Не станем мы утверждать, хоть литература и воспринимается теперь как «досуговая деятельность», кружок «Умелые ручки», что литературный процесс остановился в своем развитии… Нет, раз уж есть МЫ, стало быть, есть и прогресс! Важно понять хотя бы одну из возможных линий этого развития. Позвольте предложить свою версию происходящего.
А речь я хочу повести о своем драгоценном, любимом психологизме. Счастлива отметить, что у истоков психологизма стояли Ф. М. Достоевский и Л. Н. Толстой. Социальное отходит на задний план. Все внимание - душе человечьей в отдельности и бытию души в мире. Хотя, тело тоже имеет право подавать заявление на оказание душевной помощи, и душа его, конечно, рассмотрит!
Теперь невозможно за счет одной характерной черты изобразить персонаж, личность очень индивидуальна, неповторима, несводима к определенным клише. Литература вовсе не обязана быть переполненной рефлексией – объяснениями по поводу того, ЧТО сподвигло героя поступить так или иначе, какой кофе он пил накануне и прочую ерунду. Современный читатель не терпит лишней детали – деталь должна играть свою роль в сюжете либо развитии мысли, проще говоря, должна быть оправдана. Таким образом, мы приходим к выводу о наиболее популярном и целесообразном для нас жанре – миниатюре!
В более крупных творениях деталь становится настолько образной, что проза приближается к поэзии. Доля зарисовок на тему природы неуклонно снижается. Интересно лишь то, что связано с человеком. Иными словами, природа выступает как дополнение чувств, мыслей человека. Изменение погодных условий (снег, дождь, вихрь налетел на нашего героя) связано с поворотом сюжета или значительными изменениями в мировоззрении, мировосприятии героя. И вот тут-то начинается самое интересное!
Все дело в том, что идиллия не может более занимать писателя. Никаких «старосветских помещиков»! Герой произведения в духе психологизма восходит к романтическому одиночке, черты нового времени в этом герое – одиночество в толпе, пагубные привычки, одиночество в сети, одиночество в русле активных молодежных субкультур (готы, панки, скин-хеды, спасибо вам за иллюзию причастности к жизни некоторых представителей молодежи!), одиночество в активной деятельности. Внешнее движение не скрывает в себе никакого движения внутреннего, духовного. Литературный герой психологизма может развивать самую что ни на есть бурную деятельность: бегать, заниматься творчеством, принимать активнейшее участие в различного рода сборищах (тусы, собрания жильцов – что-то совковое, по моему!) и группах (суд присяжных, общественное движение, к примеру, «Москвичи за трамвай», научные конференции, корпоратив, курсы повышения квалификации – черт бы их побрал!) и многое-многое другое…
Герой психологизма медленно, но верно познает себя. Он прекрасно уживается с собственным, «невидимым миру Я», пока не открывает в себе нечто потаенное, скрытое до поры до времени в нем. Интересно то, что совершенно не обязательно это открытие совпадает с каким-то из ряда вон выходящим событием. Как никогда раньше, быт отрицательно влияет на человека, вскрывая так называемые «гнойники» (ну или фурункулы, в зависимости от масштаба личности?!) души! Сбывшаяся мечта может принести позднее осознание никчемности человеческого существования вообще и собственного, в частности.
Самоконтроль героя психологической литературы сходит на нет, происходит какой-либо «взрыв», после которого этот самый герой вынужден сделать выбор: пытаться жить по-прежнему или изменить собственную жизнь?! Выбор этот нечестный, поскольку «по-прежнему» жить наш герой не сможет, разве что чисто внешне, соблюдая общепринятые условности…
Как ни странно, самоанализ в большинстве современных произведений сокращается до предельного минимума, внутренняя речь в виде мыслей и чувств есть лишь там, где ее не быть просто не может! Писатель прекращает объяснять действия своего героя, потешаясь вволю над читателем, разгадывающим одну загадку за другой. Объяснение происходит в жесте, выражении лица, речи героя.
Поток сознания, сон, галлюцинация – все это непреходящие литературные приемы, которыми пользуются писатели несколько веков подряд. Они вовсе не устаревают, эти приемы, напротив! Поток сознания являет собой отдельное произведение, часто – голос героя ироничен, насмешлив, полон «черного юмора». Поток сознания героя не церемонится с окружающими – всем достанется! Галлюцинация – отличное средство показать, «ху из ху» на самом деле! Галлюцинация наркотического происхождения уступает место галлюцинации необъяснимой, порой мистической, иногда герой не может выйти из нее и отличить галлюцинацию от реальности. Сны крайне редко толкуются по Фрейду – эти толкования звучат теперь крайне плоско для психологистов. Неразличение сна и реальности весьма распространено. Сон может напоминать о прошлом, предсказывать будущее, сигнализировать об опасности.
Основными видами пафоса становятся ирония и мистика, мистика и ирония. Часто в центре повествования – бестолковость, ненормальность мира. Норма относительна. Торжество теории относительности во всем, особенно в вопросах морали и нравственности! Эйнштейну и не снилось такое!
Постмодернизм стал первым течением, отринувшим основные логические законы, отвергнувшим диаду «причина – следствие». Читатель лишен возможности видеть всю картину целиком, воссоздавать логические связи. Подтрунивание над читателем – излюбленное занятие писателя эпохи постмодернизма, и психологизма, в частности. Мистическое становится глупым, потустороннее – нелепым, преклонение перед нравственными законами расценивается как отклонение. Герой не безнарвственен, герой лишь соответствует миру – он механистичен, он сдвинут по фазе, он бесплодный мечтатель или талантливейший лгун. Он носит парик, хотя волосы его прекрасны. Он несет чушь и внутренне ликует, когда его признают сумасшедшим.
Всеведущий автор крайне редок для психологизма ХХ1 века. Автору теперь самому интересно «познавать» текст дважды: сперва – в процессе написания, повторно – вместе с читателем. Параллель между автором и главным героем по-прежнему сильна: куда от этого деться! Автор часто пишет о том, чего не знает и не может знать по объективным причинам - вследствие недоказуемости предмета повествования. Повышается доля эротизма в литературе, но эротизма внешнего, тонкого, мимолетного. Подспудная работа по нивелизации брака и семейных ценностей продолжается помимо воли самих авторов: они не могут уйти от окружающей реальности, а в ней – скука определенности. Взаимоотношения между полами – возможность загадать загадку друг другу! Игра в недоговоренность, игра в любовь – все это проходит мимо основных сюжетных линий, как бы в нагрузку «ленивому читателю», который хочет развлечься – только и всего! Смысл произведения – для интеллектуального читателя, форма – для читателя поверхностного – вот синтез, к которому медленно, но неотступно идет психологизм ХХ1 века.