Девица Каролина Вейс, хоть и была европейских корней, внешность имела самую заурядную. Лицо у неё было круглым, глаза маленькими, а рот большим и пухлым.
Кроме всего прочего на носу, на самом кончике, у неё была родинка в виде точки какого-то синеватого цвета, как будто природа, шутя, поставила её шариковой ручкой.
Но Каролина не печалилась, так как характер имела живой, ум – трезвый, а тело её по достижении четырнадцатилетнего возраста уже вибрировало призывными токами и вырывалось из лифов, кринолинов и прочих дамских принадлежностей. Но так как происходила она из весьма почтенной аптекарской гильдии, к которой был приписан ещё её прадед, держала себя весьма скромно, вовремя опускала глаза и не позволяла себе ни приподнять выше положенного юбку, ни оголить шейку.
Однако когда родители бывали в отъезде, Каролина любила рассматривать себя в зеркале, сбросив все эти лишние дамские штучки, и находила, что перси её прекрасны, а талия безупречней, чем у восточных красавиц. Правда, ноги у неё были далеко не идеальны, но зеркало висело так, что они были не видны, а потому девица находилась в счастливом неведении и была собой вполне довольна. А впрочем, ей вообще дела не было до её внешности, будто внешность – сама по себе, а она – от неё отдельно, тем более что дурнушкой её никто никогда не называл.
Но, если сказать честно, положа руку на сердце, Каролина была девицей самой обычной.
Она любила всякие там записочки, писульки, секреты, которые прятала в маленькие ящички бабушкиного комода, была влюблена в романтические грёзы и мечтала как все девицы в её возрасте о каких-то воздушных замках. “Дура”, - сказали бы о ней теперь. А тогда – все такими были…
Однажды с ней произошла прямо-таки невероятная история. Ночью, когда все спали, и дверь в половину родителей была плотно затворена, какой-то Он, Некто, забрался к ней под одеяло, был нежен, ласков, он не причинил ей никакого вреда…, а утром какая-то тень мелькнула к окну. Родителям не слова. Только Вельгемине, дочке булочника, та рассмеялась: “Да, это у всех так. Это домовой или чёрт, из дедушкиной табакерки, ты не бойся”.
Но это - ночью, а днём мимо аптеки почти каждый день проходил мальчик, худенький, смугло-бледный, в чём-то мешковато-сером , его узкие длинные руки как-то нелепо болтались, как будто рукава одежды были пустыми. Каролина ждала мальчика, волновалась, сердце её, сами знаете, прыгало, стучало, ланиты краснели, бледнели. Тоже, как у всех…
Она любила весной распахнуть окно и ощущать лицом, руками тёплый ветер, вглядываться в улицу, ждать.
Он проходил всегда один,как-то вжав голову в плечи, глядя куда-то в сторону.
Но как-то раз рядом с ним шёл высокий, шумный мужчина и что-то громко говорил, размахивая руками. Мальчик тихо отвечал ему. Вдруг Каролина заметила, что мужчина остановился резко и почти закричал:
- Да, иди ты со своим Богом!
Мальчик же худой, бледный вдруг взглянул на него строго, будто выше стал, и сказал только:
-Опять? Извинись. Не смей больше.
Мужчина сразу как-то сжался и ответил серьёзно, без смешка:
- Прости, больше не буду.
Так они и прошли мимо, смугло-бледный и какой-то мужчина...
Однажды родители взяли Каролину с собой на концерт, да-да, не удивляйтесь, аптекари раньше часто ходили в театр, на концерты, иногда даже сами музицировали, приглашали друзей на домашние спектакли, играли в буриме, показывали живые картины. И – совершилось чудо – на сцену вышел ЕЁ мальчик и стал играть на скрипке, Он стоял здесь, перед ней, она видела его смуглое лицо, худые руки, слышала голос Его скрипки. Она узнала фамилию мальчика и стала ходить на его концерты.
Однажды она даже попала на репетицию.
Каролина сидела во втором ряду, справа от прохода, в зале горел свет, конечно, ни так ярко как перед концертом, какие-то люди ходили на сцене, в зале, кто-то настраивал инструмент, кто-то сидел, как она, в партере. Вдруг она заволновалась, заёрзала, ладошки стали влажными, в сердце, висках - пульсом – это знакомое волнение. Обернулась. Рядом, в третьем ряду, сидел Он. Это было так неожиданно, так радостно, что Каролина, не задумываясь, приподнялась над спинкой кресла, как птица крылом по воздуху, губами к его щеке. И испугалась. Себя. Его. Людей. А мальчик? Он смотрел на неё так печально, так нежно, что Каролина почувствовала, что в этот момент всё прошлое, всё настоящее, всё будущее всех жизней соединились в ней.
Потом свет в зале погас, стало совсем темно, зашумели люди, замелькали фонари, тени…
А Каролина? Не знаю…
Это всё, что она поведала мне о себе. Я ведь её редко вижу.
Только когда прихожу на кладбище к родителям мужа. Я мою её надгробье, покосившееся, ушедшее в землю, без креста, с надписью “Девица Каролина Вейс. 1899 – 1914”. С каждым годом буквы и цифры становятся тусклее, скоро совсем исчезнут, сотрётся память, выкинут кусок старого мрамора, на его место поставят новый…
Se la vie…