Ленинградский вокзал, зеркальная копия Московского в Питере. Ряд перронов, зал ожидания, билетные кассы, привокзальная площадь. В строгом ритме с единой целью преодолеть расстояние до ожидающей машины. Молча отмахиваясь от назойливых предложений недорого довезти. По единому вектору сквозь туманную суматоху пространства. Суетливым бегом от вокзальных запахов. Водитель ждёт меня, напротив, у стоянки Казанского. Нужно нырнуть в переход, проскочить на едином вздохе и оказаться перед входом в Московский универмаг, далее направо и вот она машина.
- Не бойся, Санёк. Сейчас дядя Витя тебя накормит и всё будет «тип топ», - до боли знакомый из прошлого голос и интонация. Огромный сутулый мужчина, одетый в голубую, потёртую джинсовую куртку и чёрные брюки под стрелку, серая водолазка, тёмно коричневые сандалии на носок. Рядом перепачканный вокзальный мальчишка лет семи, в серой от грязи и пыли одежде, деловито сплёвывает сквозь редкие передние зубы, в руке зажжённая сигарета.
- Витя? Витя «Катафалк»? - я удивлён и растерян.
- Н – нну!! - утвердительно мычит мужик, окидывая меня совершенно не добрым пронзительным взглядом, – Для кого-то может и «Катафалк», а ты кто?
- Игорь - я! Студент! Точка на Тургеневской, книжки - помнишь?
Назад:
Конец девяностых - начало двухтысячных, Москва. Мы разноликая стайка голодных, но весёлых, оголтелых, полупьяных, верящих в любовь и дружбу до гроба. Столица не принимала нас распростёртыми объятиями, холодно и сурово встречала людской ненавистью, недоверием, хамством и обманом. Да только нам было плевать. Живя на съёмных квартирах, в общагах, хватаясь за каждый рубль подработки, мы вдыхали пьянящий запах свободы. Первые студенческие семьи с гипертрофированными обязательствами и запросами. Время красных клубных пиджаков зацепило и нас – глупые разборки, безумные махинации с надеждой на золотые горы, полная чушь вместо идеалов и принципов. Нам повезло родиться во время перемен, испытав на себе надлом всего общества. Настоящее дно прошло в пару метров от нас.
Торговля книжками в метро, в основном бухгалтерской и экономической литературой стабильный уровень доходов для нас. Попали в эту «контору» мы случайно, по совершенно неожиданному знакомству. Несколько парней постарше нас на пять – десять лет организовали весь процесс: нашли дешёвого книжного дилера, договорились с метрополитеновскими ментами о нелегальном тарифе за точку реализации, организовали склад в аварийном доме под снос прямо за Мосгордумой. Никакой бухгалтерии, никакого юридического адреса, всё неофициально. В распоряжении трёх неформальных владельцев десять книжных точек в метро, с постоянным потоком кеша. Нам позволили за процент от реализации торговать на двух точка в центре. На одной стоял Руслан на второй Рыжий, и мы в период безденежья выпрашивали у них обоих денёк другой для пополнения собственного бюджета.
Внутренняя иерархия данного предприятия была проста:
Дима – главный хозяин всего шалмана, тридцать лет, угрюм и скрытен. Так и остался загадкой для меня.
Володя и Павел – совладельцы нескольких точек, подчас бестолковые, но в целом очень позитивные парни лет по двадцать пять, с громадным комплексом босоногого миллионера. Поймав удачу за хвост, совсем не думали о будущем, не откладывая сбережений. Жили как в последний раз. Снимали огромные квартиры студии в центре, забивая их дорогущей собственной мебелью и техникой, одевались и кушали только на Тверской (проблема в том, что за некий голодный период жизни в столице, богатство свалилось совершенно неожиданно, без подтверждения вкусом и тактом).
Продавцы – от десяти до двадцати человек, периодически меняющихся, с совершенно разным темпераментом и менталитетом. Огромное количество «клоунов» было среди этой публики. Пьющие, наполовину сумасшедшие, озабоченные, постоянно голодные, стреляющие друг у друга деньги. Вы бы перешли на другую сторону улицы, случайно встретив нас.
И собственно Витя «Катафалк» - счастливый обладатель чёрной «Волги» универсал (в честь которой и был назван «Катафалком») и небольшого автобуса ПАЗ. Юморной огромный мужик, в компетенцию коего входила участь развозить и собирать нас по точкам. ПАЗик забивался под крышу коробками из-под бананов. Одна такая коробка весила от тридцати до пятидесяти килограмм в зависимости от личного умения «точечника» паковать продукцию. Объём рядового продавца три - четыре коробки. Грузноватый медведь с огромными ручищами, пытался всем помочь и постоянно шутил. Общее умиление, которое вызывал Витя у этой своры, граничило с коллективной влюблённостью.
