Поварское искусство

Галина Алфеева
Мана провела в Нинтории зиму. За это время она сносно освоила язык, крепко сдружилась с семьёй Филлусена и, будучи в положении бездеятельной гостьи, много перечитала книг и свитков в филлусеновой библиотеке. Нинториец имел учеников, и Мане было позволено присутствовать на занятиях. Её немало удивило, что в Нинтории женщинам разрешено посещать занятия наравне с мужчинами. В благодарность она позволила сделать копии  с записей Юджии.
Как только возобновилось судоходство, она стала просить отпустить её. Из Ро ничего не было слышно, и она решила плыть в Утерехте, чтобы потом оттуда при возможности добраться до столицы, где собиралась разыскивать Оэ Варнге. Филлусен Оэ Варнге не знал и ничем помочь Мане не мог.
– Возвращайся, как только окончишь свои дела. Мы будем ждать тебя, – сказал нинториец перед тем, как она поднялась на корабль.


Из дневника Маны

В прошлый раз я писала о счастливом стечении обстоятельств,  по которому я оказалась в таверне у госпожи Нубы. Небо милостиво ко мне: хозяйка меня не обижает, платит исправно, остальные тоже относятся неплохо. Каона, девушка, с которой я делю комнату, стала мне почти подругой. Посетителям нравятся мои игра и пение, меня часто просят играть, и  я не отказываю, хотя проводить ночи в компаниях подвыпивших гостей довольно утомительно. Но смущает меня  то, что Каона не только развлекает их за столом, но иногда и разделяет с ними свое ложе. И, кажется, от меня ждут того же, хотя госпожа Нуба никогда прямо со мной об этом не говорила.
Из Ро по-прежнему никаких новостей – это удручает. Сердце мое не здесь, но разве я что-то могу изменить?
Дни и ночи всё ещё холодные, иногда даже утром трава белеет от инея. Поскольку идти в столицу придётся пешком, я хочу дождаться хорошей погоды, а пока зарабатываю деньги, как могу.

Дописываю сегодня потому, что пришли тревожные известия: оказывается, в столице уже дней десять во всех храмах молятся и приносят жертвы за здоровье Правителя, но самочувствие его всё только  хуже. Сразу поползли слухи о заговоре, об отравлении, ищут виновных. Говорят, уже разосланы предписания всем, входящим в Совет кланов, собраться в столице. Значит, надежд на выздоровление Царственногородного нет. У Правителя два младших брата, но нет сыновей. Хозяйка слышала, что одни сановники поддерживают одного из братьев, а другие – другого. Всё это очень грустно. Жалеют Владычицу Золотого Дома* и маленьких принцесс. Видимо, это единственные люди, которые сейчас искренне печалятся о государе.

***
Сегодня только и разговоров, что о смерти Царственнородного. Те, кому по силам путешествие в Ранг-Нагар, собираются поехать: посмотреть на похороны, которые обещают быть пышными, и на провозглашение нового Правителя. Здесь, в местном Чертоге, жрецы уже служат в траурных облачениях, читают: «Ты, Предвечный, Созиждитель Неба»**.
Утром, когда наше время отдыха, я ушла в город. Слушала разговоры: сожалеют лишь о том, что не могут посмотреть на похоронную процессию! Старики беспокоятся, что братьев двое и из-за этого может начаться муждуусобица. Всеблагое Небо!
Зашла в Светлый Чертог, постояла, послушала. Слова заупокойной напомнили мне обо всех, кого я потеряла – слезы потекли из моих глаз неудержимо, я едва не хлюпала носом. Окружающие, наверное, дивились: какая впечатлительная барышня!


