Коробочка для папы

Юлия Чекмурина
В прошлый раз они почему-то быстро засохли. Поэтому сейчас Лиля завернула их в бумагу и спрятала в коробочку для рукоделия. На этот раз засохнуть они не успели – их нашла тетя Нина.

– Ты не можешь этого знать, Лики, – мягко и грустно говорила ей тетушка. –  И никто не может  знать: ни ты, ни я, ни мама. Просто ты очень этого хочешь, вот и уговорила себя…

– Нет, нет, тетя Ниночка, я не хочу, то есть хочу, но я не поэтому, – чуть кривя губы, высоким голосом  проговорила, как  пропела, Лиля и вдруг замолчала. Не хватало ещё расплакаться! То, о чем она думала,   о чем  знала, было слишком серьёзно, чтобы плакать. Кто же поверит слезам?! А ей так хотелось, чтобы тетя поверила! И она упрямо закончила:  – Просто я знаю, я правда знаю, что он приедет!

– Ну, хорошо, не будем об этом, – сказала тетя Нина, отдавая племяннице коробочку. – Сделаешь уроки – поговорим. Кстати, у меня есть интересное предложение для тебя.

– Какое?

Лиля спросила так равнодушно, что тетя Нина ответила не сразу.  Она подумала, что если скажет сейчас, Лиля, пожалуй, и не обрадуется. Вон как расстроилась, того и гляди заплачет. Пусть сначала успокоится, позанимается, а уж тогда…

– Потом, потом, – махнула она рукой, – после уроков.

Лиля вздохнула  и пошла к столу. Война – не война, хочется – не хочется, а учиться  всё равно надо.  И потом, второй класс – это всё-таки не первый. Это серьёзно. Она разложила на столе тетради, взяла карандаш и уставилась в окно.  Она не знает, а я знаю,  – подумала Лиля. – Может, не завтра, может, послезавтра или через два дня… Я буду идти домой, а мне навстречу … Нет, лучше не так. Я выйду вместе со всеми из школы, а на крыльце  – он.  "Папочка, я знала, что ты приедешь!" – закричу я, а он подхватит меня на руки (я ведь ещё не очень большая), закружит, а я буду его целовать, целовать! А потом мы пойдем по улице, и все будут оглядываться, потому что ко мне приехал папа, и он самый красивый, и у него такая необычная форма – черная, морская, непохожая на ту, в какой  приезжают фронтовики на побывку. Уже ко многим приезжали. К Вовке – брат, к Ларисе – папа… А соседи вчера письмо получили… А мы ещё ни одного…

– Лики, ты делаешь уроки? – У стола стояла тетя Нина и строго смотрела на неё.

– Сейчас, сейчас, я быстро. Тут всё легкое.

Тетя Нина молча покачала головой, но не ушла, пока Лиля не начала выводить в тетради аккуратные буквы: "Домашняя работа".

Вечером, после каши из турнепса с пшеном и чая, в который всегда добавляли всяких душистых трав, что сушили летом, они уселись на диван и, как бы между прочим, тетя Нина спросила:

– А ты слышала, что к нам эвакуировали театр?

Лиля кивнула, а тетушка, хитро улыбнувшись, добавила:

– Музыкальный!

– Да?  И будет представление? Балет?

– Насчет спектакля ничего пока не известно, а вот насчет кружка – уже точно.

– Какого, тетя Ниночка, какого кружка? Неужели…балетного?

– Угадала, – кивнула тетя Нина. – Представляешь, преподавать будет самая настоящая балерина, а занятия будут проходить в нашем театре. Не знаю, правильно ли я сделала… –  тетушка замолчала, словно ожидая от Лили каких-то слов,  но увидев её нетерпение, не стала томить и сказала: – В общем,  я тебя записала.

– Ой… Конечно, правильно! Это же моя мечта! – и Лиля с восторгом бросилась обнимать тетю.

А потом она вдруг притихла. Она подумала, что Лариса, её лучшая подружка, с которой они ещё летом познакомились и сразу же подружились, тоже больше всего на свете любит танцевать. Вот  бы и она тоже записалась! Опять были бы вместе.  Конечно, в школе у Лили тоже появились подружки, но всё-таки Лариса лучше всех. Она, правда, на год старше, но очень добрая и веселая.  Летом они были просто неразлучны:  гуляли,  играли и читали даже вместе. А ещё она научила Лилю делать конфеты из ягод. Это оказалось очень легко и очень вкусно. Просто нужно набрать ягод, любых, какие есть в саду, сварить из них сироп (воды добавить совсем  чуть-чуть, конечно, хорошо бы и сахара, но ничего, и без него можно), потом намазать на дощечки и положить на солнышко сушить. Из этого получится такая тягучая кисленькая плёночка, которую нужно свернуть в трубочки. Вот и готовы конфеты. Ужасная вкуснятина!

