Дождь усилился и хлещет по окнам, наполняя комнату дробными звуками барабана и монотонным гулом. Паша смотрит на улицу. Тоскливый осенний день. Холод и пустота. Старые, потемневшие без листвы деревья с корявыми ветвями и оголенными лапами корней, кажутся омертвевшими и уродливыми.
Земля медленно и плавно движется под низко нависшей тяжелой стеной туч.
С утра резко похолодало и стекла со стороны комнаты запотели. Паша непроизвольно водит пальцем по стеклу. С удивлением увидел на рисунке лицо в профиль и прическу с пышными локонами, своей, уже, как полгода, бывшей жены Валерии. Он прикоснулся губами к изображению. Холод стекла растворился в мягких, золотистых волнах волос с тонким ароматом лаванды. Так пахли её волосы. Тепло разлилось по телу.
По тротуару, шаркающей походкой, идет высокий сутулый старик в черном плаще и берете.
В левой руке раскрытый над головой зонт, правой рукой, с пакетом на запястье, он опирается на трость. Смотрит на часы и ускоряет шаг. Старик спешит.
Ветер дует навстречу и распахивает промокшие полы плаща. Брюки внизу тоже мокрые и помятые. Наклоненный вперед зонт защищает голову и туловище от ветра и падающего косого дождя.
При сильных порывах ветра старик поворачивается к нему спиной.
Худое, испещренное морщинами лицо, высокий лоб, под выцветшими бровями – глубоко посаженые глаза. Губы тронуты улыбкой.
Он снова поворачивается и идет.
В лужах плывут облака, и старик идет по этим облакам. Их невозможно обойти, они повсюду.
Добирается до перекрёстка и, остановившись, оглядывается вокруг.
Он кого-то встречает и терпеливо ждет.
С цветастым зонтиком над головой, в осеннем драповом пальто, к нему подошла полная пожилая женщина с красным лицом и суженными глазами.
- Павел? – полувопросительно полутвердительно сказала она.
Старик внимательно смотрит на неё.
- Конечно, это ты! Я тебя еще издали узнала: и по высокому росту и по твоей привязанности к беретам, но все-таки немного сомневалась: вдруг ошибаюсь. Но глаза – глаза остались прежними.
Женщина улыбнулась.
Старик тоже узнал её. Отчетливо вспомнился почти забытый голос и…улыбка, улыбка, которую он помнил всю свою долгую жизнь.
Сложил зонт и через мгновение, как у опытного фокусника, у него в руке появились цветы: белые хризантемы.
- Это тебе – и он с улыбкой галантно преподнес ей букет.
- Помнишь? Это мои любимые цветы. Спасибо тебе – её глаза радостно заблестели и лучились теплотой и благодарностью.
- Сколько мы не виделись с тобой. Больше сорока лет прошло – сказала она.
- Сегодня ровно сорок пять – уточнил старик. – Давай с тобой в какой-нибудь ресторан или кафе сходим: молодость вспомним, о жизни поговорим, а то, что так под дождем стоять.
- Извини, Павел, не могу. Муж дома, да и неожиданно гости приезжают – его родня. Я же не могу сказать, что на свидание иду.
- Все эти годы я задавал себе вопрос: почему мы разошлись? Три года до свадьбы встречались и были влюблены друг в друга, а в браке прожили только пол года. Может быть, я ошибаюсь, и ты просто не любила меня?
- Любила, Павел, любила…ох как любила. Молодые, глупые были, не понимали, что любовь, счастье беречь надо. А мы? При первой же серьёзной, как нам тогда казалось, ссоре, ни ты, ни я уступать не хотели. Принципиальными себя считали. Да-а-а ... Вот, и расстались.
Я и замуж вышла назло тебе. Время шло. Дочку родила, а через два года сына. В заботах и хлопотах годы и пролетели. Всю жизнь тебя вспоминала. На мужа жаловаться грех: хороший он, добрый, заботливый и о тебе всё знает, но никогда не ругался. Только, когда я наши с тобой фотографии смотрю, ворчит и выходит из комнаты. Упустили мы с тобой наше счастье, Павел – и она тяжело вздохнула.
Старик разнервничался. Он так и стоял под дождем со сложенным зонтом и теребил его. Побледневшее лицо исказила гримаса душевной боли.
- Как ты жил, Павел?
