В самый неподходящий момент у соседки заболела кошка. Эта ничем не выдающаяся порода занедужила как раз тогда, когда у других соседей (наконец-то!) смолкли звуки дрели, и я начала засыпать. Настойчивый звонок в дверь вырвал меня из царства сладкой дрёмы, подбросил над тахтой и вытолкнул в темный коридор.
- Кто там?
- Это я, деточка, Тамара Петровна. У нас неприятности: Маргоша заболела ...
Я узнала голос соседки и открыла дверь. И вот картина: за окном полночь, мы стоим на пороге моей «однушки»; я сонно кутаюсь в длинный махровый халат, а Тамара Петровна, загибая пальцы на левой руке, полушепотом считает вслух:
- ... вызов врача во внеурочное время, антибиотики, витамины, капли ... Ты даже представить себе не можешь, Настенька, в какую сумму мне обходится лечение моей Марго!
- Вам денег в долг? - догадалась я.
Тамара Петровна жила одна, и иногда заходила ко мне как раз по этому вопросу; недавно она вышла на пенсию, и всё никак не могла привыкнуть к новому семейному бюджету. К тому же, на её иждивении находилась вечно хворая от старости кошка, и такой же старый попугай.
- Нет, деточка, на этот раз - не денег. Я, скорее, за сочувствием, - расстроенная соседка виновата улыбнулась. - И молочка бы немного для Маргоши, а то что-то я не рассчитала сегодня, а в ночной магазин идти боязно. Оно хоть и светло ещё, но ...
- Не надо в магазин, - поспешно отвечаю я, и ухожу в кухню.
И вот теперь, поделившись с соседкой молоком и сочувствием, я лежу на тахте, и сна - ни в одном глазу! Сочувствие и бессонница уравнялись в цене.
Проблемы - они у каждого свои: у одних это подростковые прыщи, у других супружеская неверность, и почти у всех - отсутствие желаемой суммы. У Тамары Петровны, вот, кошка заболела ... Но сейчас мне кажется, что все эти проблемы ничто в сравнении с моей: у меня в одночасье появилось столько свободного времени, что вот уже который день я просыпаюсь с одной и той же мыслью: чем занять себя до вечера?! И всё началось с того, что меня бросил мой бой-френд. Мы должны были поехать вдвоём в страну фьордов, но вместо этого я получила полную свободу, да ещё и с таким довеском - уймой времени! Отпуск отменить не удалось, он в нашей фирме - строго по графику, так что сколь угодно пересыпай свободное время через узкое горлышко песочных часов! Вот гад, не мог бросить меня после отпуска!
За окном сизо-сиреневатым туманом висит белая ночь. И она на мою бедную голову ...! Это только кажется, что июньская ночь в Петербурге - короткая; разбавьте ею свой очередной отпуск, впустите в небольшую квартирку, и вам уже покажется, что она плавно перетекает в вечность, вместе с туманом, влагой и ароматом сирени.
Вспоминаю ещё одного своего соседа, Анатолия Ивановича Сомова. (Не бывшего же ухажера вспоминать в четыре часа утра?!) Помню, как стоял засуженный пенсионер у лифта, весь какой-то тихий, сникший. Тогда, впервые за много лет, он никуда не торопился, а я проспала - выскочила из квартиры, и чуть не сбила его с ног!
- Ой, Анатолий Иванович ...! Доброе утро!
- Доброе, - то ли ответил, то ли переспросил он.
- На прогулку рано, на работу - поздно. Вы что, тоже проспали?
- Нет, Настенька, не проспал, - ответил он грустно. - Я теперь никуда не тороплюсь. Я со вчерашнего дня - пенсионер, и всецело заведую собственным временем. Одна беда: слишком уж его много, и как им распорядиться - ума не приложу. До воспитания внучки меня не допускают - для этого есть бабушка, человек более прогрессивных взглядов, а пресловутые шесть соток, этот спасительный бермудский треугольник, так и не успел приобрести ... Вот и брожу: утром за молоком для Светки (это мне доверить вполне можно!), вечером - ... вечером без особого маршрута ... Для чувства завершённости дня, так сказать.
Как я его теперь понимаю! Конечно, и отпуск у меня когда-нибудь закончится, и всё ещё наладится - всё это я понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Лежу, вот, и думаю: котёнка, что ли завести? Внучки у меня нет. Да что там внучки, я ещё и дочку родить не успела! Пора бы: за тридцать уже, а я все никак не могу устроиться ...