***
- Игорь – я ! Студент! Точка на Тургеневской, книжки - помнишь?
- О, бля! Конечно, помню - долговязый хлыщ в американской военной куртке на пару размеров больше. Сколько лет прошло. Как сам? Как там все? - серая рожа Витьки расплылась в кривой беззубой улыбке.
- Нормально, двумя словами и не скажешь. Как сам то? - моё удивление всё ещё противилось желанию сконцентрироваться.
- Я, всё так же король переездов. Грузовичок «Мерс» приобрёл. А катафалк продал. На вот визитку, тебя перевезу за не дорого, - белый картонный прямоугольник дешевой визитки в моих руках.
- Что за пацан с тобой? - хлопок стрелочного механизма, остановка движения и перехода на другой путь. Грязный малыш, нагло глядит из-под чёрного чуба, кидая окурок под ноги.
- Сам ты пацан, чмо! - натужно хрипло выдаёт мальчик.
- Это Сашка, я его сегодня встретил, помогаю я им. Дети это мой крест. Бог мне не дал, так хоть этим чумазикам помогу, - стеснительно пробубнил «Катафалк».
- Дядь, дай ещё сигаретку! - протянутая детская рука.
- Ладно, я побежал. Созвонимся, - я отрезал возможность диалога, развернулся и заспешил прочь.
Назад:
Рабочий график нашей шарашки примитивен. Утром в шесть получение своих банановых коробок, раскладных столов и стульев. В семь погрузка и монотонная развозка по станциям метро. Вечером в девять мы сидели на полупустых коробках напротив выхода из метро и ждали своей очереди в погрузке. После отчёт, подсчёт денег, упаковка на завтра.
Промежутки отдыха в этом ритме ожидание погрузки, дорога на точку и назад были ярко расцвеченный метким юмором дяди Вити. Его обаяние принималось всей разноликой сворой продавцов, за редким исключением особо брутальных мрачно настроенных особ. И в том числе меня. Ну не родилось у нас взаимной симпатии, да острые шутки «Катафалка» с моей стороны получали малообъяснимый озлобленный отпор. Люся, девушка Рыжего часто корила меня за зависть к нему и злобу
- Витька, вон постоянно детишек подкармливает, беспризорники периодически спят у него в автобусе. Он добрый и смешной. Зачем ты, Игорёша, его постоянно подначиваешь?!
- Хер знает, ну не нравиться он мне. Чувствую конкуренцию на пути к раю, - весьма краткий мой ответ.
По выходным руководство и желающие играли в карты на деньги. Садились среди завалов новых бланков бухгалтерской отчётности за круглый, скрипучий старый стол. Доставали пиво, сигареты и убивали ещё один свободный вечер выходного дня, не оставляя ему ни шанса надежды на менее заурядную реализацию. Игра в «очко» на деньги банальный наркотик. Из нас на него подсел Рыжий. Самозабвенно веря в случай и удачу, «дуя» на карту, заговаривая, молясь. Петля финансовой кабалы постепенно сужала свои объятия на его шее. Руслан и я в этой затее не участвовали. Я потому как не верю в случай в картах, а себя асом не считаю, а Руслан, потому что очередной раз умудрялся просрать все заработанные за неделю деньги.
***
Визитка в моих руках: «Переезды быстро и недорого. Виктор. Номер мобильного телефона». Неожиданная встреча всколыхнула целую бурю эмоций, воспоминаний, грусти.
Контора наша просуществовала два года и развалилась. Нелегально купить торговое место в метро стало не возможно, потом пошли теракты и точечники стали открытой мишенью для подрывов. Старый дух неформальных отношений ушёл, отдав очередь строго структурированному лицензированию, пожарным правилам и т.д. А это уже совсем другие деньги.
Дима хозяин как то неожиданно растворился, тем более пропал оптовик, поставляющий всё это время книги, не понятно, откуда и совершенно за бросовые цены – седовласый дедушка с матерчатой сумкой, куда еженедельно клал огромную «котлету» ни кем не учтенного нала. Потом ходили слухи о том, что он слил все заработанные капиталы на тверскую проститутку и благополучно почил в глуши подмосковного сумасшедшего дома. Пашка, с развалом конторы остался без денег, от него ушла жена, он порезал вены, отлежал в дурке, вернулся совершенно спокойным и апатичным, устроился стеклить балконы. Я видел его через пару лет мельком, он гордо сообщил, что его дорогие туфли всё ещё на нём уже четвёртый год.