– Ну, и что это ты  заскучала? – спросила тетя Нина.

– А можно мне к Ларисе сходить? Вдруг она не знает и не успеет в кружок записаться?

– Смотри, Лиличка, уже темнеет. Пока соберешься, пока дойдешь… Нет, дружок, давай до завтра подождем. А записаться она успеет, можешь не волноваться.
 
Какой это был хороший вечер! Сначала они посидели, помечтали, а потом вспомнили, что в балетной школе занимаются всё-таки не в шароварах, как на физкультуре в школе, а в специальном костюме. Хорошо, что тетя Нина умеет шить и у неё много всяких остатков и даже больших кусков ткани – отрезов. Тетушка открыла большой ящик комода, и они вдвоем с одинаковым удовольствием принялись  перебирать разноцветные лоскутки, подыскивая что-нибудь подходящее.

– Вот, – сказала наконец тетя Нина, раскладывая на столе кусок ткани, – эта, думаю,  подойдет. Всё, Лики, завтра же делаю выкройку и начинаю шить. А сейчас, моя дорогая, пора спать.

И как же сладко было сегодня засыпать и думать о том, что наступит “завтра” –  такое хорошее, радостное "завтра", когда начнут сбываться мечты!

Тик-так, – отстукивало время. День за днём  проходила осень. Лиля думала о папе каждый день. Когда шла в школу, когда возвращалась из школы, по дороге в театр. Она шлепала по лужам, не всегда замечая их, – она представляла встречу…

Желтели деревья, с кленов падали огненно-красные листья, но она и их не всегда замечала, а когда замечала, то  радовалась им не так, как в прошлом году: не для себя –  для папы. Она  представляла, какой яркий, веселый букет подарит ему, и как он обрадуется, и как тогда – вот тогда  разноцветные листья  станут по-настоящему красивыми. Как прошлой осенью, когда ещё не было войны. А папа всё не ехал. Уже облетели листья, пожухли, свернулись в коричневые трубочки. Осень стала некрасивой и скучной, с частыми холодными дождями, серыми тучами и голыми, черными и очень печальными деревьями. Чаще стали приходить грустные дни, когда Лиля особенно скучала по маме, папе, сестренкам, по милой, доброй бабусе и замечательно веселой тете Пане, когда утром ужасно хотелось спать и не хотелось идти в школу, и почти всё время хотелось есть.  Пирожки всё реже  и реже появлялись у них в доме, но каждый раз, когда это случалось, Лиля прятала несколько штук для папы. «Вот он приедет, и у нас будет радость – и как же тогда без пирогов? – шептала она, укладывая их в коробку. – И ведь неизвестно, в какой момент он приедет! Может, как раз в такой, когда в доме ничего не будет, даже каши без масла. Вот тогда и выручат  мои  пирожки!»

Потом стало совсем холодно и пошёл снег. Он шёл несколько дней подряд, засыпая город. "Наверное, высыплется весь сразу, – с сожалением думала Лиля,  –  и к зиме, к настоящей зиме, в тучах ничего не останется. А ведь под Новый год обязательно должен идти снег!"

Новый год Лиля любила больше всех праздников. Он был самым красивым и самым загадочным. Ей представлялось, что стрелки каких-то огромных – как земной шар – часов остановятся на двенадцати, во всем мире станет тихо на целую минуту (это очень долго, если смотреть на часы и ждать), а потом – раз! Стрелки громко щелкнут, запоет большой колокол  – и все-все-все перелетят через цифру 12 прямо в новый, 1942 год.

Тик-так, – отстукивали часы на стене. Время шло маленькими, мелкими шажками, но ни остановить его, ни замедлить, ни вернуть назад, понимала Лиля, – невозможно. И от этого было грустно и даже немного страшно.

Вместе с сильными холодами начался голод. Эвакуированных становилось всё больше, продуктов в городе – всё меньше. Как-то в один грустный зимний день тетя Нина пришла домой необыкновенно оживленной.

– Ну, Лики, – весело сказала она, – сегодня у нас будут пирожки! – И тетя Нина вынула из сумки небольшой комочек, завернутый в тряпочку.

– Что это? – спросила Лиля немного разочарованно.

