Глава Восьмая
Выскочив из блиндажа, Колесников споткнулся обо что-то, чего там не должно было быть, и растянулся во весь рост. Уже лежа на земле, осмотрелся. В лунном свете ясно было видно, что это человеческое тело.
Осветив тело фонариком, он узнал всеми забытого и непонятно что здесь делающего француза. Француз был мертв, без всякого сомнения. Пуля прошла из виска в висок.
Леха обратил внимание, что из плохо застегнутого нагрудного кармана торчат донца стрелянных пулеметных гильз. Колесников хотел выругаться, но почему-то не стал этого делать. Только сейчас он заметил, что маленький офицер был очень молод. Мальчишка совсем. Даже моложе самого Лехи.
Капитан сел. Вдруг стало очень стыдно перед убитым. То ли оттого, что он об него споткнулся, то ли оттого, что забыл спровадить с остальными иностранцами. То ли еще почему. Скорее, сразу от всего. Он подумал, что очень зло обошлись с ним русские союзники на этой войне.
Сперва, его подло обманули, и он, вместо гуманитарных грузов, сопровождал колонны с левыми сигаретами и спиртным. Потом больно пнули по лицу. И пули он получил, его, Лехину.
Раньше ничего такого он не чувствовал. Случалось ему совершать ошибки, но обычно стыдиться их было уже некогда. Их нужно было срочно исправлять. Теперь исправить ничего было нельзя. Погиб француз навсегда.
Безвредный и забавный, никого еще не убивший и вообще вряд ли на это способный, мальчишка, тайком собирающий стреляные гильзы. Обманутый лживой военной мишурой. Лехе было очень жалко француза. Но сейчас было не до него. На той стороне нуждались в помощи свои. Не безвредные, не забавные. Матерые надежные свои. Леха вскочил на ноги.
За руль первой машины Звягин сел сам.
Вторую повел подполковник. Леху он выгнал на броню. Мол, молод ты еще капитан, так нахально, по минным полям ездить. Сиди на башне и громко, громко Сытину махай. Вдруг эта скотина из РПГ со страху по своим шарахнет.
Подполковник старательно повторял немыслимые кренделя Звягина. Тот помнил каждую мину в лицо и фарами не пользовался. Вел машину по памяти. До реки добрались не быстро, но зато живыми.
Сытин не стрелял. Звягин не ошибся. Машины гуськом вошли в воду.
Течение страшной силы их чуть не оторвало колеса от дна и не опрокинуло БРДМ в реку несколько раз.
Жабьи морды БРДМ нависли над чужим берегом. На башне первой машины стоял Отец Михаил, одновременно страшный и нелепый в черной рясе с автоматом на плече и с мобильником у уха.
Дозвониться он не успел. Из серой мглы появились два силуэта. Это и были разведчики. Осторожные. - Подумал о разведчиках Колесников. – Дозор выслали. С нашей стороны тоже всего опасаются.
Убедившись, что это свои дозорные сделали знак в темноту. Леха понял, что имел в виду Конго, говоря о тяжелых, но ходячих. Пятеро слепых без знаков различия, но по изможденному и свирепому виду явные разведчики, шли цепочкой, держа за ремень первого зрячего, судя по возрасту офицера, с забинтованными и зафиксированными в шину руками.
Еще несколько бойцов волокли свертки камуфлированной ткани. Два свертка зашвырнули наверх моторного отсека Лехиной машины, два Звягину. Из одного свертка вываливался исцарапанный пыльный от долгого хождения по незнакомым горам ботинок.
Два бронированных катафалка тронулись в обратный путь. Настроение у всех было подавленное, мягко говоря. Леха мудро решил ужраться, обязательно в хлам, сразу, как только спровадит разведку и начальство.
И с французом необходимо было, что - то делать. И подполковник, и священник, выходя полчаса назад из блиндажа, споткнулись об тело и грохнулись на него оба.
Они обматерили и француза и, особенно Леху. Лехе еще и пообещали, щедро, от души, военно-полевых неприятностей и просто всяких пакостей от себя лично, за то, что он дважды за сутки подвел их под международный скандал.
На этом их участие в хлопотах об иностранном миротворце, убитом на Слепой закончились.
Командиров и разведку не интересовали трупы, тем более, чужие. И Гнедых и батюшка получили с того берега срочные вести, и теперь спешили ими воспользоваться.
