Про то, как Тимофея от пьянства лечили

Виктор Жирнов
У Марфы муж – горький пьяница…
Как не мечется бедная баба, а только на всё рук не хватает.
Во дворе – запустение: сарай наклонился, забор покосился, корова в базу голодная, пёс едва цепь таскает…
На хате – крыша, как сито, то там, то здесь течет.
В самой хате - семеро по лавкам сидят.  И ещё - два рыжих кота с такими же голодными глазами…
Полное запустение и в личной жизни. А откуда возьмется она – эта личная жизнь?
Вон он, пьяный с утра до ночи… Какая с ним может быть… жизнь. Как детей «настрогал» - загадка.
Долгов – как  у китайского купца шелков. Чего много? Да, пожалуй, только слёз в глазах.
Плачет, сердечная,  выплакать не может…
Вон, на столе – солонка, да сахарница. Да и то, стыдно признаться, коты умудрились загадить. Ну, что за манера у этих котов – всюду «метить». От такого «окропления» - хоть святых выноси!
Если чай пьют, то – «пустым», а так больше компот пьют или кисель.
Хорошо ещё лето выдалось урожайное: по лесополосам «кульги» нарвали, да яблок и груш насобирали.  На нитках под потолком в сенцах развесили…
«Мамуль, сахар в чай не сыпь, а то, гляди, окочуримся", - предупреждает старшенький.
А младшенький, сидя  на корточках у печи и прозорливо щуря глаза, задумчиво роняет:
«Правда, вонь от сахара – не передать! Аж «дыхалку» перекрывает… Вот бы водка так пахла! Может папка пить перестал бы…»
Все переглянулись, даже коты…
Как Марфа кошачье «зелье» собирала – осталось загадкой. Да только в один из последующих дней, когда муж вернулся  домой «на ушах», в старых валенках, что стояли в углу в сенцах, обнаружил он спрятанную бутылку «беленькой». И в течение вечера, и части ночи шнырял в сенцы под предлогом «покурить хочется».
На другой вечер Тимофей обшарил все валенки – выпивки не обнаружил. Задумался.
Прокрался на цыпочках в пустую кладовую и там, за старым сундуком, нашел другую бутылку.  «Распечатал», хлебнул и ехидно улыбнулся – обманул-таки жену!
И так – несколько вечеров подряд: находил и опустошал…
Марфа теряла терпение: похоже, эксперимент провалился. Но, однако же, хоть и выросли от того их долги, она продолжила начатое дело. Уж больно велика была её вера в чудо.
И чудо свершилось!
В какой-то из тех дней Тимофей вернулся ещё засветло и совсем трезвым. 
Правда, взгляд у него был испуганный, а голос жалобный …
«Поставь таким у дороги милостыню просить, так за день все б долги вернули», - мелькнуло в Марфиной голове. А у самой сердце защемило…
«Видно мне, Марфушка моя, того – кранты…»
« Чего это ты?» - встрепенулась  Марфа.
« Беда… Пить не могу…»
« А что так?»
« Что ни пью: водку ли, самогонку ли, мотнул головой Тимофей, – всё прёт из меня назад, как из заговорённого. И такая вонища! Не приведи, Господи… И всё мне воняет непонятно чем. Допился я… Наверное, всё – конец!
« А может быть не конец, а начало? – робко обнадежила его жена. – Новую жизнь начнешь. Половина её в угаре прошла. Разве ты жил? И мы рядом с тобой…»
« И то правда, - согласился Тимофей. – Прости…»

Когда Марфа, замешкавшись в коридоре, вошла в комнату, то глазам своим не поверила:
Тимофей стоял посреди комнаты на коленях и молитвенно, в слезах, просил у детей прощения.
Всё! С того вечера и до последних дней своих он к рюмке даже не прикасался.
Мало-помалу  жизнь выровнялась.
Марфа расцвела каким-то запоздалым буйным цветом - никто не угадывал её!
Долги отдали. Хозяйство в порядок привели. Через время деньжат накопили. Пригодились денежки.
Семь свадеб сыграть – это тебе не халам-балам!
Жизнь такой счастливой стала… Эх!
Но про то, как Тимофея от пьянства  лечила, Марфа так никому и не призналась…