Сомов же со временем как-то обвыкся со своим положением, повеселел даже. От первоначальной отрешённости и неприкаянности почти ничего не осталось. Человек привыкает ко всему, вот и я привыкну, и нечего себя накручивать почём зря! Сомов смог, и я смогу!
Пытаюсь читать Сартра, и вдруг ловлю себя на мысли, что думаю о бывшем возлюбленном. Точнее, теперь это я у него - бывшая. Стараюсь ведь не думать, а нет - сочиться мысль! Не то, что очень переживаю - просто так думаю. Какое уж тут чтение?
Сон, как ни странно, приходит с первым солнечным лучом, но почти сразу же завывает дрель у соседей. На самом деле, она завывает в десятом часу, это после бессонной ночи кажется, что сразу. Звуки обновляемой жизни, будьте вы трижды неладны! О, боже, какая несвоевременность, как спать хочется!
В разношенных домашних тапочках шаркаю в тесные пределы кухни, и, заглянув в холодильник, с ужасом обнаруживаю, что всё молоко отдала соседке. По утрам я совсем не могу без молока! Всё что угодно: застывший в супе жир, засахаренное варенье, мыло вместо зубной пасты - только не кофе без молока! Для меня это по утрам как глоток яда.
В отличии от Марго, обо мне заботится некому, ни в урочное, ни в сверхурочное время, поэтому я бросаю неприветливый взгляд на сонное отражение в зеркале, и начинаю собираться в магазин.
Двери наших квартир хлопают одновременно, и я снова сталкиваюсь у лифта с Сомовым.
- Здравствуй, Настенька! - слышу его обрадованный голос. - Всё хорошеешь?! И куда только мужик смотрит?
«Да, уж ... Хорошею - дальше некуда. Пару минут назад видела себя в зеркале: глаза красные после бессонной ночи, лицо плоское и бледное, как недожаренный блин ... Жуть! - с досадой думаю я, но мило улыбаюсь Анатолию Ивановичу и начинаю маслянисто щебетать. - Здравствуйте, здравствуйте ... Это не у вас ремонт, случайно?
- У нас, где ж ещё?! И совсем даже не случайно!
Я нажимаю кнопку вызова лифта, и замечаю, как изменился в лице Сомов. Его кустистые брови собрались к переносице, а губы напряжённо сжались, образуя тонкую линию. Казалось, он никогда не заговорит, не разомкнёт этой линии, даже если сам ужас окатит его ледяной волной. Я, сама того не желая, затронула такую струну, которой лучше бы оставаться в покое. И струна зазвучала - Сомов заговорил. Он говорил, пока мы ехали в лифте, говорил, когда шли в продуктовый магазин, и когда - обратно. Он был бы счастлив, если бы я забыла купить что-то очень необходимое, и мне пришлось бы возвращаться в магазин. Анатолий Иванович обязательно составил бы мне компанию, я в этом уверена.
- ... и не просто ремонт, а евроремонт! - сокрушался Сомов. Раньше ремонт был косметическим, или капитальным, а тут на тебе - евро! Кто это вдруг решил, что обыкновенный ремонт по-русски, стал вдруг явлением архаическим? Кто вообще канонизировал этот евроремонт и чем он лучше традиционного? И почему это ковры на стенах и полах уже не модно? Красиво же! Тем более, что за одним из нихдва на три метра, я лично стоял в очереди четыре часа; по записи, всё как положено … С какой стати символ уюта должен быть свернут в рулон и убран на антресоли или ещё куда подальше? И потом ... что это за пол такой, на который ковёр стелить нельзя?
- Ламинированный? - догадываюсь я.
- Точно! Это же не пол, а каток какой-то! По моему разумению, линолеум ничем не хуже, да и не такой скользкий ... Да ладно, Настенька, если бы только полы да стены, так и мебель не та! Трюмо не модное, шкаф им уже не тот ... Да петлям рояльным цены нет - понимали бы что!
Но ни жена, ни дочка не понимали. Сомов и сыну звонил, жаловался на бабий произвол, но тот что-то мямлил в трубку про новые технологии, про то, что в ногу со временем надо ... И таким одиноким почувствовал себя пенсионер, что лучше бы ему и вовсе на свет не рождаться.