БРДМ у него забрали. Мол, нечего баловать, все равно дозорную службу капитан Колесников запустил. Одну Гнедых повел сам. Вторую один из разведчиков Отца Михаила. В свой Мерседес батюшка посадил раненого офицера.
Сперва, конечно, вытребовал у Стаканюка кусок прорезиненной ткани, а потом радушно помог раненому разместится в салоне, чтобы не потревожить сломанные руки.
За телами погибших обещали приехать завтра. Машины разъехались в разные стороны. Леха решил, справедливо, что больше их никогда не увидит. Подполковник оставил на высоте свой Уазик. Машина пребывала в такой степени замызганости, что представляла собой ценность не как средство передвижения, а только как единица учета. Стаканюк тут –же начал её внимательно подробно изучать.
Он приказал старшине следовать за собой.
Придя к себе, он молча сел на койку. Налил себе и Стаканюку по стакану чего-то темного. Выпили.
- Слушай, Стаканюк. Ты акт о списании БРДМ к утру состряпать сможешь.
- Да не проблема, Алексей Леонидович, дело привычное. Тем более что они давно списанные.
- Значит спишеш еще раз. И подпись НШ на них организуешь!
- Правильно, чтобы не отвертелся, если что. А то взял моду проверки устраивать без предупреждения.
- Тогда еще по одной и я баиньки. Режим и поддержание спортивной формы - первейшая задача российского офицера. А ты прибери там все. Чтобы молодые не особенно глазели. И вообще, чтобы как положено. Как у людей.
Особенно француза этого. Приедут за ним обязательно. Пусть нормально выглядит. Часы, там, может колечки какие, пусть не берут ни кто. И херню всякую, типа, гильз из карманов выбрось у него. Пусть хоть в гробу нормальным мужиком будет, сопляк.
Докладывать будем, честь по чести, пол в бою за дело, кто там у них главный. Типа, долг интернациональный, типа, защита священных рубежей Родины и всякую прочую лабуду, какую замполиты тарахтят.
Капитан заметил, что очень сильно опьянел. Этого он и добивался. Он налил еще по стакану. Выпили. Стаканюк сидел, положив на стол руки. На его, обычно хитром и довольном лице читалось сомнение. Чувствовалось, что разговор еще не окончен. То ли он забыл о чем важном, то ли Стаканюк. Леха продолжил говорить.
- Не хорошо как – то с ним обошлись. - как будто извиняясь перед мертвым сказал Колесников и тут же внезапно разозлился. - Сытин, обезьяна бритая, в лицо ударил, да еще и ботинком. Сытин, падла, совсем охренел. Начштаба обматерил. Я думал у НШ глаз от злости лопнет.
- Та хай бы он, вообще, весь посередке треснул, вражина.
- Ага, размечтался, треснет он! Не того калибра фигура. Нас с тобой он скорее треснем, чем ни будь тяжелым и корявым, хрупнем мы под его кованым тевтонским лаптем сорок восьмого растоптанного размера, как храбрые колобки под немецким танком. Да и фиг с ним. Главное – от снайпера избавились.
- Это вы, Алексей Леонидович, почему так решили?
- Ты не шути так больше, никогда так больше не шути. - стараясь не сорваться и никого не пристрелить медленно уточнил Леха. - Я же протрезвею и устрою ревизию на кухне. Ходили же разведчики за ним. Неужели ты думаешь – зря.
- Я товарищ капитан не думаю, и вам тоже этого делать не советую. – Со старшины медленно слезла обычная маска подобострастного хитреца.
Перед Колесниковым сидел умный, злой и опытный вояка. И опять этот вояка был очень напуган. Леха вспомнил их с Игумновым разговор. Когда это было? Вчера? Позавчера? В прошлом веке? Счет времени он несколько утратил в пылу бурных событий.
– Я, капитан, не думаю. Я разговор подслушал. ФСБшник так попа материл, старательно. После удачного выхода такие слова не вспомнишь. Мол, подставил их поп, еле ноги унесли, и что там нечистая сила. Он так и сказал, нежить. Так что снайпер наш родной жив - живехонек, чего я искренне желаю и нам. – Старшина сам наполнил стаканы и выпил свой молча. Капитан тоже выпил. Минуту они молчали. Кто знает о ком.
