ЗАБВЕНИЕ ВО ИМЯ...
Сумерки. В окно пробивается багряный свет заходящего солнца. Облокотившись о стол сцепленными о стакан руками, сидит отец Митрофан. Припухшие, с синевой глаза излучают лихорадочный блеск. С ненавистью уставившись в содержимое стакана, бормочет под нос. Чудится ему, что в глубине притаился бесенок. И слышится батюшке, как звон колокольчика - смех. Початая бутылка отбрасывает на стены блики. С переднего угла жалостливо смотрит Спаситель. Но отец Митрофан не замечает ни игры света, им скорбных глаз Учителя, заветам которого давал обет следовать по жизни и вести за собой в царство света заблудшие души. Все опостылело в безрадостном существовании. Собственное безбрачие, породившее тоскливое одиночество, и сотни отнюдь не радостных покаяний тяжелым грузом давили на плечи. И не было больше сил сопротивляться давлению извне. Вера начала уступать место сомнениям, и душа, лишенная человеческого тепла, потянулась к забвению. Забвению, таящемуся в бутылке.
А бес все смеется...
- Чего скалишься?
- Дивлюсь, - ответил бес.- Ученый муж, а все туда же. Мужиков за пьянство ругаешь, а сам... Какой пример им подаешь?
- Это моя обязанность, на примере показывать, насколько губительна сия привязанность. Прихожане ведь как дети малые...
- Самим попробовать хочется. Раз тебе нормально, значит, и им нечего опасаться, все равно грехи отпустишь опосля покаяния.
- Не юродствуй.
- Бог с тобой, ведь мы побольше вашего Господа почитаем.
- Еще бы, - с сарказмом произнес батюшка, - Отца предали и сына на крест обрекли. А мы, люди, дети их, по образу и подобию созданы.
- Хороши, - расхохотался бес. – Особенно попы. Недаром говорят: "Чем ближе к церкви, тем дальше от бога". Вспомни хотя бы откровение - как вошел Иисус в храм и изгнал торговцев за стены храма. А вы? Всем, чем можете, торгуете, даже именем Учителя. В вашей среде процветают стяжательство, мздоимство и разврат. Так можно продолжать и дальше...
- Не тебе судить, - в бешенстве вскричал отец Митрофан. - Вместо того, чтобы клеветать и возводить хулу, припадите, пока не поздно, к стопам святой Троицы, молите о прощении.
- Какая любовь к внешним обрядам, к показной стороне. Научи дурака богу молиться, он себе лоб расшибет. Не ищи, Митрофан, дурнее себя, вы и бедняков к себе так же тянете...
- Бедность вытекает из общей бедственности человечества, в основе которой лежит грех.
- Перестань. Поп с живого берет, мертвому вернуть обещает.
- Ну-ну, передохни. Подумай. Ведь помышлять нужно о горнем, а не о земном, - нравоучительно изрек отец Митрофан.
- Кто богат, тот и свят, - откликнулся бес.
- Ты пастыря презираешь и ни во что не полагаешь. Земное смертно тленно, а будущее бессмертно и бесконечно.
- Но обуздывать жадность в познании есть такая же добродетель, не так ли?
- Верно глаголешь. Прими ученье церкви, как оно есть.
- О, тогда будет истинная демократия!
- В церкви Христовой, - безапелляционно заявил отец Митрофан, - нет и не может быть места никакой демократии.
- Значит, Христовы идеалы социального равенства в жизни - пустое?
- Не совсем так. Всегда были пророки и всегда будут последователи их. Ты понимаешь?
- Ага. Правый клирос поет, а левый в алтаре пиво пьет...
- Что...
- Можно и по-иному. Все, что нужно, продаст дьяк за пятак.
- Ну знаешь... Ты мне опостылел! - взъярился отец Митрофан. – Сатана так же старался Иисуса с пути истинного свести. Но я не позволю тебе смущать дальше мой ум. Ты в моих руках, в моем стакане...
- Отец Митрофан, - изгалялся бесенок, - и в великую пятницу пьян.
- Господи, спаси и сохрани. Пусть я пострадаю, но в мир искусителя не пущу.