- Рассказывать особо нечего. Скучал я по тебе очень. Уехал на север, на заработки, да так там и остался. Дважды еще женился. Вроде и жёны нормальные были, да только ... Двое сыновей взрослых, внук школу заканчивает, а живу один. Заядлым холостяком стал.
Они не видели, как груженый маз не вписался в нужный радиус поворота на перекрестке, и несся на них. Лишь услышав визг тормозов, они оглянулись на звук. Машина была близко, но они еще могли избежать наезда.
Он схватил её за руку и потащил в сторону, но от страха она оцепенела и еле двигалась. Ему можно было спастись одному, но старик больше не хотел разлучаться с ней.
Грузовик, приближаясь, стремительно увеличивался в размерах. За стеклом синей кабины – молодой шофёр с мальчишескими вихрами; на застывшем лице: кричащий, широко открытый рот и, наполненные ужасом, круглые глаза.
Удар, нестерпимая боль, пустая бездонная чернота.
Паша видел всё, что происходило за окном. По телефону вызвал скорую и милицию. Быстро одеваясь в прихожей, мельком взглянул на себя в зеркало: высокий, худощавый с глубоко посаженными глазами. Бегом спустился по лестнице и, не обращая внимания на дождь и лужи, побежал к перекрестку.
Паше никогда не нравилась роль любопытного зеваки в каких-либо происшествиях, особенно в таких трагических. Чем он мог помочь? И сегодня не вышел бы из дома, а звонил бы до тех пор, пока не подоспеет помощь, но какая-то неведомая сила влекла его, и как ни странно, он не хотел противиться ей.
Женщина с побелевшим лицом лежала неподвижно. Почти рядом с ней лежал старик. Вокруг головы лужа крови. К нему вернулось сознание, глаза были открыты.
Неожиданно Пашу кто-то тронул за рукав куртки. Он оглянулся и увидел Валерию. Они встали рядом.
Старик, поднял голову, его глаза прояснились, всёпонимающий взгляд устремился на них.
- Господи! Дай им мудрости не упустить своего счастья – прошептали его губы.
Милиция и скорая приехали почти одновременно.
Врачи, осмотрев женщину, накрыли её простыней и вызвали другую машину. Старику сделали несколько уколов и, бережно уложив на носилки, занесли в скорую.
Паша спросил у врача:
- Он будет жить?
- Вряд ли. Переломы позвоночника и, наверное, основания черепа.
Дверца захлопнулась и скорая помощь с включенной сиреной и синими проблесковыми огнями, набирая скорость, скрылась за поворотом.
- Давай немного пройдемся – предложил Паша.
- Пойдем – кивнула Лера.
Они все дальше отходили от места трагедии.
- Лера, не ожидал тебя встретить здесь.
- Я наблюдала их встречу, а потом эта ужасная машина. Ты ведь знаешь, что окна моего дома выходят на перекресток. Сама не знаю, почему вышла.
Лера лукавила. Она боялась крови, смерти, и вышла только потому, что там появился Паша.
- Лера, я смотрел, как старик шел на встречу, потом увидел их вместе.
Дома, в которых мы живем, отделяют всего несколько многоэтажек. Ты видела одну дорогу, по которой шла женщина, а я другую. Эти дороги пересекаются, и мы оба видели их встречу. Мне кажется … нет, я даже уверен, что слышал их разговор.
Они в молодости были женаты, но развелись. А потом, всю жизнь, любя друг друга, жили порознь. Но они должны были встретиться .. и .. встретились, оставшись вместе навсегда.
«Откуда он может это знать?» - с недоверием подумала Лера.
Она взглянула на Пашу: лицо необычно серьезное, даже строгое, голос звучит взволнованно.
- А как их звали? – спросила Лера.
- Его она называла - Павлом, а её имени он почему-то не сказал.
Лере попала в глаз соринка, и она, вынимая платок из большого накладного кармана куртки, выронила блокнот в зеленой обложке, в котором была одна запись:
"Я разошлась с Пашей навсегда!!! …?".
Они одновременно успели подхватить блокнот почти у самой земли.
Мощный вихрь разорвал стену туч и на мгновение яркий луч солнца высветил неподвижно стоящих молодых мужчину и женщину, молча смотрящих в глаза друг другу.
На их раскрытых ладонях лежит блокнот с перелистываемыми ветром чистыми страницами.
Неподалеку растущая высокая, стройная красавица ель в роскошном изумрудном одеянии, усыпанном каплями прозрачных бриллиантов, переливается радужным сиянием.