Петя довольно укутался одеялом, предвкушая сладкие ночные сновидения и необязательность раннего подъема. Подушка пахла крахмальной свежестью и с готовностью принимала в себя уставшее за день чело.
Мысли Пете приходили самые что ни на есть благостные.
«Вот хорошо бы», - думал он, зажмурившись, - «иметь такую суперспособность – лечить людей. То есть сначала посмотреть на человека и увидеть, ну не знаю, свечение, ауру какую-нибудь, и понять – ага! Вот у этого человека камни в почках. У этого кишечная непроходимость. Потом поделать пассы руками и всё – болезнь как рукой сняло. И деньги за это не брать. Хотя нет. Брать, но не по тарифу. Мол, кто сколько даст. Хочет – чирик. Хочет пол-ляма. И никому не отказывать. Никому! Вот такой я человек!»
Петя представил восторженные благодарные глаза будущих излечившихся. Представил свою смиренную позу, в которой он, смущаясь, будет принимать дары. Улыбнувшись, развернулся на другой бок. Теперь ему был виден коридор, который вдруг озарил свет люстры. Послышались редкие, заплетающиеся, шаркающие шаги.
«Отец», - недовольно нахмурился Петя.
Отец был в говно бухой уже четвертый день. Каждый раз приходя с работы Петя находил его распластавшимся поперек дивана со стянутыми до колен штанами, держащим в свесившейся руке скользкий пульт от телевизора. Вставная челюсть попадалась то на дне грязного стакана на журнальном столике, то среди оплеванных подушек, то и вовсе забытой на кухонном столе в натюрморте из грязных вилок, хлебных крошек и высосанных до капли водочных бутылок.
Петя уже долгое время слушал его густой храп, полагая, что отец проспит до утра. А утром он, Петя, уйдет на работу и не увидит это мерзкое пробуждение: дрожание рук, судорожное цежение холодного молока прямо с горла, красные вытаращенные глаза и кислый, выворачивающий запах.
В освещенном проеме возле туалетной двери показалась фигура отца. Он шел, как канатоходец, осторожно балансируя и крепко держась руками за стены. Подойдя к двери туалета, он потянул за ручку. Дверца приоткрылась и стремительно отскочила обратно, вырвавшись из рук. Ее связывала с косяком резинка, намотанную на ручку специально, чтобы дать домашней кошке возможность пользоваться лотком, установленным рядом с человеческим унитазом. Отец слабо протянул еще раз и потянул дверь вновь. Резинка не отпустила ее и сейчас.
Петя устало и недовольно наблюдал за этим, с раздражением сознавая, что накативший было сонный хмель рассеивается ежесекундно.
Резинка наконец соскочила, повиснув на круглой ручки двери туалета серым шнурком. Отец, сделав пару тяжелых неуверенных шагов, водрузился на толчке.
- Дверь хоть закрой! – крикнул Петя.
В ответ послышался влажный пердеж.
- Бля, - обозленно выругался Петя, смахивая себя успевшее нагреться телом одеяло.
Он напялил шлепки и, щурясь от приближающегося света, пошел к туалету.
- Дверь, говорю закрой! – накинулся он на отца.
Тот сидел на унитазе бесформенной тушей. Его красные глаза глядели бессмысленно и тупо. Они казались стеклянной поделкой, какой можно встретить вживленной в восковые манекены в музеях пыток. На щиколотках болтались истершиеся мокрые вонючие семейные труселя.
Петя похолодел. Он посмотрел себе под ноги и увидел влажные следы, ведущие из отцовской комнаты.
- Ёб твою мать! – протянул он, предчувствуя.
Петя прошел по следам в комнату. Наклонился к кровати, освещаемую бледными синеватыми всполохами бубнящего телевизора. На старой розовой простыне отчетливо виднелось влажное пятно.
- ****ь! – заорал Петя. – Мудак ****ый! Ты обоссался!
Зажав нос, он побежал обратно к раскрытой туалетной двери.
- Дебил сраный! – закричал он, нависнув над отцом. – Ты обоссался, пидарас!
Отец лишь кивнул головой.
- Ты понимаешь хоть что-нибудь, говно ужратое?! – продолжал бушевать Петя, стараясь не наступать на ссаные следы. – Ты допился до ****ей! Ты обоссался, как бомжара!
Отец вскидывал голову. В его взгляде не читалось ни капли понимания.
- Ууууу, ****ь! – схватился за голову Петя.
Еще раз взглянув на мокрые следы на линолеуме, он заскочил в ванную комнату, резким движением широко открыв кран. Нащупал на батарее под раковиной половую тряпку и бросил в ванну, направив на нее струю. Открыл шкафчик. Где-то среди флакончиков чистящих средств и эмалей с облегчением нашел пару резиновых оранжевых перчаток. Торопливо натянул их, еле налезающих, на руки и отжал успевшую впитать воду тряпку. Вышел в коридор и остервенело вытер расползающиеся следы. Вернулся в ванную и отворачивая голову от крана, выжал и сполоснул тряпку под водой, стараясь не дышать и не смотреть на бледно-желтые растворяющиеся и ускользающие в сливное отверстие капли.