Когда оба: и Къен, как глава Тореа, и старый Саакед получили весть о созыве Совета кланов, племянник, некоторое время пропадавший в родительском поместье под предлогом ведения хозяйства, немедленно вернулся, чтобы сопровождать дядю, здоровье которого оставляло желать лучшего, в столицу.
Мейдо не отходил от пожилого человека, и Къен постоянно требовал от него отчёта о самочувствии родственника, тем не менее, тяготы дороги ещё более усугубили старческие болезни, и Саакед едва поднялся, чтобы сойти с носилок на ложе, когда они прибыли в Ранг-Нагар.
С одной стороны, Къену было выгодно, чтобы дядя не смог присутствовать на Совете: Саакед собирался отдать голос за Дъернкорна, и племяннику никак не удавалось перетянуть его на свою сторону; с другой стороны, без связей старика, хоть и очень небольших, ему было трудно найти пути в придворный мир.

В весёлом доме уже ощутили убыточность этих траурных дней: прежние посетители навещали редко, и теперь здесь  были рады даже случайным гостям. Впрочем, Матушка Рамуш большие надежды возлагала на время коронации. Чтобы соответствовать настроениям,  она велела не устраивать шумных увеселений, переодела девушек в скромные платья и запретила им днем выходить на улицу, а вечерами – петь  на террасе легкомысленные песенки, которыми они прежде привлекали гостей. Девицы скучали, Тессад ходил с кислой физиономией, а Тагата мрачно докладывала о ежедневных убытках, но Матушка Рамуш твердо держалась выбранного направления.
Остановившись с дядей по пути в столицу в Утерехте, Къен вечером навестил Лаилин. Она уже давно не дичилась: зимой он нередко приходил к ней, и все давно знали о том, что Тореа выбрал её своей женщиной.
Матушка Рамуш осторожно намекнула ему, что он может взять Лаилин из дома на некоторое время. В конце концов, она не так юна, чтобы быть в первом разряде девушек и оставаться постоянно в заведении. Къен обещал дать ответ по возвращении из столицы.
«Видимо, над нашим родом какое-то проклятие: мы оба – я и Юджии, тянемся к этим женщинам из весёлых домов», – в дороге думал он, вспоминая ночь, проведённую с Лаилин.
Как-то он спросил, что значит её имя. Горький Цветок – отвечала она и рассказала, что это название одновременно лекарственной и ядовитой травы, вызывающей, если не рассчитать количество, видения и лёгкое умопомрачение. «Кажется, ты перебрал этой травы», – заметил себе Къен.
В Ранг-Нагар на похороны Правителя  он  взял с собой кроме Мейдо пятерых слуг, трое из которых прошли выучку у Цайше. Несколько человек давным-давно находились в городе. Одни  – под видом прислуги или торговцев-разносчиков, другие – в чёрных одеяниях паломников, бормоча в Чертогах молитвы и заклинания. Где наглостью, где  деньгами, они проложили себе путь сквозь все семь усиленных караулов на семи городских воротах и рассеялись по постоялым дворам и тихим окраинам Ранг-Нагара.
Это они ходили и слушали, что говорят на рынках и храмовых площадях, в харчевнях, тавернах, в ремесленных кварталах и лавках, среди менял, стражи, бедноты и горожан, интересуясь простым, но очень важным вопросом: кого из двух братьев почившего Правителя поддерживает город – Дъернкорна или Берисарге.
Дъернкорна, младшего, в столице прочили на трон как осторожного, искушенного в государственных интригах, умеренных взглядов наследника. Он благоволил чиновникам, жрецам и  дворцовой знати, однако, умея всех держать на расстоянии. Берисарге, которого Царственнородный брат за два года  до смерти освободил от должности  Главного Смотрителя гарнизонов и поручил вести дела военно-торговых экспедиций, больше поддерживали в провинциях, в Ранг-Нагаре о нем говорили с осторожностью, и оценить его способности могли немногие. Последнее время Правитель, опасаясь заговора, приблизил братьев, время от времени оказывая милости то одному, то другому, и побуждая  их интриговать  друг против друга.
Пока длились траурные церемонии и Южным царством управляли министры и советники, в стенах Золотого Дома и дворцов сановников, на тропинках ухоженных садов, в паланкинах и каретах велись непрестанные переговоры и совершались союзы-сделки. Малая знать рвалась к власти, Большая знать опасалась за свое будущее, те и другие чувствовали, что время дает редкие возможности продвинуться выше и свести старые счеты. Правильность ставки определяла будущее. Вельможи не спали ночами и редко посещали опочивальни жен и наложниц, предпочитая им мужские общества.