Одним движением руки отец Митрофан выплеснул в себя содержимое ста¬кана, поперхнулся. Через некоторое время, осознав, что все нормально, воскликнул, истово крестясь:
- Вседержитель, на все воля твоя. Аминь.
СПИРИТИЧЕСКИЙ СЕАНС
Не знаю, что у меня в жизни было больше - хорошего или плохого. Временами кажется, что плохое все-таки перевешивает. Хоть и говорят о маленьком добре побеждающем вселенский эгоизм, слабо верится в подобное, так как радости мимолетны и в снах обычно не отражаются. Сегодня сон смешался с явью и очень сложно отличить одно от другого. Да я и не пытаюсь... У меня была девушка. Была... Просто я не могу назвать нынешнее существо - девушкой, моей Анжелой. Не могу...
Мы познакомились на дискотеке. Живая, горящая в танце, она притягивала окружающих словно одновалентный магнит. Искрометная чувственность в середине круга из дергающихся тел, не отпускала направленный ритм. Парни не осмеливались влиться в бесшабашную вакханалию. Энергия как притягивала, так и отталкивала. Она бросала вызов и одновременно отдалялась. Мираж вскипающего воображения от зноя ледяной пустыни. Слова... Дайте слов описать родник, смешавший живую и мертвую, воды...
У нее была слабость. Слабость богини. Каждый волен выбрать себе "предмет" преклонения. Но не каждому даруется взаимная любовь. Я был счастлив. День тянулся бесконечно в ожидании вечера, когда зеленые глаза смотрели сквозь призму свечи, постепенно отдаляясь в небытие. Ее страстью был спиритизм. Для меня глупая интермедия с эротическим налетом, для нее и подруг - таинство о большой буквы. Дело в том, что Анжела - деревенская. С молоком матери впитавшая суеверия, приметы. Увидев перебегающую дорогу кошку, хваталась за пуговицу, закрывала глаза и шлепала, не обращая внимания, что вокруг город, машины, люди. Сказав о ком-нибудь хорошее, тут же сплевывала через плечо, будто сморозила глупость.
Ей очень импонировало городское жилье. Общага. Стоящая на месте старинного кладбища. Порушенные могилы и души вернувшиеся ОТТУДА. призрачным укором нынешнему снобизму. Изо дня в день, помимо выходных, чередовались сеансы. Свеча закрепленная на полуистлевшей черепной коробке, порождала неверные тени мятущиеся по затемненной комнате.
Судорожно сцепившиеся руки. Напряженный шепот абракадабры. Прикрытые глаза, кроме глаз медиума, концентрирующие в себе СИЛУ данную свыше. Для обнажения эффекта курились индийские благовония. Но ничего не происходило. Не летали стулья, ни колыхались занавески. Банально догорала свеча. Сеанс заканчивался.
Далее я разнавешивал окна и дверь, девушки готовили чай, выгоняли дым из помещения полотенцами, шепча смеялись словно были одни, предоставив мне наслаждаться мелодичным воркованием под чашечку кофе и грезить о своем.
Это продолжалось довольно долго, но постоянные изыскания в магии, в конце концов приблизили финал. Возможно в какой-то степени виноват и я. Я не воспротивился, когда девушки задумали для усиления ощущений курнуть травки.
Итак - коктейль из тьмы, анаши, благовоний и жаждущей воли, принес ожидаемый контакт. Действо заключало обыденность и лишь неуемные смешки прорывались сквозь произносимую нелепицу. Неожиданно Анжела истерически всхлипнула сжав с сокрушающей силой ладони, чем вывела из прострации меня я Вику. Не обращая внимания на извивающуюся от боли подругу и меня, безуспешно старающегося разжать неумолимые пальцы, она холодно-чуждым баритоном спросила: - Зачем вы потревожили меня?
Полный ужаса визг перекрыл всхлипывания и недвусмысленные выражения, когда Соня поняла, что это отнюдь не шутка, выбив занавешенную дверь в коридор. Следом за ней вывалились и мы с Викой, так как Анжела ослабила хватку, Сидя на скамейке перед общежитием под холодным осенним ветерком, мы медленно отходили от происшедшего. Выскочившие на шум не в меру любопытные соседи с недоумением спрашивали друг друга, что произошло. Наконец я, переломивший в себе страх и обеспокоенный задержкой подруги направился обратно в корпус, сопровождаемый толпой. Включив свет увидел Анжелу смотрящую в пустоту и шепотом повторяющую: Я видела... Я видела АД... Видела...
