Гений

Посвящается великому петербургскому писателю
Вадиму Сергеевичу Шефнеру


Дело было в далеком 2197 году. Тогда еще не был придуман строительный материал газациум, но человек, который этот материал изобрел, уже был. Я, к великой моей гордости, был лучшим его другом. Звали изобретателя Александр Лисицын. Я поведаю вам историю жизни этого великого человека.
Родился он в Санкт-Петербурге, и уже к полутора годам безупречно говорил на трех языках: русском, английском и испанском. Подружились мы с ним еще в детском саду. Кстати, именно я привил будущему изобретателю любовь к родному городу, чем тоже горжусь.
К семи годам, когда настало время идти в школу, оба мы были небольшого роста, и старшеклассники поначалу дразнили нас, но через два года они окончили школу и спились. Еще через два года нас зауважали не только одноклассники, но и вообще все – и ученики, и учителя. В основном, конечно Саню, но наша дружба была просто не разлей вода, так что одноклассникам волей-неволей пришлось уважать нас обоих. А произошло это вот почему.
Однажды нас поставили дежурить в гардероб. Привалило столько народу, сколько я никогда не видел. Потом оказалось, что в тот день были выборы. После дежурства мы отправились к Сане домой, и долго обсуждали сегодняшний день. Мы вспомнили, как уже после четырех часов дежурства Саша пошел вешать чью-то куртку и упал в изнеможении. Но только я напомнил Саше об этом, казалось бы, незначительном происшествии, как он вдруг ни с того ни с сего распрощался со мной, и я отправился домой один, гадая, что же такое затеял мой друг.
Следующие два дня Саня не появлялся в школе, и я решил, что он обиделся, и даже решил назавтра зайти к нему. Но на следующий день Саша пришел в школу, а с собой принес какой-то железный кубик с кнопкой. Нам снова выпало дежурить в гардеробе, но я сказал: «Нет, на этот раз вы не будете мучить моего лучшего друга!» На что Саня с загадочной улыбкой ответил: «Не бойся, Дань, на этот раз я основательно подготовился». И как только мы вошли в гардероб, Саша нажал кнопку на своем железном кубе, и тот мгновенно превратился в робота, который вешал одежду и выдавал номерки. Я вскрикнул от радости за Сашу, и мы решили, что пока робот выполняет нашу работу, мы можем отметить эту маленькую для человека и большую для человечества победу бутылочкой Колы.
С того-то дня все и зауважали Сашу, а заодно и меня – его лучшего друга.
После окончания школы (оба мы окончили ее с золотыми медалями) мы поступили в институты. Я сильно увлекся музыкой и, должен сказать, стал не самым плохим скрипачом, а Саша увлекся химией и даже вывел какую-то теорию относительно газов (в подробности я не вдавался). Я всячески поддерживал его стремление к знаниям в области химии. Так как я был, в отличие от Саши, человеком общительным и имел в городе хорошие связи, то мог доставать для своего друга необходимые реактивы. А еще в то время мы собирали деньги на то, чтобы купить какое-нибудь скромненькое помещение, где Саша мог бы обустроить лабораторию.
Когда мы накопили на это дело, Саня стал демонстрировать мне свои опыты, в основном это были опыты с газами, но и с водой он тоже что-то мудрил. Я заинтересовался именно опытами с водой, и Саня меня даже научил кое-чему, так что впоследствии я смог помогать ему. Он отделил маленькую часть лаборатории (она и так была небольшая) и создал здесь невесомость, и мы после тяжелого трудового дня развлекались там, создавая из воды всякие фигурки и летая в этой невесомости. Еще Саша запустил туда какой-то оздоровляющий газ, который лечил от всех болезней, которые на тот момент знало человечество. Этот газ, проникая через легкие в кровь человека, убивал все вредные микробы. Так что когда один из нас заболевал, мы вдвоем (потому что процедура занимала около четырех с половиной часов) шли лечиться и одновременно развлекаться. Впоследствии Саша запатентовал свое изобретение, и такие комнаты стали создавать в каждой квартире, для этого даже не потребовалось никакой рекламы. Комнаты эти занимали мало места (почти как две душевые кабины) и цена их была весьма демократична. Не могу не похвастаться, что подушки для невесомистой (так мы ее прозвали) комнаты я смастерил сам по всем законам химии, за что Саша меня сильно хвалил. Потом, конечно, он их усовершенствовал, сделав их лечебными, и перенес в нашу атмосферу, предварительно написав внутри нее каким-то газом: «Изобретение моего лучшего друга Дани Зенитова». Я так обрадовался, что смастерил ему четыре водяные игрушки, которые он тоже впоследствии перенес в атмосферу, написав внутри них каким-то, судя по всему таким же газом, но уже другого цвета какие-то слова (я не вдавался в подробности).