«Плачь, Ранг-Нагар, столица, город, чьи стены поднялись так высоко! Плачь, скрой от мира лицо, лицо матери, что скорбит о детях! Ибо нет у тебя детей более, тех, кто любит и бережет. Звери бродят по твоим улицам и терзают падаль, имевшую прежде душу. Некому защитить тебя. Стены твои разрушены, на месте дворцов пустошь. Сорная трава растет на крышах домов, имя твое забыто.
Где твое величие, Ранг-Нагар? – Его нет, нечестивый иноплеменник волочит святыни твои по земле, и попирает, и глумится.
И где доблестные мужи твои? – Головы их еще ворочают очами на пиках, вселяя ужас.
И где добродетельные жены твои? – Тела их поруганы, отданы на растерзание псам.
И где юноши, клявшиеся не предать твоей твердыни? – Кости их не узнают погребения.
 И где девы, блиставшие красотой в золототканых одеждах, виссоне и шелке? –  В неволе, рабынями иноземцев оканчивают они свои дни.
Плачь, Ранг-Нагар, ибо солнце твое закатилось».
Старый сказитель, поведавший слушателям древнее пророчество, вздохнул и обвел глазами толпу. Он остался доволен впечатлением, которое произвел: притихшие, стояли горожане – женщины закрывали лица руками и раскачивались, ребятишки испуганно таращились и жались к матерям, мужчины глядели хмуро себе под ноги. И только один человек встретился взглядом со сказителем. Старик едва приметно кивнул ему. Пора было переходить ко второй части представления.
– Слышите, вы, слышите! – возбужденно и тревожно заголосил человек в толпе. – Каких еще доказательств вам надо? Звезда Ибис*** уже стоит в небе, и Красные рукава****  уже предсказали день войны!
В толпе возникло замешательство. Люди стали оборачиваться к говорившему.
– Ты почем знаешь?
– Верьте ему, люди! Вчера с Северной границы прискакал вестовой: войска Терганы*****  перешли Миктип******  и  уже жгут наши поля и деревни. Пала крепость Ладис, и Ту-кхем*******  тоже пал! – крикнул кто-то с другой стороны и все обратились к нему.
 – Вот почему торговцы поднимают цены и рвут в три дорога!
– Наш мальчик служит на Севере! Всеблагое Небо!
– Вы слышали, они уже сожгли Ту-кхем! Да ведь от Ту-кхема до нас несколько дней пути!
– А эти, в Совете кланов, все еще решают, кого выбрать правителем!
– Да нас и защитить некому: войска рассеяны по гарнизонам, собрать их – потребуется не один день, а что сделают гвардия и пятьсот наемников...
– И ты еще надеешься на наемников! Они  первыми удерут отсюда, когда увидят армию неприятеля.
–Дети, дети мои! – надрывно закричал старый сказитель, пытаясь обратить их внимание к себе, но не очень успешно. – Идите же скорее: просите, чтобы выбрали достойного правителя, который примет тяготы войны на свои плечи и защитит вас!
– Верно говорит старик! Надо заставить кланы присягнуть Берисарге! – закричал тот человек, что прежде начал разговор о звезде Ибис и пророчествах.
– Царственнородный по праву!
– Берисарге! Берисарге! Пусть выберут Берисарге!
– Идемте, поторопим их!
– Поджарим им задницы, пока не терганцы не подожгли столицу!

