Непреходящая любовь... оконч

Яна Голдовская
 
  ... Но я поняла самое главное -  больше я никого не боюсь.
Ни его , ни мамы, вообще – никого. Я стала самой собой. Профессионалом. И достаточно уверенной в себе женщиной.
И это сочетание помогало видеть насквозь, а потому – лишало страха.
Мне тогда казалось, что это  уже навсегда.
Но так не бывает, если изначально ты знаешь, что такое – страх...
 
   Обалдев от того, что видит меня в другом качестве, да ещё уверенной и довольно ехидной, Женя ненадолго растерялся.
Но он не был бы собой, чтобы не сгруппироваться в течение минуты. 
И тут же предложил поехать к нему в новую квартиру в Доме на Набережной, - да, тот самый, описанной  Ю.Трифоновым...
 
Клятвенно обещал не приставать.

   Показать мне всё, чего он достиг за эти годы, для него было невероятно важно, и я согласилась.
Вне зависимости от обстоятельств и прошлого, злопамятной я не была, и обижать мне его совсем не хотелось...
Смешно? Но ведь так и есть. До сих пор.

   И мы поехали...
Квартира была огромной и полупустой, прекрасно оборудованной, - такой кухни я не видела до этого никогда... Женька выдвигал откуда - то ящики с «Киндзмараули» и «Ахашени»,  доставал с антресолей огромные фляги виски с краниками, сопровождая скороговоркой – «друзья, друзья прислали»...
Потом он  потащил меня к книжным стеллажам, вытащил запрещённую маленькую книжку А.Галича с дарственной надписью, сунул её мне  -почитать..., снял с полки фотографию Ростроповича с Вишневской (на своей тогда американской кухне),- помню, что Ростропович был в фартуке, а на обороте – нежное послание от двоих вот этому «негодяю», что стоял передо мной и неудержимо хвастался всем тем , что имел – вином, друзьями, квартирой, положением...

    И тут раздался звонок в дверь. И Женя торжественно представил мне своего друга – Юрия Роста.
Мы сидели втроём за  столом, накрытом лишь скатертью, и – говорили..., но говорили мы с Юрой, удивлённые сходством и открытостью наших взглядов, и это было так неожиданно, внезапно, что сразу и отчаянно заставило меня влюбиться, несмотря на его внешнюю холодноватую сдержанность, не ко мне, вообще...
Что связывало этих двоих, для меня осталось загадкой, настолько разными они были.
    Женя суетился, пытаясь вклиниться в это странное и удивительное для него взаимопонимание, и в конце-концов ему это удалось, когда, не удержавшись, он намекнул на что-то совместное в нашем прошлом...
    Тем не менее Юра каким-то образом ухитрился дать мне номер своего телефона на Беговой, где он жил в то время, уже разведённый...

   Второй раз мы встретились на следующий же день, в воскресенье. В гостинице "Международной", только недавно выстроенной и обустроенной с невиданным размахом...

Женя заехал за мной утром. Ему хотелось показать мне эту роскошь самому...
Прозрачный лифт, искусственные деревья в кадках, мраморные полы, закрытые ещё рестораны... Но ему необходимо было почему-то показать мне каждый из них.
Как всегда нагло, он отшвыривал метрдотелей в сторону, не стесняясь в выражениях, и демонстрировал мне японские, индийские, европейские их интерьеры, ещё не заполненные высокопоставленной публикой, с таким важным видом, будто являлся хозяином всех этих заведений...Я не выказывала восторгов, что его слегка огорчало, но он терпел.

    А потом мы заехали за Юрой Ростом и Романом Карцевым.
М.Жванецкого в это летнее время в Москве не было, а В.Ильченко был в в больнице, и Рома только и говорил о нём всю дорогу, не скрывая боли, - он думал, что у друга снова "открылась язва"...

    И вот, вчетвером мы вернулись в один из уже открывшихся к этому времени ресторанов "Международной",
где я, сидя за столиком со знаменитостями, посматривающими на меня терпимо иронически, но не оскорбительно, проявить себя уже  ничем не могла, просто слушала их смешные реплики и подначки друг друга...
Конечно, блистал Рома Карцев! Помню, что ему забыли подать суп (остальные его не заказывали), но он о нём не забыл...
С аппетитом съев закуску и второе, напомнил официанту о первом блюде, сопроводив инцидент ремаркой – «Надо же, до чего они понимают в еврейской кухне,- знают, что первое подаётся вместо десерта!»...
И слопал этот запоздавший суп с большим удовольствием...
   
Потом мы расстались, у каждого были свои дела.

Женя подвёз меня к дому и дал мне свой рабочий телефон.
Занят он был всегда по уши, боялся, что замотается, обещал позвонить через неделю,- ему не хотелось выпускать меня из виду, и книжка Галича была хорошим предлогом для следующей встречи.
И – пропал.
Через две недели, почему-то обеспокоенная, я решилась позвонить...
После странной паузы у меня осторожно спросили, кто я ему, и я назвалась давней приятельницей, что было совсем недалеко от истины...

За эти две встречи отношения наши стали уважительно-дружескими, шутливо-понимающими, страха и отторжения не было, и какая-то непонятная жалость и теплота возникла вместо них.

 ...И тогда мне тихо и осторожно сказали, что Евгений Львович  погиб.
И что панихида состоится завтра в ЦКБ.

Там на панихиде в толпе я встретила Юру Роста, который рассказал мне всё.

   С группой иностранцев и своей семьёй, а также с хорошей знакомой,- приятельницей-журналисткой, красавицей, - ведущей в то время по ТВ удивительную программу «Концерт после концерта", в которой поздними вечерами раз в неделю можно было услышать потрясающие голоса совсем не нашей эстрады,
он возвращался дождливой ночью  из путешествия по Золотому Кольцу, из Суздаля.
В первой из машин находились гости и его, – Женин 16-летний сын Лёва, во второй –
он сам с женой, дочерью и журналисткой.
Незнамо откуда вынырнувший «Камаз» вырулил на встречную полосу, размозжив вторую машину... Не выжил никто.

И в большом зале морга Цент. клин. больницы стояли 4 гроба.
А на стуле рядом сидел одинокий, абсолютно потерянный мальчик, на лице которого не было даже слёз.
  Какие-то речи...
И страшная безысходная печальная усталость навалилась на меня..

Это была последняя  - третья и окончательная утрата того, что осталось от моего студенчества.
Невосполнимая более ничем и никем...
 
...Я спросила Юру, что делать теперь с книжкой Галича, которую дал мне почитать Женя? Он безразлично ответил, что я могу оставить её себе, это уже не имеет значения...
 
  Когда через несколько месяцев я наконец отважилась позвонить Юре Росту, выяснилось, что он переехал, и нового телефона не оставил.

Но до сих пор мне приятно видеть его лицо в журналах или на ТВ, узнавать о его необыкновенных выставках фотографий – репортажей, и радоваться тому, что у него есть самый близкий друг, – попугай, с которым он не расстаётся...