Нострадамус, двадцать первый век

Вячеслав Репин
…Только одна просьба. Извольте дочитать до конца. Не нарушайте законы природы и жанра. У всего есть начало, а значит логично ожидать финала. Даже если финал и не поддается никакой логике. Очень может быть, что буду врать. Я пока не решил. Но уж если буду, то в красках и лицах. А уж если лица все будут в основном красные или синие, то это только скудность красок, а никак не фантазии. С ней как раз порядок полный. Выдаю фантазии часами, страницами, литрами и поштучно в одни руки и по коллективным заявкам. Еще никто не жаловался. Шире карманы, я начинаю.
Проснулся однажды я утром вперед будильника и по обыкновению с сигаретой на балкон. Мне с того балкона горизонт видно и немного даже дальше. У кого такой балкон есть, тот будущее предсказывать может. Вот и предсказал я себе в то утро дорогу дальнюю, хлопоты бестолковые, радость быстротечную и что-то еще маячило за горизонтом с запахом чесночного соуса, корейской морковки и страстного поцелуя.
И ехал вскоре я на работу окаянную, и решал вопросы неразрешимые, а потом устал, откинулся и напился в ближайшем кабаке с кем попало и как попало. И все сбылось.
Как легко смотреть в будущее с таким волшебным балконом. Я вижу ковер желтых листьев, спелые яблоки, разноцветные зонты, опустевшие пляжи, и предсказываю наступление зимы. Любовь под одеялом, сигарета, как источник тепла, зайцы белые, ежики сонные, любовь под одеялом… То будущее не за горами. А в прошлом, лет примерно пять назад, загордился бы я таким прологом и приударил бы в писатели или, и того хлеще, в классики подался. Обзавелся бы трубкой и графином. А еще друзьями за бугром и завистниками за перегородкой. С завистниками обзавелся бы общей кухней и сортиром. Чтобы ясность была. Если нагадили или насолили – это они все – твари коммунальные, гения губители, Дантесы в семейных трусах и Дантесихи с бигудями вместо волос. Без них никак.
Так и должно было случиться лет пять назад если бы не вышел я на тот балкон и не предсказал себе судьбу не Гомера, но Нострадамуса. Я же в отличие от Гомера не слепой и, как и Нострадамус, я опять же не слепой. Так кто же я после этого как не Нострадамус!
Вот и стою я на том балконе в три часа ночи. Предсказываю утро. Как обычно сильно задумчив и немного бледен с лица. Луна, как мячик обслюнявленный лохматым спаниелем, и я со слюнявой луной тет-а-тет. Читаю Пушкина. Бесшумно, чтобы не разбудить. «Я вас люблю, хоть я бешусь..» В этом месте рожу такую пострашнее, чтоб было с луны видно, как я бешусь. Я в фазе луны. Оттого и задумчиво бледен, а не оттого, что весь день искал источник вдохновения в ресторане самообслуживания, что находится как раз посередине между вокзалом и автовокзалом. Кто был у нас, тот знает это место и это время, и этот бутерброд прокисшего невежества, что в меню у них идет строчкой «здесь вам не Москва, весовое, стопятьдесятграммдвестирублей» Так вот, не от этого все. Не надо верить глазам. Верьте запахам. А пахнет от меня тотальной свежестью Колгейта с прополисом и, хоть и водкой, но очень дорогой. Мне наливала эту водку из ледяного графина самая горячая официантка, жаль что лесбиянка. Знаю потому, что пьет как мужик и всегда встает при тосте за прекрасных дам. А еще она любит как мужик – глазами, а не как все нормальные баба – всем сердцем.
А я все сердцем далеко и даже еще дальше. Я в Сочи. Строю олимпийскую деревню и укатываю в асфальт живописное морское побережье. А глазами шарю по луне в поисках лица любимой, но слюни спаниеля непроницаемы, как дверца холодильника. У меня есть способность одновременно мечтать о любви и думать о холодильнике. Этот мой талант бесит не только меня, но еще и ту, которая в это время развернуто отвечает на мой дежурный вопрос про «как дела на работе». Там море событий, а у меня событие. Море с асфальтовыми берегами и Северная Корея в отдельно взятом холодильнике. Нищая, но гордая и неприступная. Она говорит, а я слушаю шум прибоя и марши Ким Ир Сена. И верю в светлое будущее. Я всегда в него верил. С той лишь разницей, что раньше я в него верил в этой жизни, а теперь…
А теперь перед моим балконом вырастает небоскреб. В нем сорок этажей. Он похож на богатого иностранца, заблудившегося в грязных мексиканских кварталах. Когда он дорастет, с моего девятого этажа будет вид не на луну, а на луноподобное создание курящее мне в лицо и зашторивающее на ночь занавески. Он их не просто так зашторит, а с целью, чтоб я думал, что он там занимается любовью, а не спит перед телевизором. Справа пульт, слева пиво, прямо – эротическое порево без права на перемотку и паузу. Немного жалко его, но пейзаж с луной мне дороже и старость под луной мне грела больше, чем вечное затмение. А впрочем, это не главное.
Столько еще всего не главного хочется проорать в ненавистные рожи или прошептать в милое ушко… А вот не стану. Кто, собственно, я такой, чтобы орать и шептать. Мое дело тихо любить всех сирых, бездомных и пьяных ибо сам я трезвею исключительно по большим государственным праздникам.
Допившие свою цисцерну водки, иные особи присасываются к чужой. Вот так и я однажды решил заглянуть за горизонт как можно дальше, поскользнулся и выпал с балкона. Разбил в кровь коленки, истек, умер и начал новую жизнь. Теперь я примерный семьянин, ценный работник, душа любой компании, даю без процентов, отдаю без задержек, не храплю, ежедневно завариваю чай и исполняю супружеский долг. Короче, теперь я вымышленный герой романа про бурную, безумную любовь, с невероятным количеством приключений, женских слез и мужественных поступков, но уже в последней части и в последней странице, где все у всех уже хорошо и такая благодать…
…и некого попросить отключить системы жизнеобеспечения.
Вот, собственно и все. Все про ту жизнь и про эту тоже все. Осталось разобраться гда начал врать, а где закончил говорить правду. Все как-то страшно перемешалось…