- И мертвые с косами стоят. Опять нечистая сила. Что вы все от жары сбрендили хором. Игумнов сказки страшные, про эльфов - мокрушников для детей милитаристов рассказывает. С очень плохим концом. Мамедов муллу прямо в расположение части требует. Куперник с Ломовым особиста до икоты запугали инопланетянами. Сытин, вообще сволочь.
И ты Сергей Павлович туда же. Прицел это особый, понял. Секретную информацию разглашаю в целях прекращения среди тебя паники. Новая вражеская разработка. Никакой мистики. Голимая сугубо научная фантастика с элементами детектива и жесткого порно. Для некоторых особо не сознательных старшин даже с садо-мазо. Ясно тебе? Прибор это новый на нас испытывают.
Стаканюк как будто пропустил эту тираду мимо ушей.
- Игумнов тоже на нечистую силу грешит? Он мужик серьезный, пожилой. Зря не скажет.
- Да ужрался вчера твой навеки, Игумнов, до розовых соплей ужрался и пургу понес. Это прицел новый, ясно? Или в дыню треснуть? Иди лучше труп убери.
- Да все уже убрал, давно. Не дожидаясь советов. На счет трупа я и хочу поговорить.
- Что ещё?
Стаканюк набрал воздуха в грудь, как пловец, перед нырком, потом выпалил.
- Труп Харчистова пропал.
Теперь молчал еще дольше. Потом капитан медленно, с интонациями киношного психоаналитика.
- Сергей Павлович, мы тебя теряем. Ты бы поберег себя. Может у тебя стресс, на почве немотивированного воровства и страха неминуемого разоблачения? Опять же возраст, давление. О душе подумать пора, а ты все тащишь и тащишь, как бы тебе не надорвать мне моё терпение. А то я сам тебя поперёк задницы надорву, больно и унизительно. Расскажи-ка мне это ещё раз. Только медленно, чтобы даже я понял.
- Колю-то Харчистова, когда вчера убили, я подумал, что машина с продуктами из полка может прийти только дня через три. А то и совсем может не прийти. Бывали уже случаи. А он мужик был хороший, чего его червям скармливать. Не по нашему.
Решил я его в холодок спрятать. Знаете, у нас под дизелями, типа погреба оборудовано. Холод там собачий. Глубина там большая. Я думал, там мясо буду хранить. А мяса нет. Одни консервы.
Я механиков попросил, они мне дверь железную поставили, с замком. Не знаю, где они такой замок спёрли. На подводной лодке, наверно. За собой его запирать не надо. Только дверь прикрыл, а там всякая хитрая механика. Пружины там всякие, шестеренки. Чтобы потом открыть надо в одну скважину провернуть, потом в другую. Иначе никак. Я двух молодых взял и Колюню туда поместил. Ну и сегодняшнего туда же отправил. А ключи я никому не доверяю. Сам открывал. Захожу, а Колюни то и нет.
- Очень интересно. И куда же он подевался?
- Хорошо бы узнать. Кстати изнутри дверь очень просто открывается. Там колесо такое, как на корабле. Провернул два раза влево и один раз вправо и все. Молодых то я запугал. Мол, разведка, секретность, все дела, язык мой – враг мой, и у себя на кухне их пока держу. Чтобы не болтали с теми, кто Колюню заносил, а главное, с теми, кто не выносил. Вот такая хреновина. Так что, я думаю, без нечистой силы здесь никак не обошлось.
- Стаканюк, скотина. Ты что, труп потерял? Просохатил друга Колю? Или совсем запарился и продал его, цыганам? Блин, как вы все меня конкретно задолбали. Ты же выпил. У тебя не может быть белой горячки. Наркотики ты тоже не употребляешь. Но, если из закрытой на замок комнаты что-то пропало, бесследно, это по любому твоя работа. Не надо приписывать свои заслуги не в чем таком не повинной нечистой силе. Пошел вон, боров. Чтоб как завтра проснусь, был труп в наличии. Причем, именно Харчистова, а не кого попало. И акт о списании БРДМ. Буду тебя к ордену представлять. За героическое сражение, в котором мы потеряли француза, технику и Харчистова. Не будет – можешь сам себя в мясорубку засунуть и медленно прокрутить, если легко отделаться решил. Бегом отсюда на фиг марш.
Стаканюк сжался, снова стал суетливым воришкой и убежал. Леха свалился на койку и мгновенно уснул.
http://www.proza.ru/2009/09/25/867