– Дрожжи! Ты понимаешь? Настоящие дрожжи. А вот это… это…– говорила тетушка, вытряхивая что-то из сумки прямо в таз, – это, Лиличка, требуха!

Лиля поморщилась, но допытываться, что это такое, не стала. Ну, требуха так требуха, хотя слово ей не понравилось: на чепуху похоже. Тетя Нина посмотрела на племянницу и засмеялась.

– Это, Лики, такое  мясо. Просто его надо очень тщательно мыть, много раз менять воду, потом чистить, снимать все плёночки… Да что я тебе рассказываю! Вместе и сделаем. Хотя постой, с уроками-то у тебя как?

– Почитать осталось.

– Ну вот, иди читай, я здесь пока сама управлюсь. Когда закончишь – тогда и придешь помогать.  Требуха, Лиличка, – это песня долгая. Ну, иди, иди. Не тяни время.

– Ладно, не буду! –  Лиля уже знала, что после этой фразы лучше  сразу сделать то, что просят. Но всё-таки, уже на ходу заглянув в таз, поинтересовалась: – и что, вот из этого получатся пирожки?

– Ещё какие! – обнадежила тетя. – Пальчики оближешь!

"Здорово!" – подумала Лиля и опять спросила:

– А много?

У тети Нины дрогнули брови, она почему-то грустно улыбнулась и спросила:

– А ты  бы сколько хотела?

– Двадцать, – не задумываясь ответила девочка.

Тетя  засмеялась и сказала:

– Ну, что нам двадцать! Больше будет.

Пирожков и правда получилось много, и были они очень, очень вкусные! Лиле показалось, что вкуснее этих пирожков она в жизни ничего не ела. И, поглощая их с нескрываемым удовольствием, она думала: “Ну, ничего, теперь уже скоро, я знаю, недолго осталось. И как вовремя эта требуха появилась!”.

Перед сном  Лиля не стала убирать, как обычно, коробочку с пирожками, а поставила её рядом с кроватью. Сегодня она ложилась спать, почему-то совершенно уверенная в том, что завтра приедет папа.

– Спать ложатся на бочок Лики, Мики, Светлячок, – прошептала она уже в постели тихо-тихо.

Но тетя Нина услышала и с грустью подумала: “Соскучилась. Ах ты, милый мой человечек!”.
Утро счастливых новостей не принесло. Но чувство, с каким Лиля ложилась спать, не исчезло. “Ничего, ещё рано, – размышляла она, собираясь в школу. – Так всегда бывает: ждешь, ждешь, а потом – раз,  и радость наступила!  Так и сейчас. Наверное, он приедет днём. Может, я ещё в школе буду. Вот сижу я на уроке, примеры решаю, а тут вдруг кто-то в окно тихонько постучит. Все сразу повскакивают, начнут всматриваться: кто это, чей это папа? А мне и смотреть не надо, я и так знаю.  И Марья Ивановна обрадуется и даже отпустит с урока: «Иди, скажет, Лиличка, встречай папу!».

Но и днём папа не приехал. И всё равно чувство, что это произойдет сегодня, не уходило. «Что ж, – сказала она себе по дороге в театр. – Вечером так вечером.  Зато он, наверное, придет прямо в класс. Ой, да он же ещё и не знает, что я балетом занимаюсь. Вот он удивится! Вот тогда он увидит, что у меня самые изящные плие и “очень недурно” получаются батманы. Ах, как замечательно это будет!»

И сегодня на уроке Лиля так старалась, так легко и весело занималась у станка,  что Лидия Венедиктовна несколько раз ей улыбалась и говорила “очень недурно, Лиличка”, и называла её умничкой.

Но папа так и не приехал. И не увидел, какая старательная и балетная девочка его дочка. И Лиля загрустила. А по дороге домой она встретила девочку из их школы. Она шла со своим папой, держа его за правую руку, а левый рукав шинели болтался пустой. Нет, рука у него была, только она висела в специальной повязке на шее, Лиля такое уже много раз видела. А девочка была такая  счастливая, что даже улыбнулась и кивнула ей, хотя они и не дружили, и учились в разных классах, и даже не знали, как друг друга зовут. Когда они прошли мимо, Лиля вдруг поняла, что папа  уже не приедет сегодня.

Из театра она пришла уж слишком тихая и задумчивая. Взглянув на неё, тетя перестала шить и спросила:

–  Что случилось?

– Ничего, – ответила Лиля и улыбнулась, но так кисло, что тетя не поверила и забеспокоилась:

– Ты не заболела?

