В те далекие времена, о приверженности к религии помалкивали. Мы все знали, что религия – это «опиум для народа», и со всей своей пылкостью октябрятско-пионерско-комсомольского сердца отбивались от всего, что могло нас связать с религией. Мы воспитанные в духе различных Измов, были уверенны в своей правоте, и потому, когда наступал этот день, воспринимали его, как нечто принадлежащее исключительно нашим бабушкам и дедушкам. Но, при всей нашей детской «партийности», надо признаться честно – этот день мы любили. Хоть и не понимали значимости праздника, значимости его сути, и – его важности, когда весь духовный мир объединяется под светом добра и мира. Для меня же, и моих сестер, братьев этот день всегда казался необычным, удивительным и очень сладким.
Праздник Ураза-Байрам – день моей бабушки!
Бабушки, которая не смотря на свой возраст, перепады давления, и этого противного стука молоточков в голове держала пост все дни. Ни жара, ни холод не могли ее остановить. Всегда тихая, спокойная, ровная. Она никогда нам не навязывала свою веру, и даже наоборот, когда мы хотели прикоснуться к этому таинству, к этому непонятному и тем самым привлекательному ритуалу, она тихо отвечала отказом. И в этом отказе было больше желание не навредить, не испортить жизнь своим детям, находящимся под властью Партии и Советов, чем не допустить нас, своих внуков в эту тайну. Когда она, несколько раз в день раскладывала свой старенький чистенький коврик и начинала молиться, мы бросали свои игрушки, прекращали шуметь и стараясь говорить шепотом, смотрели со стороны. Нет, мы не старались запомнить специально, просто вот так, наблюдая за бабушкой, это становилось привычным и мы знали когда он повернет голову, когда наклонится. Мы знали движения, но не знали слов. А слова то, как раз бабушка и отказывалась нам говорить. Приговаривая, правда, что однажды это придет к нам само. Хотя, нет! В одну тайну она нас все же посвятила. По ночам, перед сном, она читала нам вслух «къулху» и «алх1ан» и просила повторять за ней. Слова на арабском звучали замысловато и красиво, и мы, не понимая значения, но осознавая значимость слов, повторяли вслед за бабушкой.
Пост в нашей семье держала только бабушка. Рано утром, с самым рассветом, она тихонечко вставала, стараясь никого не разбудить, готовила себе простенький завтрак, и молилась. Стук кувшина об деревянный пол веранды иногда будил меня, и я выходила в прохладу раннего утра, подсаживалась к бабушке и слушая ее глубокий голос, читавшей Коран, засыпала, прижавшись к ее теплому и мягкому телу, пахнувшему почему то молоком. Пост не мешал бабушке работать наравне с нами. Родители, правда, старались уберечь ее от тяжелых работ, и внимательно следили за самочувствием, всегда готовые прийти на помощь. А с какой тщательностью готовился ужин для бабушки! Обязательно соблюдались все ее желания, которых у нее и так было очень мало. Бабушка никогда не требовала повышенного внимания к себе, поскольку не считала свой пост чем-то выдающимся. Это было для нее привычно, родимо и может быть, в минуты, когда она смотрела в даль высоких гор, она уносилась в то время, когда ее родители так же как и она сейчас, держали пост, а потом, вечером, сидя за одним столом, в единстве мыслей, чувств читали молитву и ужинали. Доброе и светлое время, которое осталось только в ее памяти.
День Уразы мы ждали с нетерпением. Ждали праздника. И праздник всегда приходил в дом ярко, светло и шумно. В последний день уразы, вечером, он врывался в дом с первыми криками детей, появлявшихся во дворе и поздравлявших с окончанием светлого месяца. Шум и толкотня детишек, смех взрослых и множество сладостей, что сыпались в кулечки, делали этот день особенно радостным. А мы, малышня, ждали, когда бабушка разрешит и нам поучаствовать в этом детском хождении за сладостями. И бабушка разрешала, но строго запрещала ходить к чужим людям, поскольку это было неприлично для девочек. Так же, она наказывала нам, вести себя скромно, учила правильно произносить поздравления и пожелания добра и не забывать что мы – девочки и должны вести себя подобающим образом.! Братьям же моим разрешалось все. И они уносились в ночь с огромными пакетами.
А с утра мы встречали гостей. Приезжали из города, из других сел. Все нарядные, веселые и какие-то необычайно светлые.
Столы ломились от изобилия. Вазы с фруктами, сладости и конфеты, мед и варенье, халва и натух1, пироги и компот. Гостей усаживали за стол, во главе которого восседала наша красавица бабушка. В этот день, как-то особенно виделась ее красота. Величавость ее просматривалась в каждом жесте, слове, взгляде. Скромно улыбаясь, она принимала поздравления и подарки. А мы, стоя в стороне, удивлялись тем чудесам, что происходили на наших глазах.
***
Конечно, религиозный смысл праздника тогда от нас ускользал.
И только сейчас, спустя много лет, когда все больше людей стали держать пост, когда вера пришла в наши сердца, мы стали понимать истинную ее значимость.
Это праздник, озаряющий светом наши души, делающий нас лучше.
Из года в год.