Дмитрий МУРУГОВ
ЖЕРНОВА
Если всего того, о чем здесь будет рассказано, на самом деле не было, то все равно это чистая правда...
А.Вампилов
Часть 1
Преступление
Свекла, колхоз, бюджетники! Если "подневольные" не хотят остаться без работы, милости просят на свеклу. Иначе кормовую культуру забьют сорняки и она зачахнет. Колхозные буренки зимою сбавят надой и после стойлового периода на соломенной диете обезножат и отправятся на живо¬дерню. Естественно, что председатель получит нагоняй, а область "разне¬сет" район... А так бюджетники, как в добрые Советские времена, с пес¬нями я прибаутками, будут перелопачивать поля, подобно тракторам, дока¬зывая, что не зря получают федеральную зарплату, Местное самоуправле¬ние! Тайга-закон...
- Валя. Валя...
Голос матери оторвал мысли Валентина от перемывания косточек власть имущим, заставив откликнуться. Выйдя на крыльцо, он с недоумением уставился на трех милиционеров, вежливо разговаривающих с матерью.
- Мы вынуждены забрать вашего сына в район, где он ответит на неско¬лько вопросов.
- Но здесь какая-то ошибка, - протестовала мать.
Для этого мы и приехали, чтобы разобраться.
- А что собственно происходит? - поинтересовался Валентин.
- На вас написано заявление. Собирайтесь. Мы вас задержим не более чем на три часа, уже вечером будете дома.
* * *
Кабинет с четко выраженными канцелярскими чертами, строгой меблиров¬кой, где ничего лишнего нет, активизировал ощущения на рабочий лад, от¬сеивая эмоциональный окрас человечности, оседая запахом обреченности и железной логики. Шелуха панибратства осыпалась, едва следователь перес¬тупил порог кабинета. Перед Валентином предстал неумолимый Закон в своей циничной эквилибристике. И не было мнений... Был протокол, заявление потерпевшего, беседа и заманчивое мерцание полярных звездочек в преддверии уходящему дню.
- Где ты дня в ночь с 20 на 21 мая? - начал допрос следователь.
- Дома.
- Кто может это подтвердить?
- Мама и бабушка.
- Они не имеют права голоса, так как являются заинтересованными лицами. Кто еще?
- Никто, - мрачно ответил Валентин. - Получается, что я живу в вакууме?
- Получается, что у тебя нет алиби. Так где ты был той ночью?
- Я не пожимаю, что вы от меня хотите. Как я могу рассказать то, чего не знаю?
- Сейчас мы это проверим, у нас масса времени. Я имею право задержать тебя как подозреваемого на 15 суток, потом добавить еще пару троек.
- Но я даже не знаю, в чем меня обвиняют.
- Подозревают. Пока. Ты раньше привлекался?
- Нет.
- Ну и прекрасно. По первому разу дадут условно.
- Иваныч,- в кабинет влетел молодой человек с багровым лицом. – Бандурин при адвокате в отказ пошел и тот не стал подписывать протокол. Что делать?
- Другого найдем, - безразлично ответил следователь. - Хотя, подожди, я через полчаса освобожусь, и давайте с Бандуриным ко мне. Он, козел, с ра¬достью забудет об отказе, потом пригласим Васько-адвоката, и тот за небольшую мзду подмахнет любые бумаги. Иди.
Валентин понял, что его невиновность ему не защита, все отработано с заранее просчитанными вариациями закрытия. Мечись не мечись, а справед¬ливость только у тех, у кого толстая мошна и волосатая рука. Так было, так будет. Следователь не задумывался о ломаемой судьбе, он просто хорошо работал, завоевывал месте под солнцем, посредством повышения по службе, обеспечивая благосостояние собственного дома. Чем выше должно¬сть, тем менее вероятен "слив" за ошибки и "висяки». Россия уголовна. В редкой семье не бывает заключенных. А зеки - это рабочие места, вакансии, хлеб краснопогонников и тэ. дэ. Чем выше раскрываемость, тем достойнее оплата. Валентин не единожды слышал рассказы односельчан, смотрел расследования об оборотнях в погонах с набором пластиковых бутылок, иглотерапиях, вафельных полотенцах, тисках, шокотерапиях и многим другим, но не мог и предположить, что подобное когда-то коснется и его...
- Что будет, если я сознаюсь?
