Я шла к метро, и чувствовала на себе чей-то взгляд, причем это был точно такой же взгляд, который я заметила утром, но не вычленила из общей атмосферы улицы. Я пыталась осмотреться, но ветер мне мешал, и я так и не поняла, где находится человек, который на меня смотрит.
В метро ехали грустные люди с мобильными телефонами, они очень громко, совершенно не стесняясь друг друга, рассказывали своим невидимым собеседникам про увольнения и сокращения. Я поняла, что почти всех людей в этом вагоне сегодня откуда-нибудь уволили. Но большинство из них не сдавалось, они бодро произносили тезисы о том, что кризис – хорошее время, чтобы начать свое дело. «Буду заниматься консалтингом!» - гордо говорил хорошо одетый молодой человек. Уж насколько я тогда плохо знала жизнь, но и то понимала, что никакой консалтинг у него не получится.
Рядом стояли две веселые девушки, и лица их были в юношеских прыщах. На девушках висели громоздкие фиолетовые рюкзаки. Они собирались в поход, не обращая внимания на время года. Одна сказала другой:
- К кризису нужно относиться, как к изнасилованию – расслабиться и начать получать удовольствие!
- Тихо ты! – сказала другая и громко захихикала.
Те, кто не говорил о кризисе и увольнениях, рассуждали об астрологии, и о том, что созвездие Овна предрекает войну. И последней темой был рост курса доллара.
В тот вечер, наконец, заработали батареи, и я всю ночь сушила свой белоснежный наряд, предварительно попытавшись оттереть прилипшую по дорге в офис грязь. Я решила еще один раз прогуляться в своем секонд-хендовом великолепии, что бы проверить, возникнет ли у меня снова ощущение этого взгляда невидимого человека. И правда, на том же месте по дороге в метро, я снова поняла, что он на меня смотрит. И на обратном пути - тоже. Теперь в метро я больше не слушала бесконечные разговоры о кризисе и сокращениях. Я думала о своем. И так я ходила в своем наряде и этих промокающих сапогах целую неделю, и еще целую неделю, и погода становилась только хуже. Я страшно простудилась, я понимала, что еще такое дефиле в расстегнутой куртке, и я умру, но теперь мне умирать уже не хотелось. Утром на улице мне выдали странную бесплатную газету, рекламирующую клинику тибетской медицины. Там предлагалось в случае болезни не вызывать скорую, а идти к ним. И нарисован был монах в желтом. А еще там было написано, что мужчины бывают трех типов – огонь, ветер и слизняк. Я очень испугалась, что тот, кто на меня смотрит, при ближайшем рассмотрении окажется слизняком. И тогда зря я тут наряжаюсь, простужаюсь и внимание на себя обращаю. И вот, вечером, после работы я не прошла мимо взгляда, резко рванула в сторону и прямо за рекламным щитом, предлагающим дешевые куриные ноги, я увидела его.
Он выглядел лет на двадцать пять и похож был на профессионального пляжного волейболиста, каких показывают по МТV. Но были в нем некоторые странности, которые сразу замечаешь, но не можешь сформулировать. И одет он был не как все, одежда сидела хорошо, но возникало ощущение, будто куртку для него сшил инопланетянин, знающий человеческую расу только понаслышке. Я сказала:
- Вы на меня смотрите, я знаю, - и поняла, что он ни за что не сознается.
- Я не на кого не смотрю, вам кажется, - отреагировал он довольно спокойно и очень быстро пошел куда-то в темноту дворов. И я пошла за ним, по стеночке, прячась за любые подходящие объекты, вроде детских горок. И вдали, через снегопад, я четко увидела, как он исчез в подъезде, открыв дверь своим ключом. Я подошла и встала у лестницы, облокотившись на перила. Я понимала, что лучше всего мне вернуться домой, принять антигриппин и выбросить убивающие меня мокрые сапоги, от которых почти уже отлетела подошва. Но я никуда не ушла и продолжала стоять у его подъезда и мерзнуть.