Володя с Рыжим мутили собственный бизнес. В конце Рыжий исчез со всеми деньгами. Через пару недель Вовка с братом и супругой, поймали беглеца, отвезли в лес, били, пытались сжечь. Но общий не профессионализм Вовки подвёл и тут - Рыжий сбежал, выпрыгнул из машины на гаишном посту, избитый, с завязанными руками, в бензине. Всю псевдобанду рекитиров приняли тут же. Рыжий торжествовал, он простил кредиторов под их письменные мольбы о пощаде. Через несколько лет он страшно покончит собой, оставив Люсю и годовалого сына. Мы прилетим на похороны, будем холодно общаться друг с другом, осознавая крушения идеалов братства. Взаимные споры и обиды пришли к нам с появлением благосостояния и роста. Раньше нам нечего было делить. Я люблю своих друзей, но теперь не могу обнять их одновременно, мешают обиды. На поминках вставали серые люди, которых Рыжий кинул на деньги, и говорили, что, Бог ему судья. Я, забившись в углу, вспоминал, как он глотал трехлитровую банку молока, как готовил печёные в картошке котлеты, как развалившись на диване, прижав маленькое тельце Люськи, вёл свою постоянную тупую игру – «Что будешь делать, если у тебя будет миллион баксов?». Свой миллион он получит и, не задумываясь, поставит на карту в казино.
Руслан – мы сильно поругались, и он уехал из Москвы ровно, так же как и приехал. Из нажитого за три года только джинсы и кеды. Увёз часть моего сердца в раздоре взаимной боли. Мы встретились, нашлись заново. Он в другой стране, живёт у моря. Мы иногда перезваниваемся, постно общаемся в паутине социальных сетей.
***
Я долго сидел, пытаясь сконцентрироваться на предстоящем диалоге, боясь. Отогнав страх, набрал его номер:
- Алло, привет! Это Игорь, книжки помнишь? Как дела? - голос дрожал, звучал не естественно.
- О привет! Созрел на переезд? Тебе VIP цены и VIP обслуживание. Не один цветочный горшок не разобьем, все бриллианты довезём в целости, и в весе они только прибавят, - чувствуется набитая оскомину шутка, произносится совершенно безосознанно.
- Да нет, не в этот раз. Может, просто посидим, пивка попьём? Вспомним прошлое.
- Заманчивое предложение. Только давай у меня рядом с домом, у меня матушка старая. Она болеет сейчас. Тут новый паб открылся. Я ещё не был.
- На улице тепло, бабья осень, может, где во дворе притулимся? Не хочу в духоте перекрикивать хор идиотов.
- Нормально и бюджетно, поддерживаю. В восемь вечера в пятницу у меня в Хамовниках. Пиши адрес…
Мои руки дрожали, выводя на клочке бумаги не затейливый московский адрес.
***
- Красивый сынуля у тебя, - Витька крутит в руках фотографии моего сына.
- Может, поедем - прокатимся? - мой робкий вопрос. Я подаю ещё бутылку с пивом.
- Ну а хуле, здесь сидеть! Поехали, - он еле стоял на ногах.
- Место знаю клеевое, туда и махнём, - подхватываю его под руки, тащу к машине. Он падает, чертыхается.
- Не честно это, я вон в слюни, а ты со своего без алкогольного пива чист как трава.
- Ну, прости, всегда могут на работу вызвать. Приходиться так.
- От безалкогольного пива один шаг до резиновой женщины, - «Катафалк» как всегда искромётен.
- Стоп, я не могу! Мне маму нужно предупредить – она болеет.
- Позвони ей!
- Нет, надо зайти, чтоб не волновалась. Пойдём, я тебя познакомлю с матушкой.
Это совершенно не входило в мои планы. Медленно плетёмся к подъезду, он практически висит у меня на руках. Грузный, рыхлый, безвольный. Мягкий и податливый в своей внутренней субстанции.
- Код подъезда? Этаж? Квартира?
Рокот лифтового мотора как мурлыкание кота. Коридорного типа многоэтажная «панелька». По узкому коридору вдоль детских велосипедов, старых тапочек, ящиков, не работающих стиральных машин, бредём навстречу к маме, как тот мамонт в мультике.
Назад:
Общага на Добрынинской. Серое ободранное здание как одинокий пьющий холостяк – в разных носках, мятой грязной рубахе, потный, не бритый, выпивший, с грустью в глазах, сознавая возможные последствия такого быта, любя их и боясь менять на комфорт, горячую воду, тишину, нормальную мебель, человеческий график. Еще один стакан и ну всё и все на ***! Понеслась пляска по столам, танцы на осколках человеческой совести.