- Посидишь пару суток на ИВС, подпишешь подписку о невыезде, сохранишь здоровье...
- А если до суда еще что произойдет?
- Постарайся, чтобы было алиби. Например, женись. Рассказывай!!!
- Вы хоть намекните о чем разговор.
Следователь удовлетворенно хмыкнул. Не часто попадается столь благодатный материал, осознающий бессмысленность упертости. Зачастую приходилось потеть, ломать, содержать, а итог всегда положителен. Будь благословенно самоуправление со всеми вытекающими. Единый организм, круговая порука, честь мундира.
- В десять часов вечера 20 мая ты вышел из дома и направился к домов¬ладению Харламова, зная, что он в отъезде и надеясь разжиться металлом на насущные нужды. - Следователь зачитывал заявление, на ходу конструируя последовательность событий и занося "признание" в протокол на печатной машинке. - В какую дверь ты вошел?
- В парадную.
- А если подумать?
- Значит, со двора.
- Как проник во двор?
- Через ворота.
- Думай!
-Через забор?
- Чем ломал запор?
- Дверь была не заперта.
- Точно?
- Точно.
- Куда направился дальше?
- Наверное, в дом?!
- Что взял?
- Что?
- Три алюминиевые кастрюли, десять ложек, десять вилок, чугунок, килограмм сушек и подушку.
- А подушку зачем?
- Чтобы по дороге скинуть, направив следствие по ложному следу.
- Ага.
- Отлично, теперь напиши своей рукой: "С моих слов записано верно". Прочитай и подпишись.
Следователь вызвал дежурного, и тот отвел Валентина на ИВС, где, пре¬жде чем определить в камеру, его обыскали, отобрав ремень и шнурки.
* * *
Камера №3. Двухместный гостиничный номер казенного типа. Угловой столик, двухъярусная кровать и сокамерник, заросший по самые глаза щетиной. Припухшая физиономия с обширным кровоподтеком, пустое безразли¬чие во взгляде, засаленная олимпийка, под головой пластиковая бутылка вместо подушки.
- Белов, принимай гостей, - съязвил коридорный.
Дверь, обшитая металлом, с грохотом закрылась. Старожил с кряхтением приподнялся, протянув в приветствии руку:
- Алексей.
- Валентин,- робко пожал протянутую руку Валентин.
- Ты ведь по первому разу, не так ли?
- Да, - Валентин уселся на топчан и с горечью поведал свою историю.
- Да. Что-что, а раскручивать они умеют, и то, что в отказ идти бессмысленно, тоже понятно. Мне адвокат говорил, что за последние 20 лет не было случаев привлечения сотрудников милиции к уголовной ответственности за превышение полномочий, хотя отказы на судах превышают 70-процентный порог. Одно не понятно: почему тебя досадили ко мне? Пока официально дело не заведено, твое место с суточниками. Мутят, ох мутят менты. Располагайся на верхнем ярусе. Если хочешь пожевать, мне передачку принесли. И поменьше кури, спичек мало. Время покажет: что, для чего и почем...
* * *
Утро очередного дня отозвалось ломотой костей от деревянного щита то¬пчана. Голова раскалывалась от спертого воздуха. Долгий тягучий вечер, с беседами за жизнь и гомерическими анекдотами, где больше хохота, не¬жели смеха. Заливистый брех полоумной псины, беснующейся за окном. Стылость ночи, проникающей сквозь прутья решеток. Изморось шлакобетонных стен и круглосуточный свет 100 Вт лампочки, без намека на уединенность. Часа в три накатило забытье с заливистым храпом Лехи. То есть полная безнадега, толкающая на любые признания, лишь бы вырваться на свободу. Пусть по подписке, пусть условно, но только не в шести стенах, целенап¬равленно давящих на психику.
Утро началось в шесть с пинка в дверь и зычного вопля коридорного "подъем". Далее один из суточников под зорким конвоем слил "парашу", за¬полнив камеру аммиачными парами, протягиваемыми сквознячком окошка в "ко¬рмушку" с зубодробильным завыванием вентиляционной системы ,находящейся в коридоре. Глаза моментально заслезились, а горло сжали спазмы взбун¬товавшегося желудка. Леха смочил носовой платок водой и накинул на лицо подобием респиратора. О разговорах не могло идти и речи. Минуты слились в улавливание глотка воздуха, которого не было. Нашатырь не позволял потерять сознание и отгородиться от пытки.