Повесив тряпку на бортик ванны, отправился в отцовскую комнату. Сдернул влажную простынь на пол. Под ней на диванной обивке виднелось похожее по очертаниям пятно.
- ****ь да ****ый ты в рот! – вскричал Петя.
Взял с журнального столика пару газету и промокнул пятно сверху. Осмотрел одеяло. Простонал, увидев и на нем широкое мокрое пятно.
- Суууука ссанааая, - завыл Петя.
Выпотрошил одеяло из пододеяльника. К счастью, последний принял на себя основной удар. Схватив его и брошенную простыню, метнулся обратно в ванную. Вытащил из-под раковины широкий эмалированный таз и подсунул его под струю на дно ванны. Быстро оглянувшись, заметил окутанную в целлофановый пакет коробку стирального порошка. Густо высыпал его в набравшуюся в таз воду. Кинул туда пододеяльник с простыней и проминающими движениями утопил на дно таза. Убрав тыльной стороной запястья волосы со лба, краем глаза заметил в зеркале свою взбешенную физиономию.
- ****ец, - сказал про себя Петя. – Просто ****ец!
Наклонился к тазу и выудил оттуда потяжелевший пододеяльник. Сполоснул его под струей воды и отжал.
- В ****у, - сказал Петя, бросая его обратно в таз. – Пусть отмокает.
Он выключил воду и вышел из ванны. Дверь в туалет была по-прежнему открыта. Отец спал, свесив голову на грудь.
- Слышь, зассанец! – гаркнул Петя. – Снимай портки свои зассаные!
Отец не шевельнулся.
- Оглох, ****ь?! – рассвирепел Петя и яростно затормошил отца за плечо.
Отец встрепенулся и поднял голову.
- Что?- сипло сказал он.
- Портки ****ь ссаные свои снимай! – повторил Петя.
- Не понял, - мотнул головой отец.
- Хули ты не понял, ****ь?! – закричал Петя. – Ты обоссался, мудила! Снимай трусы свои обоссанные!
- Кто обоссался? – удивленно зашепелявил отец, невидяще уставившись поверх Пети.
- Ты, мудак, обоссался! – загрохотал Петя. – Посмотри на трусы свои – все обоссанные нахуй! Фу, ****ь!
Отец с усилием посмотрел вниз на ноги.
- Да, я обоссался, - признал он.
- Ну! – победоносно продолжил Петя. – Снимай их.
- Кого? – поднял красные глаза отец.
- Трусы, ****ь свои ссаные снимай! ****ый ты в рот! Совсем нахуй допился!
- Какие трусы? – продолжал качать головой отец.
- ****ец! – обессилено опустил руки Петя. – Приподними копыта свои.
Отец продолжал качать головой чему-то своему.
Подавляя в себе желание отвесить этому потерявший человеческий вид существу жирную оплеуху, Петя нагнулся и брезгливо стащил сначала с одной потом с другой отцовской ноги скатанные трусы. Держа их на вытянутой руке и стараясь не дышать, он отправился сначала в ванну. Потом, секунду поразмыслив, развернулся и побежал прямиком к входной двери. Выскочил на пустую лестничную клетку, где в глубине пролета темнел исписанный детворой мусоропровод. Открыл крышку бака, плюхнул туда трусы и с наслаждением закрыл, слыша, как мокрая ткань, цепляясь за стенки трубы, летит вниз.
Тремя прыжками преодолел лестничный пролет обратно и юркнул в квартиру. Отец уже шел покачиваясь обратно по коридору, по-прежнему активно держась за стены. Замерев у входной двери, Петя наблюдал, как отец преодолевает последние метры до кровати и мешком плюхается поверх расстеленных над ссаным пятном газет. Петя проследовал в комнату и выключил телевизор.
- Сука, - измученно сказал Петя над начавшим гулко храпеть телом.
Пошел в ванну. Вновь подхватил тряпку и вытер пол возле унитаза. Вернулся в ванну, сполоснул тряпку, отжал и повесил на батарею. Взглянул на застывшее в тазу белье.
- Утром развешу, - решил Петя и стянул перчатки. Кожа под ними пахла прелой резиной.
Петя вымыл руки мылом, вглядываясь в собственное отражение в зеркале. Серые в красных прожилках глаза смотрели сердито и устало.
Петя вытер руки полотенцем. Выключил свет и удалился в свою комнату. Плюхнулся в кровать и через минуту уже крепко спал.
Ему снилось, что он разбивает яйца. Все оказывались пустыми и заведомо выеденными.