Когда мы окончили институты, Саша пошел работать в какую-то научно-исследовательскую лабораторию по разработке некоего газа, который, по словам Саши, должен был не только убивать болезнетворные, но и производить неизвестные доселе науке оздоровляющие бактерии и выпускать их в атмосферу.
Через полтора-два года он сделал гениальнейшее открытие – выявил формулу этого газа, а все дальнейшее было делом техники. Через месяц после открытия он поместил этот газ у себя в лаборатории и провел опыт над умирающей кошкой, а потом и над человеком. Оба этих опыта прошли успешно, и Сашин институт при поддержке крупнейшей в мире газодобывающей компании выпустили громадное облако этого газа в атмосферу Земли. Хорошо, что газ был прозрачным, а то бы это облако заслонило солнце.
Не прошло и недели с этого дня, как все люди, проживавшие на территории Евразии, выздоровели и больше никогда не болели.
После этого Саша, которому в результате этой кампании выделили пособие в десять миллионов рублей в год, открыл свою компанию «НИИ Газа». Компания занималась тем, что исследовала другие виды газов. Не забыл Саша и обо мне. Я в те времена переживал финансовый кризис, и Саша (я ему обязан по гроб жизни) отдавал мне безвозмездно ровно половину своего пособия, так что я мог продолжать заниматься музыкой.
Но вдруг наше безмятежное существование внезапно оборвалось: полностью поменялось правительство, и чиновник, который выплачивал Сане это самое пособие, был уволен. Чиновник, занявший его место, не счел нужным поддерживать юного гения. Благо, что Сашин институт согласилась взять под свое крыло та самая газодобывающая компания, одновременно приняв на себя и расходы на научные опыты, и обеспечение карьеры молодого дарования. Но Саша потребовал от компании еще и моего обеспечения (я тогда играл в симфоническом оркестре ООН), на что газовщики тоже дали добро. Честь и хвала Саше за этот благородный поступок.
В моем оркестре играла девушка из России, звали ее Екатериной. Мы с ней сразу же подружились. Однажды я познакомил ее с Сашей, и они, похоже, стали лучшими друзьями. Сначала он вместе со мной приглашал ее на проведение своих опытов, а через некоторое время стал просить меня не приходить, когда в гостях у него была Катя.
Через полгода после знакомства с Катей Саня взял отпуск и поехал с девушкой на остров Пасхи, на что я очень обиделся. По прибытии они сообщили мне, что собираются пожениться. Я искренне порадовался за них, и мы вновь, но теперь уже втроем, радовались достижениям Саши в области химии.
И вот когда Саня накопил достаточно денег, мы стали думать о приобретении хорошей лаборатории. Саша хотел, чтобы она размещалась на каком-нибудь острове. Мы с Катей ничего против этого не имели. И вот мы купили здание на маленьком острове. Саня был несказанно рад этому приобретению, и в тот же вечер совершил свое очередное гениальное открытие. Из газа он построил прозрачную стену и нарисовал на ней карту родного Санкт-Петербурга, но эту стену легко было разрушить. Это, по сути, был первый шаг к открытию газациума.
И вот однажды Саша собрал нас у своего старого изобретения. Это был как бы камин, только топился он углекислым газом, а выходил из него не огонь, а теплый оздоровляющий газ. Такие камины до сих пор стоят во многих домах. Так вот. Он сообщил нам, что планирует изобрести невидимый строительный материал на основе газа, который, в отличие от той газовой стены, нельзя было разрушить никакими известными и неизвестными силами и природными явлениями. И мы сразу назвали его газациумом. Но Саша сказал, что работа над изобретением газациума небезопасна и есть угроза взрыва, так что Кате на время проведения опытов лучше покинуть остров. Сама Катя поначалу противилась, но мы ее убедили, что ее отсутствие на острове какое-то время будет лучше для всех.
После этого разговора Катя пошла в другой корпус здания на обед, а меня Саша попросил задержаться. Он сказал, что ему нужен дублер, и что он не знает, кого бы пригласить на эту роль. Мы стали думать. И вдруг он спросил меня: «А может быть ты?» Я сказал: «Да что ты! Я только испорчу все и, не дай Бог, разнесу это здание к чертовой матери». На что он ответил: «Ну а кто как не ты, мой лучший друг, не поможет мне совершить, может быть, самое полезное для человечества открытие?» После таких слов я не мог не согласиться.