Прошло три года. Изредка я заходил в п/диспансер повидать Анжелу. В комнате для свиданий передо мной сидел абсолютно чужой человек. Она не узнавала никого, улыбаясь своим, не доступным для посторонних, мыслям. Некогда роскошные волосы сбрили, во имя гигиены. Она похудела до безобразия, но не замечала этого. Она достигла своего РАЯ, оставив нам бесплодные попытки самореализации. Безличные врачи не обещали ни¬чего определенного, отмахиваясь "шоковой отгороженностью". С тех пор я ни с кем не встречался. Анжела была для меня всем!
На днях встретился с Викой. Они с Соней после происшедшего перевелись в другое учебное заведение. С полгода назад Соня вышла замуж, где Вика была свидетельницей.
Мы сидели у меня, перебирая "былые деньки". Вика приехала искать работу, а остановиться было негде. Она пришла за советом ко мне и я великодушно предложил одну комнату, из двух в своей холостяцкой квартире с незначительными условиями; не водить гостей и иногда готовить обед. Она согласилась...
ОТКРОВЕНИЕ
Еще раз здравствуйте и надеюсь, прощайте. Я не могу поведать обо всем, что произошло, так как Он позволил мне очнуться не более чем на сутки. Он, если хотите - Дьявол. Сатана. Серый кардинал.
Когда мы /люди/ в силу убеждений не верим в загробную жизнь по причине невозвращенцев, мы глубоко заблуждаемся. По крайней мере Чистилище реально. И оно находится не-по-ту-сторону. Оно здесь. На земле. В нашем мире. Это БОЛЬ. Так или иначе, многие могли прочувствовать слепящую экстазом боль, ударив молотком по пальцу. Но эта боль ничто по сравнению с истинно горящими в горниле медицины, которая часто просто не способна облегчить страдания, применяя новейшие технологии, путая свою гуманность с гуманностью Бога.
Я, среднестатистический врач, в свое время дававший клятву Гиппократа. Я был атеист, веривший только в науку. В здравый смысл. Преклонялся пе¬ред гениальностью Фрейда, основоположника современной психологии, являя собой ярого последователя, не ищущего путей к компромиссам. Череда болящих выработала иммунитет к сочувствию. Чужая бель вызывала практический интерес. Умоляющих применять эвтаназию презирал за слабость, не допуская подобного исхода. Высшая истина представлялась пусть краткой, но победой над смертью. Чувствовать себя всемогущим - это нечто! Тщеславие... Эгоизм... Какая разница? Главное - ощущение нужности, востребованности, веры в профессионализм и то краткое мгновение в глазах близких, искрящихся облегчением, не задумывающихся, стоило ли тратить колоссальное количество душевных сил на мнимое выздоровление спасенного.
И вот я лично познал ужас. Ужас недобытия. Авария... и возвращение к нормальной функции мезга. Только мозга. Полная парализация. Разум жив - тело мертво. И боль. Неизбывная, первобытная. Проявляющаяся лишь судорожным подергиванием век. А так как мимика не является обязательной в программе образования, то коллеги, естественно, вводили обезболивающее не по мере необходимости, а по прошествии определенного времени. Им невдомек, какой АД сжигал мою волю в прикосновении с реальностью. Реальностью полного бессилия.
Я пытался докричаться к людям, но губы молчали, Я слышал, но был глух. Я ощущал окружающее памятью, но веки застилали взор. Я думал, что способен плакать, но и в этом мне было отказано. Я воззвал к Богу, но пришел Дьявол. Не такой, каким его рисует церковь. Индивидуалист не способен быть для всех одинаковым. Кому-то он видится звездой в бездне мглы, кому лучиком света размером с туннель, а мне - ласковым ангелом с пустыми глазами. Он говорил, что для Бога сломать человека - не цель. А вот Он многократно усиливает болевой эффект во искупление прегрешений. Позволяет прочувствовать вечность и получить путевку в РАЙ, где память не даст забвения до пресловутого Судного Дня.