А в это время Октябрин вернулся в квартирку и застал на кухне учительницу, которая на калькуляторе пыталась свести тающий бюджет.
- Плохи дела? - спросил Октябрин, подсев рядом на табуретку.
- Да так себе, - ответила учительница, - Ты был прав, когда велел картошку посадить. Боюсь, скоро будем подножным кормом питаться.
- А где остальные? - спросил Октябрин.
- Там Леня Голиков для всех концерт устроил, на гитаре играет. Он же утром тебе говорил, просил, что бы ты обязательно пришел, а ты что, не слышал? Или забыл? И, вообще, что с тобой такое? Не слышишь, когда с тобой разговаривают, уходишь куда-то на целый день совершенно без толку…
- Больше не буду, - пообещал Октябрин, но учительница не поверила.
- Я теперь вспоминаю, ведь когда я говорила, что у нас все хорошо, ты мне отвечал, что вовсе и не хорошо, и все - просто иллюзия. И что скоро нас прихлопнет. Ну, ведь если бы между нами с тобой было все хорошо, мы бы справились с любыми проблемами, и этот кризис прошел бы незаметно, как все предыдущие. Значит ты, говоря про иллюзию, имел ввиду наши с тобой отношения? Ты просто меня не любишь, вот и все.
- Я с тобой больше десяти лет живу, как я могу тебя не любить? - спросил Октябрин, и учительница посмотрела на него с надеждой… И тут в дверь позвонили. Это пришла я.
Я смогла войти, потому что у подъезда остановился грузовик. Встречать его вышла деловая бабка с модной прической, и маленькие черненькие грузчики начали вносить в дом мебель, очень много мебели. Бабка руководила, картинно охая, когда ножка безобразного красного дивана в советском стиле задевала ступеньки. Между шкафом и тумбочкой я проскользнула внутрь подъезда и на первом этаже сразу почуствовала, где живет следящий за мной человек. Я позвонила, он открыл мне, не удивившись, не спросив, не сказав ни слова, и я так же молча зашла. Прямо из прихожей открывался вид на всю крошечную квартиру - вход в кухню и стена комнаты. Дверей не было. Из кухни выскочила женщина, одним махом оказалась в комнате, и вдруг исчезла прямо в стене.
- Заходи, - сказал мне хозяин маленькой квартирки, даже не спросив как меня зовут, и не назвав своего имени. Он вообще не обращал внимания на имена.
Я сняла свои сапоги, источавшие лужи талой воды на чистый линолеум. И пошла вслед за ним в комнату, страшно кашляя, и ноги мои оставляли мокрые следы. Он посмотрел на них с некоторым ужасом, достал из шкафа одеяло и сказал, «садись на диван». Я села, закуталась в одеяло, а он тоже исчез в стене. Там был нарисован котелок, как в сказке. Я подумала, что у меня бред. Ожидая непонятно чего, я долго, очень долго сидела на диване, пока не заснула.
Я проснулась от разговора в комнате и, вспомнив вчерашний вечер, испугалась открывать глаза.
- Федя, рано еще плакать, все еще будет хорошо, может она вернется!- говорил вчерашний незнакомец своему собеседнику.
- Не успокаивай меня, Октябрин Октябринович! - ответили ему, и я, наконец, узнала это странное имя, - Ее точно съели лесные люди, тут нет никаких сомнений, - голос молодого человека откровенно дрожал, - я тебя ни в чем не обвиняю, я никому из бункера ничего не расскажу - но зачем ты эту женщину привел? Учительница из-за нее ушла, точно – из-за нее… Зачем ты ее впустил?
- Не знаю, Федя, - ответил Октябрин.
Я непроизвольно начала кашлять и выдала себя. Я села и стала на них смотреть. Они стояли посреди комнаты, чем-то похожие друг на друга, но тот, что назывался Федей, был еще моложе, чем Октябрин. В глазах Феди стояли слезы, было видно, что он не спал всю ночь, он смотрел на меня, и взгляд его не обещал ничего хорошего.
Это-кусок романа "Хозяин Бункера". Добро пожаловать посмотреть!