Очень странное место. Важный город Армении, которая в его времена, правда, называлась совсем не так.
Урартский Царь Аргишти I в 782 г. до Р.Х.построил на холме Арин Берд крепость Эребуни. После падения Урарту городом владели мидяне, персы, армяне. Там даже нашли монету с профилем Августа. Пережив эллинистический период, Эребуни постепенно опустел.
Арин Берд означает «кровавый холм». Предполагают, что из-за маков, которые росли на его склонах. А мне кажется, что это сырцовые стены, оплывая год от года, должны были растекаться потоками красной глины…
Теперь у подножия холма музей, где собраны экспонаты с раскопок Эребуни и соседнего города Тайшебаини – он веком старше, и погиб в одночасье от скифского нашествия. Музей давно требует ремонта, но его экспозиция – просто бенефис археолога, ведь находки были быстро и надежно законсервированы на тысячи лет в обширных подвалах. Под стеклом лежат доспехи, оружие, посуда; в черных мисках - зерно, плоды и сушеный виноград. На стене подвешен огромный бронзовый щит. Кто-то спрашивает в тишине: какими же должны были быть люди, чтобы такое носить? – Да такими же, как мы – гордо расправляет плечи мой спутник. Я смотрю на него и начинаю понимать, как прекрасна и одновременно тяжела эта армянская связь с близкими, далекими, и совсем дальними. Как нелегко, наверное, говорить: «и там - тоже мы, тоже наше», сплавляя эпохи и традиции в тяжелый сказочный слиток. Гордиться предками хорошо, но это знание предполагает и ответственность, которая может быть тяжелее бронзы, и требует великого благородства.
Поднимаемся на холм. Здесь фундаменты из огромных камней, редкая трава и глиняные осыпи повсюду. Стены уходили вверх на большую высоту, в цитадели был дворец, храмы, даже висячий сад. Раскопки начались в 50-х, а потом древний город попытались «обжить». Принялись восстанавливать зал с колоннами, некоторые комнаты накрыли камышовыми крышами – все это сейчас в запустении. С одной стороны, оно и к лучшему. Уж очень похоже на декорацию, что верна лишь отчасти. А с другой стороны, раскопки не закончены, и то, что раскрыто, требует консервации. Она, видимо, и велась – некоторые стены переложены заново, причем строители использовали вместо глины пескобетон. В принципе это варварство, но я ничего другого предложить не могу – разве только накрыть весь холм стеклянным колпаком от дождей и морозных ветров? Это невозможно, увы. Такие проекты не под силу маленькой стране. Я даже немного пожалел об империи: они ведь, империи, только тем и хороши, что могут порой обеспечить стабильность жизни и хороший уровень научных исследований. Хотя и это делают не всегда.
Кое-где копаются археологи. Аккуратно расчистили дно древнего кувшина, собрали осколки. Но тут же приходится ходить по краям таких же кувшинов, выступающим из земли. Не удержавшись, поднял с земли крупный кусок керамики. - Бери, все равно пропадет – отозвался добродушный голос.
По развалинам ходят туристы – все больше немцы. Смеются, фотографируют. Я тоже снимаю. Вдруг слышу, по-русски: …да, Николай II… очень похож… Передо мной стоят двое соотечественников, и довольно бесцеремонно разглядывают «иностранца». Странно, до чего развито в нашем народе представление о том, что всякий бородатый субъект непременно похож на Государя! Пока думаю об этом, к моим визави подходит молодой человек. На него набрасываются: так ты полетишь сегодня?!? – Не знаю. Мне нужно подумать ровно десять минут… Юноша вскарабкался на ближайшую стену, запрокинул голову, и стал вглядываться в солнце…
Действительно, отсюда хочется полететь - посмотреть на Арарат и Ван, на цветущие долины. Даже не потому, что высоко, не потому, что внизу, как на ладони, лежат кварталы новой столицы. Просто дует теплый ветер, припекает солнце, звенит тишина, и не хочется из каменного лабиринта спускаться на пыльный асфальт душного города. Города, который, кстати, назвали Ереваном именно по "преемству" со старой крепостью, несмотря на то, что даже простые селения в этой местности исторически прослеживаются далеко не всегда. Но для ереванцев этих лакун не существует. И выходит, что традиция не прерывалась, что народы сменяли друг друга, но питались от одной земли, а остальное не так важно. Отсюда же, наверное, родился и порыв к «обживанию» древнего города урартов (которых все же нельзя назвать прямыми предками армян), встраиванию его в современную культуру.
Спускаясь, понимаю, что Эребуни сделался иконой мятущегося самосознания маленького великого народа: необходимо оберегать то, что есть, возвращать потерянное, и обретать нечто новое. Только ужасно сложно решать все три задачи разом.