- Ну, вот мы и пришли, Настенька. Заговорил я тебя. - Сомов виновато разводит руками. - Ты уж прощай старика.
- Что вы, Анатолий Иванович, вдвоём - всегда веселее, - отвечаю я.
- Твоя правда, Настя, хотя ... и вдвоём по-разному бывает. - Сомов смотрит на меня добродушно, со старческим прищуром. - Уважь старика, передай моим молоко, а я Петровича навещу, приболел он что-то ... Забыл, наверное, что мы теперь вроде как напарники. У нас сегодня, Настенька, игра важная: двор на двор пойдем! Только, вот, Петрович прихворнул. Затея-то его ...
- Какая игра? - любопытствую я.
- Самая стариковская - домино! - отвечает Сомов, и в предвкушении безоговорочной победы весь преображается: его подбородок тянется кверху, как на параде, плечи сами собой расправляются. - Так, передашь молочко?
- Конечно, передам.
Я поднимаюсь на лифте на восьмой этаж, дожидаюсь, когда затихнет звук дрели, и нажимаю кнопку звонка. Дверь открывает жена Сомова, и я отдаю ей молоко. Потом открываю свою дверь длинным ригельным ключом, и, не снимаю обуви, иду в кухню. За стеной на все лады надрывается дрель.
Солнце, докатившись до точки зенита, замирает, заливая нестерпимо ярким светом мою единственную комнату. Очередной день очередного отпуска снова тянется долго и бесцельно. Свет в таком количестве раздражает. Кофе не бодрит. Дрель просто сводит с ума!
«Нет, это невозможно! Лучше жариться на солнце в одиночестве, на пыльном газоне городского сквера, чем весь день это слушать!»
Бросаю в большую пляжную сумку выцветший коврик, начатую бутылку минералки, книгу, быстро переодеваюсь, и, под аккомпанемент всё той же дрели, спускаюсь на лифте вниз.
«В ближайший сквер!» - говорю я сама себе, и удивляюсь: - «Как это я раньше не догадалась?»
Где-то в глубине двора слышу оживленные голоса вперемешку с характерными звуками-щелчками доминошных костяшек.
- Рыба! - узнаю голос Сомова
Напротив Сомова - Петрович в полинялой льняной кепке. Как тут с постели не подняться, когда двор на двор идёт! Доволен Сомов: нет им равных с Петровичем, ни с чем уйдут соперники - как пить дать!
- Настенька!
Анатолий Иванович обрадовано машет мне рукой, и я машу в ответ. На несколько секунд игра останавливается, доминошники поворачивают голову в мою сторону: с кем это там Иванович любезностями обменивается? И я иду дальше.
Двор у нас небольшой, уютный. С тех пор, как заселились первые жильцы, здесь мало что изменилось, разве что деревья выросли, да построили новую песочницу. Качели старые, но крепкие; каждый год их исправно перекрашивают в яркие цвета.
Почти в самом центре двора две берёзки, а под ними - добротный стол, с двумя скамейками. Утром здесь собираются молодые мамаши с колясками, днём громко стучат костяшками доминошники, а вечером сбрасывает нерастраченную за день энергию молодёжь. Сюда, в этот нетронутый временем мирок, стариковской неторопливой походкой каждый день брёдёт Сомов.
«Стоп! Боже мой, Сомов, миленький ...! Как хорошо, что сегодня мы чуть не столкнулись лбами у лифта! Оказывается, всё так просто!»
Мне хочется расцеловать этого милого старика! Я оборачиваюсь, но никто уже не смотрит мне вслед. Весело стучат по пластиковой поверхности стола костяшки. И так легко вдруг становится на душе! Оказывается, человек счастлив тогда, когда между собою уживаются пространство и время, в которых он пребывает. Умный человек со временем спорить не станет, он его как данность примет, а вот пространство - другое дело ... Кого-то асфальтовое покрытие устраивает, а кто-то не может жить без шелковистой травы под ногами. Я ещё не решила для себя, что лучше: ковёр, или ламинат, но обои персикового цвета в комнате, которая смотрит окном на юг, - это уже слишком! Тут сиреневые оттенки - в самый раз будут!
Отменяются солнечные ванны, я беру курс на строительный гипермаркет. И бог с ним, с бой-френдом в моём пространстве его больше нет!