Вечерний круг с чаем. Стаканов нет только литровые банки. Медленно, без спешки, еды кроме кетчупа и хлеба сегодня всё равно нет. Беседа как угасающее пламя, то искры в небо, то тишь до золы.
- Знаешь Витька ведь из московской семьи. Родители то ли академики, то ли профессора. Химия или физика не знаю. Несколько квартир в Москве. Машины это они Витьке покупают. Он даже учился в МГУ пару курсов давно, да что-то не смог говорит. Скучно было.
- А к чему это ты, Люся, завела разговор о нём?
- Зря ты так его не любишь, он постоянно с детьми возится беспризорными. Даже солдатикам помогает.
- Ну, просто потому что, я - гандон! Потому и не люблю, - прыснув водой на пламя.
***
Не большая двухкомнатная квартира. Аккуратная, ухоженная. Пастельные тона обоев. Портрет Есенина в чеканке в коридоре на стене. Запах куриного бульона. Полки с книгами. Книг очень много. Я растерянно стою и разглядываю корешки.
- В основном это каталоги по горному делу, геодезии, геологии. Мы с Евгением Павловичем учёные геологи. Всю жизнь изучали месторождения руд редкоземельных металлов, - не высокая пожилая женщина. Седая, с прямыми и ясными чертами лица, с открытым характером. На ней строгое тёмное платье, так как будто она собралась на работу.
- Игорь, - представляюсь.
- Да, да, я знаю. Мне Витя про Вас рассказывал, - она рождает мягкое и тёплое чувство симпатии. Хочется сесть перед ней тихо, не заметно, и слушать её не переставая, ловя аромат её духов и интонаций. Она продолжает мне что - то рассказывать: про детство Вити, про их постоянные командировки, про Витиного папу – Евгения Павловича. Он умер два года назад, теперь вот сын полностью ухаживает за ней, простуженные на севере ноги дают своё знать, раз в году она встаёт на костыли, она приготовила нам чай в термосе в дорогу, она так рада, что Витя встретил меня. Я смотрю ей в глаза и падаю всё глубже и глубже.
***
Еле слышное урчание двигателя, темнеет. Дорога, мы свернули на просёлочную, петляет, стремиться извернуться и скрыться из глаз в лесу. Я, молча, веду машину. Витя спит на соседнем сидении, неуклюже сжавшись, держа в руке фото моего пацана. Он оказался неожиданно крепким. Несколько таблеток «родедорма» растертых в порошок и подсыпаемых мной в его пиво, свалили его с огромным трудом. Заснул он только в середине пути.
Всё дальше и дальше вглубь от Москвы. Целенаправленный путь. Эти места мне известны, старые карьеры изрезали местность как язвы кожу. Здесь добывали бурый уголь, песок, гравий. Железные ножи экскаваторов кромсали землю, её рвали взрывчаткой, дробили в грохотах. Огромное количество народа участвовало в добыче полезных ископаемых в этих районах. Но с приходом Перестройки, а дальше рыночной экономики, оказалась что, себестоимость добытой тонны намного выше её рыночной цены. Экскаваторы и трактора лихие ребята порезали автогеном на бульонные кубики и сдали в металлом. Деревни опустели, молодежь уехала, старики умерли. Дома пустыми глазницами окон смотрели в темноту. Остовы одиноких зданий АБК среди заросших территорий. Ржавые ворота сбиты мародерами. Дыры в земле, ранее роившиеся техникой и людьми, заполнила подземная и дождевая вода, образовав чистые прозрачные бездонные озёра. На крою одного такого я остановлю машину, вытащу Витю, свяжу его, толкну в пропасть, выкурив несколько сигарет, сяду за руль и уеду. Не забыть, лишь вытащить фото сына у него из рук.
Только её слова горят во мне: «Я понимаю, куда Вы его везёте. Пусть он только не мучается!»
Назад:
Серое осеннее приморское небо. Два одиноких мужских силуэта на пустынном пляже. Бутылка красного вина переходит из рук в руки. На подстилке рассыпаны мелкие чуть битые яблоки. Ветер набирает мощь.
- Ты, правда, не знал? «Катафалк» постоянно таскал детей с трёх вокзалов к себе домой. Не брезговал и солдатами, под предлогом помощи в переезде заманивал к себе, а там ломал их, насиловал. Дети вокзальные его знали, и понимали, на что идут, - Руслан глубоко всем телом глотает, пытается закурить. Ветер и капли не дают ему такой возможности. Начинается дождь, приходит прилив.