Толпа устремилась к воротам Золотого Дома. По пути люди колотили в двери домов с криками: «Вставайте! Война! Бей терганцев! Присягу Берисарге!». Терганцы, бывшие в городе по торговым или иным делам, в ужасе от этих криков затворялись в домах и прятались под кроватями на постоялых дворах. Все прочие иноземцы, особенно те, что занимались торговлей или ростовщичеством, также сочли благоразумным не показываться на улице, справедливо полагая, что в давке особенно разбирать не будут – терганец ты или нинториец.
На площади перед запертыми воротами Золотого Дома собралось значительное число народу. Потом утверждали, что около пяти тысяч. Хотя сама площадь, носившая название Площади победных колесниц, вмещала не более четырех. Близлежащие улицы тоже были заполнены возбужденными людьми, кричавшими: «Присягу Берисарге!». Из уст в уста передавались, обрастая невесть откуда появившимися подробностями, новости о бесчинствах захватчиков в северной провинции.
Солдаты, охранявшие Золотой Дом, с недоумением слушали возгласы горожан и сами были близки к тому, чтобы поддержать сторону толпы. Обо всём этом и доложил тысяцкий Суддир, прервав своим появлением четвёртый час совещания Совета кланов.
Тореа ждал этого и готовил подходящие слова. И люди, с которыми он успел сговориться в печальной череде траурных церемоний, также приготовили свои речи и реплики. Арсидий и Къен сделали ставку на внезапность и страх сановников перед толпой.
Сторонников Дъернкорна весть о захвате приграничных крепостей действительно привела в смятение. Сановники переглядывались с генералами и те, в сильном волнении, не находили слов, чтобы объяснить происходящее. Къен накинулся на них, как коршун на кур: как могли они пропустить подготовку вражеской вылазки, как можно доверять подобным людям безопасность страны, как можно теперь перед толпой произнести имя правителя, который надевает военное облачение только для участия в традиционных праздниках? Мы накануне войны или, того хуже, народных волнений – убеждал Къен, череда престолонаследования должна быть последовательной: от более старшего к следующему по старшинству, иначе смущённая, подстрекаемая бунтовщиками, толпа выйдет из повиновения.
Его поддержали другие. Стали голосовать, и Къен с облегчением убедился, что им удалось перетянуть голоса сомневающихся на свою сторону.
Всё время, пока заседал совет, оба брата находились в одном покое, как это полагалось по Уставу. Генерал Хиэгге, почтенный, участвовавший в прошедших баталиях и убелённый сединами сторонник Дъернкорна, сам, следуя протоколу, низко склонившись, открыл двери перед наследниками. Принцы вошли в зал Совета. Их встретили поклонами и молчанием.
Хранитель Чертога уже стоял с раскрытым драгоценным ларцом, в котором хранилась Священная печать. Маж-Хаццэ, Главный Советник, толстый евнух в золотисто-багряной парче, начал читать слова Присяги – но не певуче и раскатисто, как обычно, радуясь возможности показать свой необыкновенный голос, а торопливо и невыразительно, словно стремясь поскорее отделаться от досадной обязанности.
Дъернкорн в первое мгновение смотрел непонимающе и удивлённо, потом овладел собой и спокойно коснулся губами расшитого рукава брата. За ним потянулись вельможи: по очереди подходили к Берисарге и целовали руку.
Младший принц отстал от толпы сановников, спешивших раболепно выразить новому Правителю свои чувства и преданность, для того чтобы, проходя через анфиладу комнат шепнуть одному из притаившихся за драпировками слуг несколько слов.
Когда ревущая Площадь приветствовала Берисарге, появившегося на огромном, украшенном флагами Царском помосте сопровождении министров, генералов, Совета кланов, супруги и детей, а также прочих родственников, и конечно, в первую очередь, брата и его жены, из кухонной двери, выходящей на дворцовый канал, в лодку, в каких обычно доставляли провизию, передали бережно рыбную корзину. Лодочник осторожно принял груз и быстро отчалил.

*Один из официальных титулов супруги Правителя (прим. авт.)
** Начальные слова заупокойной молитвы (прим. авт.).
***Современный аналог названия звезды неизвестен. Возможно, речь идет о комете. Ибис встречается в книгах Южного царства как предвестница тяжелых войн и природных катаклизмов (прим. авт.)
**** Красные рукава – прозвище придворных предсказателей, носивших одежду с красными рукавами (прим. авт.)
*****Тергана – княжество, граничившее с Южным царством (прим. авт.)
******Река, служившая естественной границей Южного царства (прим. авт.)
*******Крепости, составлявшие северную оборонительную черту (прим. авт.)