И я возненавидел Бога. Религию. Атеизм. Эго. А Он смеялся, наслаждаясь мерцательной агонией от органной музыки обнаженных нервов. Он наблюдал за мятущейся душой заключенной в хрупкую, но необычайно надежную темницу. Сердце гулко отсчитываю минуты, растянувшиеся в годы. Он восхищался проделанной работой, как я в свое время. Только для него время не играло роли. Он почти всемогущ. Талантливейший ученик Мастера. Сокращая действие обезболивающих, отстранено обсуждал секреты высшей власти над телом. Телом чуждого индивида. Свою сущность он раскрывал философическими дискуссиями, которым не суждено познать гласность. Через какое-то время, точнее сказать не могу, я свыкся с болью, принял ее. Ее многочисленные оттенки: жесткую пытку, перебивание одной тональности другой, экстаз и снова жесткую пытку.
Смирясь с неизбежностью, умиротворенность наполнила окружающее пространство и снизошел покой. Душа освободилась. Нет, она остались в темни¬це, но возвысилась над ощущениями. Отринула сиюминутное. В пульсациях биоритмов возникали ассоциации с аскетами, лишавшими себя добровольно радостей Мира.
И только тогда я понял, что значит быть.
БЫТЬ!
- Я есмь!- сказал Творец,
- И я есмь, - ответил я.
Я пишу и чувствую, что слова бледны, пусты и не передают Истины. Но я старался. Время истекает. Прощу простить и не таить обид, так как там, где мы встретимся, неприемлемо ЗЛО. Только искренность! Только любовь! Будьте терпимы, и зачтется вам. Чистилище не для всех, но для избранных...
Ваш сын, муж, отец!
P.S. «Кто стяжал непоколебимую веру, твердую к несомненную надежду на Бога во всех своих скорбях к нуждах - таковый поистине свят и безстрастен».
Архимандрит Паисий Величковский
Антуан Лоран Лавуазье
«Единственная моя Мария Анна! Какое наслаждение произносить твое имя вслух! Прошу, прости за малодушное письмо, но на сердце словно мраморная плита. Мне, как и тебе, уверен, очень тяжело. Но так проще собраться с мыслями. Как это ни кощунственно прозвучит, удивительно, что брак по расчету породил самозабвенную любовь и великодушную дружбу. Если бы ты знала, как я благодарен Судьбе за тебя! Ты искра. Искра благословенного тепла, воспламенившая науку. Меня.
Годы великих свершений, страсти, жажды открытий сменились хаосом революции, к которой мы не имеем ни малейшего касательства. Они вообразили, что, свергнув монархию, заживут счастливо. Но еще ни одна война не обходилась без крови, голода, болезней и отчаяния. Они рассчитывают на конфискованное имущество аристократии, но как они им распорядятся? Поставят к деньгам переметнувшихся финансистов? И очень скоро скатятся к диктату. Для черни останется лишь Свобода. И безысходность...
Сегодня я сам пойду к ним. Бессмысленно подвергать постоянным оскорблениям тебя. Даже если суд вынесет обвинительный приговор, - в чем я сильно сомневаюсь, так как деятельность «Генерального откупа» проводилась в строгом соответствии с законом, - они не увидят опустившегося до отчаяния ученого. И если они заинтересованы не только в разрушении, то мы еще встретимся и посмеемся над нашими страхами.
Прости и помни - я люблю тебя! Твой Антуан».
Маленькая и неуютная квартирка. Прежнее благополучие ушло, оставив согбенную фигуру женщины, постаревшей за несколько дней на многие годы. Единственная оплывшая свеча бросала мертвенные блики на изможденное лицо, склонившееся над листком, испещренным стремительным почерком. Тоска, поселившаяся в сердце, жгла раскаленными сухими слезами. Его не было. Но последнее надсмертное творение осталось. Напоминанием... Дар, ужасающий своей простотой...
Цветок, окунувшийся в «мертвый воздух», спит в вакууме мертвого стекла...
P.S. Позже, много позже ученые «открыли» жидкий азот, не догадываясь, что Лавуазье знал о свойствах «мертвого воздуха», но не пожелал оставить его неблагодарным современникам. Он умер с улыбкой под ножом гильотины...