочки накинуты довольно небрежно, чувствуется, что это не случайные люди. А вот икон в храмах почти нет. Может быть, это симпатическая печать монофизитства? «Послушайте, ну разве может быть вера выражена чем-то материальным?» - говорят мне. Вроде, и спорить не хочется, чувствуется разность мировосприятия. Но при этом очень заметно эстетическое влияние Италии, латинства. Ему уже почти триста лет, и идет оно с острова Св. Лазаря близ Венеции. В 1717 году Мхитар Севастийский основал там свой монастырь, как новый ковчег для древней христианской культуры среди магометанских волн. Поклон ему за это, конечно, но этим путем на армянское нагорье пришла новая эстетика – не особо органичная на мой взгляд. Большинство священных изображений выполнено именно в западном стиле, и не особо искусно. Кажется, армяне скрыли от посторонних нечто глубинное за сочной живописью, яркими арабесками. Кстати, музей Эчмиадзина наполнен экспонатами 18-го – 20-го веков, весьма напоминающими убранство русских храмов периода упадка. Много позолоты, треугольничков, голубков, купидонов… Больше, чем можно было ожидать, во всяком случае. Но обилие простеньких дароносиц все же напоминает о древнейших традициях. Да и как о них забудешь, если именно здесь св. Григорий Просветитель увидел Сына Божия Единородного, сходящего на землю с огненным молотом в руке, чтобы указать место для храма… (Эчмиадзин и означает «место сошествия Единородного».)

Интересно, что таят менее доступные фонды музея? Ризница  собора, например? Или, может быть, самое сокровенное таится в недрах Матенадарана? Там главная сокровищница - тысячи и тысячи древних рукописей, что собирались со дня рождения изысканного армянского алфавита. Его буквы словно вырезаны на мягком камне точными и плавными движениями. С ними может сравниться только книжная миниатюра, она узнается сразу, как затейливая просодия древнего ритмичного языка в уличном шуме.

Похоже, таланты армянских изографов процветали прежде всего на книжных страницах. Да, этот народ по праву должен считаться «книжным». В былые времена каждая семья считала священную рукопись Божьим благословением. Им даже давали особые имена. Потому книги и уцелели в таком количестве, несмотря на все катастрофы и смешения народов.

Сразу после книг, конечно, нужно сказать о хачкарах. Они старательно высечены из пористого красного или серого туфа. Более сложные композиции, кажется, вмещают в своей обратной перспективе целый мир с ликами святых, гранатовыми яблоками, птицами, виноградом и бесконечными, как жизнь, плетенками. Наверно, это след древней традиции «моления перед крестом», о которой писал маар Исаак. Не знаю. Считается, что первые кресты начал ставить Святой Григорий, но традиция памятников в виде вертикальной плиты существовала задолго до него. Самые старые камни проще формой и отделаны почти примитивно, но и в них заметно изящество, а главное, отблеск древней веры, двигавшей горы и вдохновлявшей мучеников. Хачкары вставляли в стены храмов, ставили на перекрестках, над могилами – везде. И сейчас эти кресты-камни лучшие свидетели, их уничтожают там, где хотят стереть память об армянах. 

Не думаю, чтобы народ здесь в массе был религиозен. Ничего особенного – как везде. Чувствуется неизбалованность духовенства. Священники проявляют уместную интеллигентность. Когда я пристроился на парапете солеи почти пустого собора фотографировать вечернюю службу, ко мне  подошел человек в облачении и вежливо поинтересовался, кто я и откуда. «Здесь вам снимать можно только по благословении нашего владики» - объяснил он с видимым затруднением. Я, конечно же, сразу извинился и спрятал камеру. Священник улыбнулся и, ободряюще похлопав меня по плечу, вернулся к своему аналою. А в Эчмиадзине скромного вида архиерей сразу же послал семинариста, чтобы устроить экскурсию по музею всего лишь для трех человек! Отрадно и то, что в храмах не заметно измученных работой «черничек» в синих халатах. А те барышни, что носят черную одежду до пола, ступают спокойно и с большим достоинством.

Конечно можно (и нужно) сожалеть о давнем обособлении армян, но оно, по-видимому, закономерно. Слишком велика здесь тяга к «своему». Обостренный народный индивидуализм. Может быть это составляющая непривычной европейцу парадигмы – постоянной войны за выживание. Скорби - не скорби о непонятых догматах, а все же помни, что в год Халкидонского собора армяне вели настоящую войну за веру. Такую, какую немногие народы получали на своей земле: Персы требовали отречься от Христа и принять зороастризм… При этом император Маврикий выступал чуть ли не союзником Сасанидов. Во всяком случае, никакой помощи от него восставшие не получили. Да и к последующим православным императорам, вплоть до последнего российского самодержца, у армян немало претензий. Что ж поделаешь – никакое разделение не держится на одной догматике. При этом многие здесь убеждены, что в мире есть три истинные и равноправные церкви: римо-католическая, православная и армянская.