– Нет, просто я, наверное, устала. И выдумываю много. И ещё у меня  ноги болят. Ну так, не очень. – Ей не хотелось огорчать тетю, и она не сказала, что ей ещё и холодно, и голова болит.

– Да что это с тобой такое, скажи на милость…

– Просто спать хочу, – Лиля повесила пальто, взяла сумку и, проходя мимо тети, добавила, делая озабоченное лицо: –  А мне ещё стихотворение  переписать и наизусть его выучить.

– Знаешь, – сказала тетя Нина, – пойдем-ка чаю попьем. Это всё оттого, что за обедом ты плохо поела.

– Я потом, ладно? – Лиля прошла в маленькую комнату и села за стол. Стихотворение действительно нужно выучить. Но ей почему-то так не хотелось приниматься за уроки. – Ничего! – тихо сказала она.  Ни-че-го нет! Даже письма. Как же так? Ведь он должен был приехать!

По привычке она посмотрела в окно,  вспомнила сегодняшнюю встречу и вдруг не выдержала и расплакалась. Но тут же зажала рот руками: «Что, если тетя войдет и увидит? Расстроится, подумает, что мне у неё плохо, что я не очень её люблю, а я люблю, очень-очень!» Но остановиться уже не могла. Слезы текли ручьем, и она, схватив несколько карандашей – для оправдания, спряталась под столом. Она плакала тихо, но долго и безутешно. И даже когда вошла тетя Нина и ахнула:  «Лики! Ты где?» – ей нелегко было ответить ровным, обычным голосом:

– Я здесь, я  карандаши собираю…Я сейчас… –  Лиля вытерла глаза, помахала руками на лицо и, улыбаясь, вылезла из-под стола.  –   Вот, –  показала она зажатые в кулачке карандаши.

– Господи! Лиличка, да что это с тобой?  Ты почему такая  красная…и лицо распухло. Ты что, плакала?

Лиля сделала удивленное лицо: мол, с чего это тетя так решила.

– А чай будем пить? – как ни в чем не бывало спросила она. Тетя почему-то не отвечала, а только внимательно  смотрела на неё, и тогда Лиля притворилась проголодавшейся: – Тетя Ниночка! А пирожки еще остались? Так пирожка хочется!

– Пирожки! Ну конечно! – обрадовалась тетя Нина и поспешила на кухню.

Вечером Лиля заболела. В голове стучали молоточки и так шумело в ушах, что иногда она даже плохо слышала. Не раздеваясь, Лиля легла на кровать и тут же уснула. Потом она то просыпалась ненадолго, то опять засыпала. Что-то говорила тетя, раздевала её, поила лекарством и чаем с малиной, но всё это было как во сне. Один раз она проснулась и увидела, что тетя плачет. Лиля хотела спросить, что случилось, но не успела: сон опять навалился на неё, и она обо всем забыла.

А тетя Нина в эту ночь почти не спала. Она понимала, что это не простуда. Просто девочка  очень скучает,  и вот сегодня не выдержала: расплакалась, да так, что даже температура поднялась. Тут и до беды недалеко. И тетя Нина решала, как быть. То ли Тоню из деревни вызвать, то ли самим поехать. «А что, – подумала она,  – девочка учится отлично, в школе, я думаю, договорюсь. Вот и поедем. Да и нашим радостно будет. Тоже ведь скучают. Прямо завтра и поедем. Лишь бы всерьез не разболелась». Приняв решение, тетушка начала собираться. На какое-то время ей даже стало спокойней.

Утром Лиля проснулась и почти сразу услышала голоса. С кем это тетя Нина разговаривает? Лиля прислушалась.

– Слава Богу, обошлось. К утру и температуры уже не было, и спала спокойно. Но, знаешь, ехать всё-таки надо. Она молчит, не жалуется, но я же вижу: скучает. Но теперь…

– Теперь уже обязательно поедем. Все вместе. И сегодня же! – произнес мужской голос.
Лиля подскочила на кровати и схватилась обеими руками за горло. Ей показалось, что сердце сорвалось со своего места и бьется так, словно хочет выскочить. «Папа! Это же папа. Наконец-то!»

– Одного не могу понять, – говорила тетя Нина, не подозревая, что Лиля уже проснулась. – Как она могла знать, что ты приедешь?! А ведь она знала, Володя, понимаешь, точно знала. Она ведь даже…
Но тете не удалось договорить, потому что в этот момент с криком «Папа! Папочка приехал!» на кухню вбежала Лиля.

А в заветной коробочке лежали пирожки для папы. И совсем даже не засохли.