ПЕТЕРБУРГ: БРЕМЯ СТОЛИЧНОСТИ
Истинная история этого города началась только при большевиках, в советское время.
При Петре город был всего лишь замыслом этого беспокойного человека; не более, чем декорация – дома было велено ставить вдоль Невы «плечом к плечу», чтобы вплывающие в город иноземные корабли на пути в порт (на Стрелке Васильевского острова) наблюдали эту «витрину» и оценили вхождение России в круг европейской культуры. За парадными фасадами скрывались жалкие лачуги, огороды и непролазная грязь проулков.
А после Петра – о! Что с ним сделали, и что с ним сделалось! Да, его усердно украшали: череда правителей и их вельмож почти два столетия соревновались друг с другом в демонстрации плодов грабежа всей остальной страны. Дворцы, парки, монументы, набережные. Но что сделалось с духом города! Свежий ветер петровских перемен, нетерпеливый и деятельный (как радостно ломать затхлое, прогнившее, надоевшее!), угас. Исчезла романтика созидания нового, невиданного. Всё вошло в обыденную колею. Город оставался «окном» на Запад, но через это окно входило нечто другое: суть исчезала, осталась поверхностная мишура. Город становился модной игрушкой страны, средоточием и выражением её тщеславия и потуг занять место среди «лучших стран». В нём выражались её имперские амбиции, и сколько проклятий обрушилось на этот город от лучших умов и сердец страны! За холодный бюрократизм, чопорность, бездушие (!) и уж конечно, за его сырой промозглый туман – как поносили этот город Гоголь, Лермонтов, Мицкевич, Писемский, Достоевский! «Казёнщина» стала лицом города. Однако, как ни проклинали этот город честолюбивые и горячие провинциалы, тянулись они сюда изо всех богом забытых мест России. И город собирал по всей стране не только деньги, но умы и души; копил их, сплавлял в нечто своё, неповторимое, своеобразное, соединяя в себе – для всей России – Запад и Восток. Уже в середине 19-го столетия рождаются понятия «петербургская культура», «петербургская деликатность», «петербургская вежливость» – без хамоватой московской «простоты», в основании которой как не разглядеть пренебрежения к человеческой личности, к человеческому достоинству, – но и без западной холодной расчётливости.
Но вот грянул «конец империи», и – возрадуйся, властолюбивая и жадная Москва! – большевистское правительство, захватившее власть, сбежало с этой властью в «первопрестольную». Виват, город Петра! «Час освобожденья прОбил!» Столичность взрастила Петербург; в «золотой век» русской культуры сделала его драгоценным камнем в короне Империи, но она же и закабаляла благородный дух этого города. Долой казёнщину, прочь тяжкие узы власти над кем-то! Город стал свободен! Властители отбыли, а дворцы его, дух его, люди его остались здесь. «Петербургская культура» стала «ленинградской интеллигентностью». И уже через десять лет новая власть железным перстом ткнула из своей Москвы в этот город: вот где крамола, вот где «контрреволюционное» инакомыслие, вот где не хотят пригнуть голову, одеться в серое и смириться. Москва жестоко мстила за два столетия своего пребывания «на вторых ролях». Со времён Ивана III, со времён разорения Твери, Рязани, Пскова, Новгорода – не монгольскими ордами, а своими соплеменниками, на том же языке говорящими – Москвой! – «белокаменная» умела быть беспощадной и «слезам не верила». Какой там ещё «город на Неве»? У России один город – «дорогая моя столица, золотая моя Москва», «лучший город Земли» (вот так, не меньше!) Все остальные – это «прочие», на колени у трона!, в общий ряд – всякие там Псков, Калуга, Воронеж, Тамбов, Самара … И ты, «город на Неве», – туда же! Один из многих. Такой ли была Москва, когда Петербург был «блистательным Петербургом»? Торговая, благодушная, патриархальная, златоглавая. Московское хлебосольство, московское радушие были у всех на устах. Говорят, что власть портит людей. Не портит ли она и города?
Избави бог Петербург от бремени столичной власти. Дай бог этому городу сохранить своё лицо. Не «культурной столицей» быть, а «столицей культуры».
2004г.