Саша объяснил мне мою работу, которая состояла в том, чтобы я, когда Саша нажмет на кнопку какого-нибудь цвета, спустя ровно девять минут нажимал такие же кнопки на остальных двадцати шести пультах. Временные промежутки между нажатиями кнопок составляли от пятнадцати минут до восьми часов. Когда должно было происходить нажатие очередной кнопки, Саня меня предупреждал, и я клал руку на нужную кнопку и принимал низкий старт, так как бежать надо было как никогда быстро, ведь периметр здания был равен трем километрам, а за девять минут пробежать такое расстояние без подготовки непросто.
Так мы проработали тридцать два часа.
И вот настал черед нажимать последнюю белую кнопку. Я обежал все пульты, кроме одного, но рука уже не была так тверда, как в начале эксперимента. Вот вдалеке показался последний пульт. Из какого-то динамика Саша кричит, что осталось тридцать шесть секунд, я нажимаю на кнопку, но.… О, Боже! Я нечаянно нажал на кнопку два раза!
Я подошел к Сане с обреченным выражением лица. Он спросил: «Что такое?» Я ответил с тоской: «Извини, я сорвал тебе эксперимент – нечаянно два раза нажал на кнопку на двадцать седьмом пульте». На что он сказал: «Нет, все нормально. Наверное, ты второй раз слабовато надавил, и ничего страшного не произошло. Считай, тебе повезло, а то случился бы взрыв».
После этого мы подождали еще четыре часа: попили чаю и немного вздремнули. И вот, наконец, Саша повел меня в главный зал к пульту номер восемнадцать. В зале кроме пульта была какая-то труба, которая выходила из потолка, а заканчивалась, не доходя до пола. Внизу у нее имелась дверца с подносом. Все было тихо. Саша молчал. Я тоже не проронил ни слова. Мы слушали тишину. Вдруг резко что-то тихо-претихо заскрежетало. Потом все громче и громче. Скоро от невыносимого скрежета у меня заболели уши. Лампочки, находящиеся на этой трубе, быстро-быстро замигали. Саша стоял невозмутимо с серьезным выражением лица. Вдруг резко все остановилось.
Саша по-прежнему стоял, не говоря ни слова. Вдруг что-то звонко ударилось о поднос. Было видно, что у Саши немного задрожали руки. Он открыл дверцу и закрыл глаза. Потом открыл и тихо сказал: «Да». Я ничего не ответил. Он воскликнул: «Мы открыли газациум!»
Я заглянул внутрь, но ничего не увидел. Саша достал из кармана баллончик с краской и побрызгал куда-то внутрь. Я еще раз заглянул за дверцу и увидел фиолетовую модель Медного Всадника. Саша взял ее, и мы пошли в маленькую комнатку.
Это была лаборатория поменьше. Сначала Саша опустил модель в емкость с бурлящей кислотой, потом в какую-то коробку, подсоединенную к большому аппарату, с помощью которого Саша менял условия среды и нагрузок. Из коробки были слышны и удары, и шипение, и бурление, и скрежет, и многое другое. Когда Саша голыми руками вынимал Медного Всадника из коробки, я испугался, как бы чего не случилось, но Саша был невозмутим, хотя держал в руках, по сути, кусок твердого газа.
Мой друг сильно обрадовался и крикнул: «Ура!» Мне Саша объяснил, что проводил всякие опыты, но этот материал не уничтожить никаким образом. Мы оповестили Катю об удачном проведении опыта, дождались, когда она приедет, и легли спать. Мы проспали, по Катиным словам, два дня. Потом мы поехали в Питер, чтобы рассказать о гениальнейшем открытии Саши правительству. Власти, узнав о новом материале, приняли решение отреставрировать с помощью него весь город.
Теперь Санкт-Петербург преобразился. Все было заменено на газациум. Дома были, понятное дело, не прозрачными – их раскрасили. А вот фонари, столбы, провода стали невидимыми. Теперь в Санкт-Петербурге по ночам (если только они не белые) очень красиво: свет льется прямо с неба. Мосты тоже заменили на газациумные. Но в отличие от домов и столбов у них окрашен контур, а все остальное оставлено прозрачным. Золотая заклепка, замурованная в мост Петра Великого, теперь видна. Все памятники сначала тоже хотели сделать из газациума, но я настоял, чтобы с помощью этого материала защитили только их поверхность, дабы не портить культурные достижения далекого прошлого.
Таким образом, Александр Лисицын стал величайшим ученым всех времен и народов. Но он все еще продолжает совершать открытия. Будем ждать от него новых, не менее гениальных изобретений.