Было одно место, в которое нас неудержимо влекло осенью. Ждали с нетерпением, когда родители объявят: «В воскресенье идем на сельскохозяйственную выставку». Шли семьями, с соседями и друзьями. В западной части парка, в котором в войну немцы устроили кладбище, располагалась выставка. Переходя из павильона в павильон, мы, городские дети, восхищенно рассматривали огромных коров и быков, поглядывавших на нас из-за решеток печальными глазами. Надолго застывали у стеллажей с пирамидами, искусно выложенными из яблок и груш. А каких немыслимых размеров были картофель и морковь, какие огромные тыквы громоздились у входа. Снопы пшеницы стояли у входа в павильон как часовые.
Вокруг гомонила и перемещалась шумная восторженная толпа. Вился ароматный дымок над мангалами, где расторопные парни в белых фартуках жарили редкие в ту пору шашлыки. Буфетчицы обслуживали так весело и быстро, что очередь таяла стремительно. Женщины, стоявшие за шашлыками, благосклонно поглядывали в сторону бочек с пивом, где уже толпились их мужья. В праздник все дозволено! С лотков, а то и прямо с машин торговали овощами и фруктами из пригородных хозяйств. На импровизированной сцене, сменяя друг друга, выступали коллективы художественной самодеятельности.
Гордостью железнодорожников был клубный духовой оркестр, один их лучших в городе. Ах, как умеют гордиться люди своим лучшим на свете городом, самой красивой улицей, с покосившимися заборами и сиренью за ними. Да, что там сирень! Памятник неподкупному гаишнику, оштрафовавшему собственную жену, установили. А тут оркестр, настоящий, с ним связывали жизнь с мальчишеских лет до глубокой старости. В праздники на парадах он шел впереди колонны, в скорбные дни, провожая в последний путь самых уважаемых работников железнодорожного узла-позади.
Выступления оркестра ждали с нетерпением, и он грянул где-то у входа, в другом конце выставки. Савинцы, забыв о покупках, бросились туда. Дети бежали впереди, ведь участником оркестра был наш сосед дядя Вася Демин. По вечерам, маленький сухопарый в наглаженной форме, начищенных башмаках, с футляром в руках он уходил на репетиции. Жена была его неизменной спутницей. Сидящие на скамейках домохозяйки тихо говорили вслед: «Счастливая, послушает музыку в клубе, бесплатно посмотрит кино. Не жизнь - праздник».
Полдня на выставке пролетали незаметно, потом дети уставали, начинали капризничать и родители с друзьями перемещались в парк. Здесь на лавках, а то и на траве, если было тепло, раскладывались покупки, скромно перекусывали и возвращались домой. Взрослые, под впечатлением увиденного, говорили, что вот и приходит конец этой скудной послевоенной жизни, что хоть детям не придется пережить то, что пережили они. Вот поднимаются колхозы и совхозы, скоро будет всего вдоволь. Мы редко видели своих родителей такими веселыми и возбужденными. И нас затягивала эта атмосфера ожидания грядущей счастливой жизни.
Город, попавший в эпицентр сражения на Курской дуге и полностью разрушенный, отстраивался заново. Начали ходить автобусы. Это тоже стало событием. Его сопровождала восторженная толпа, одна из самых любопытных зрительниц едва не попала под колеса. Как её успели выхватить. Мать одного из моих друзей устроилась кондуктором и катала нас целыми днями до головокружения. Из лагерей возвращались бывшие фронтовики и «враги народа», сгинувшие еще до войны. Дедушка ждал возвращения брата, мы все ждали, но в семье говорили об этом шепотом. Открывшаяся в 1955 году областная сельхозвыставка казалась предвестником грядущей счастливой жизни.
Прошло уже больше полувека с того праздничного дня, и мы все ждем эту сытую, счастливую жизнь.