Колька, Мишкин сосед; маленький щуплый мужичонка, сидел на лавочке и грустно трогал разбитую губу.
- Чего у тебя, Кольк, с рожей-то, - спросил его приятель Витёк. Тот только рукой махнул:
- Мишка по пьяни залепил. Я вишь, к его бабе клинья подбиваю.
- К кому? – поперхнулся сигаретным дымом дружок, - к Верке??
- Да ещё к кому же? Дескать, когда он уехал на работу, я к ней пришёл. А она меня не пустила и я, - вдруг загорячился Колька, - ей в морду дал. Фингал поставил.
- Ну, ты даёшь! – деланно изображая изумление, протянул Витёк.
Мишка, Веркин муж, уезжал в лес на вырубку. Вернуться должен был через день.
Мишка был мужик прямой и грубый. Выпить любил крепко и под пьяную руку супругу свою колачивал. Верка имела внешность более чем скромную. Низкоросла и чуть горбата, при ходьбе немного припадала на одну сторону. Человеком она была добрейшим, простым и незлобливым.
Вечером, когда стемнело, пошла она в сарай за дровами. В сарае темно, как в аду ночью. Только ступила за порог… Как треснет что-то в лицо, аж искры из глаз! Сознанье на миг потеряла и с размаху села на пол. Когда в себя пришла, руками пошарила, тележку нащупала. Сразу поняла, что таранила скулой тележную ручку. Позабыв, зачем в сарай пожаловала, вернулась домой с уже сформировавшимся фингалом. Прямо под глазом. Примочки помогли мало, и за ночь синяк налился до нормы.
Повздыхала баба у зеркала и отправилась в магазин. Первая встречная же обомлела:
- Вера, да за что он так тебя? Вот скотина-то! Вот до чего вино-то доводит!
Верка со смехом рассказала, что, мол, пошла в сарай да в темноте налетела на тележную ручку. Знакомая только головой покивала, дескать, оно понятно, но заявление в милицию рекомендовала написать.
В магазине бабы обступили пострадавшую, и на её подробный рассказ о происшествии только кивали головами и давали запоздалые советы.
- Я в таких случаях что-нибудь железное прикладываю. Молоток или половник. – Рекомендовала Зинка с другого конца деревни.
- После Мишкиной кувалды молоток вряд ли поможет, - вмешалась ехидная Галька, - тут, по меньшей мере, наковальню надо приложить.
- Я сначала обычно сдачи сдам, а уж потом картошину прикладываю, - стала вспоминать, худая, как жердь старуха.
- А если сразу окорочок из морозилки приложить, то вообще ничего не будет, - осторожно высказалась молоденькая бабёнка, - а потом можно чёрные очки надеть.
- Да говорю же вам: налетела на телегу, - снова было, принялась объяснять Верка.
Слушательницы смотрели на пострадавшую, как бы говоря: всё понимаем, ценим твоё великодушие, но и мы не лыком шиты. Галька вздохнула, старательно изобразив сочувствие, посмотрела на подругу. Та плюнула, матюгнулась, сгребла в сумку макароны и четвертинку с сигаретами и хлопнула дверью. Пока шла, ещё несколько раз останавливали знакомые. Несколько раз пересказывала свою историю, но понимания так и не встретила. А соседу, Кольке, который только ехидно осклабился, даже кулак показала.
У самого дома Верке встретилась ещё одна закадычная приятельница. А чтоб тебя, - подумала Верка, и снова рассказала свою историю про телегу. Приятельница, выслушав её, покачала головой как китайский болванчик, и, оглянувшись, заговорщицки прошептала:
- А ты и правильно… Так и говори, что мол, на телегу налетела… Выдавать нехорошо.
Мало ли чего меж супругов бывает!
Вечером, когда приехал с работы муж, первым делом спросил:
- Эх, мать, кто это тебя в торец зарядил?
Супруга, вздохнув, стала, собирая на стол подробно объяснять, как пошла в сарай, как ударилась о телегу и всё прочее. Мишка слушал, в такт кивал головой, закусывал. Потом отёр губы и сказал веско:
- Про тележку оно, конечно, интересно, спору нет. Только теперь, говори начистоту: кто?
Кто и за что? Говори, не бойся: в живых он останется, но калекой будет.
Верка аж взвыла! Потом снова принялась рассказывать ещё подробнее, во всех деталях.
Вскидывала руки вверх, изображая оглобли тележки. Потом просила мужа представить кухню сараем, а холодильник тележкой. Проходила в кухонную дверь, как в сарайную, скосив лицо набок. Прикладывалась к углу холодильной дверцы, показывая, как ударилась. Даже, кряхтя, на пол садилась; запрокинув голову и опершись руками сзади себя, проникновенно изображала потерю сознания.
Муж всё внимательно просмотрел, похвалил сценическое дарование жены, раздавил в блюдце окурок и поменял решение:
- Ладно, калечить не буду, но морду ему потрогаю. И не спорь! Будет знать, как к чужим бабам вязаться. Ишь ты, стоит только мужику уехать, как он тут как тут.
Плюнула супруга в сердцах на цветастый половик и сказала только:
- Глупый ты и упрямый, как Колька сосед. Тот тоже привяжется, потом никак не отстанет.
Сказала, а уж потом покаялась. Не надо было этого говорить Мишке, тем более пьяному…
Муж понял по-своему…
Через два дня Колька сидел на лавочке, «как клюковка». Он блаженно улыбался, покуривал и объяснял внимательно слушающему Витьку:
- Мишка нынче приплыл с бутылкой… Извиняться пришёл. Погорячился, говорит. А сам пошёл вчера вечером в сарай по дрова, всю морду свёз об тележку. И ведь сам же, говорит, поставил её на самый ход. Я ему говорю, ты бы сперва в сарайку сходил, а потом уж претензии насчёт жены предъявлять бы стал. А у него извадка такая: сначала морду набьёт, а потом извиняется.
- А ты чего здесь сидишь?
- Как чего? Мишку жду, он за второй побежал…
Июль 11. 2006 год