- Господи, это просто невыносимо.
- Ты прав, - откликнулся Алексей. - Без сигареты не обойтись. А с дру¬гой стороны, ты понятия не имеешь, что такое ВОНЬ. Я в детстве до безу¬мия любил лошадей, но наша семья не могла позволить себе иметь их. Я
сутками попадал в колхозе, лишь бы ухаживать, кататься, купать... И вот однажды я решился на воровство, моя страсть была сильнее разума. В соседней деревне увел лошадь, и она принадлежала мне, и только мне, це¬лых два дня. Мы подружились. Потом меня задержали, ее изъяли и прописали семь лет малолетки в Брянской области. Вопреки расхожему мнению, что малолетка - это беспредел, у нас позволялось ругаться матом сколько угодно,
но драться категорически запрещалось. За драки сажали в карцер на де¬сять суток. Бетонная коробка два на два и высотой четыре метра, не осве¬щалась, не продувалась, "кормушка" на уровне пола открывалась один раз в сутки для подачи еды. В одном из углов проходила канализационная труба с прорезанным сваркой отверстием, во время слива дерьма из дырки вы¬рывалась мощная волна фана. И так круглые сутки. Представь. Постоянная ночь, голод, бетонный пол и ФАН... Многие сходили с ума, и никто не хо¬тел добровольно заработать Карцер. Никто!
- Готовимся к обходу, - дурным голосом завопил коридорный, перекрывая "Радио России".
Девять часов.
Традиционный обход прокурора с набором формальных вопросов: "Жалобы? Просьбы?"
Валентин и представить не мог, что человеческие глаза способны выка¬тываться из орбит от одного только запаха. Какой же пыткой был для про¬курора обход? Как ненавидел он заключенных. И ко всему ли привыкает человек? "Интересно, а как я сам-то выгляжу?"
- Господин прокурор, - осмелился задать вопрос Алексей. - Я уже два месяца здесь и скоро отправят на тюрьму. Разрешите свидание с женой. По¬жалуйста.
- Это не в моей компетенции. Если следователь не против, почему бы нет?
Для чего тогда маскарад? Насилование разжиревшего тела? Не иметь ко¬мпетенции, но строить из себя Всемогущего? Неужели он думает, что подобную шутку заключенные способны по достоинству оценить? Гнетущее молча¬ние набатов разлилось в тишине. Внезапно Алексей рассмеялся. Жуткое ве¬селье изгоняло истерию. Ворочание языком спасало от крошки зубов.
- Знаешь, а я и с Кобзоном знаком...
Валентин молчал, чувствуя, что вопрос невпопад разбудит зверя и на кого тот бросится, не известно. Красные прожилки стягивали сетью сужен¬ные зрачки, где плескалось безумие. Сила воли с побелевшими костяшками пальцев не реагировала на внешние раздражители. Взгляд, утопленный в себе, застыл, словно человек смотрел сквозь лед. Отчаяние вырывалось коротки¬ми, злыми фразами, уподобляясь потоку, зажатому холодным безразличием скальных кряжей.
- Не то чтобы знаком, но за руку держался. Лет пять назад на сутках был. Вызвался убирать территорию. Внезапно небо затянули тучи, и ливанул дождь. Я спрятался под навесом кинотеатра. Подъехала процессия крутых машин, и вышел Он. Уж не знаю, за кого он меня принял, то ли за швейцара, то ли еще за кого, но только протянул мне руку. Я вежливо поздоровался. Я был ошеломлен. Заросший, вонючий - и с кем? С самим Кобзоном. Когда менты увидели это, они пинками вернули меня на ИВС. Так-то...
- Обед!
- Подай тарелки, - попросил Алексей, - и полторашку под чай.
Еда оказалась достаточно съедобной и обильной. По четыре половника супа, гороха и штук десять хлебцов.
Удивлен?- улыбнулся Алексей.- А ведь так не всегда было. Раньше пе¬редачки не принимали , и хавчика было в обрез. Спасибо суточинки выручали. Это сейчас их за людей не считают. Хлебай.
- Не хочу.
- Ты это брось. Ментам ты ничего не докажешь, а желудок посадишь. Ешь.
* * *
Леха кемарил.
Дверь камеры располагалась напротив зековского выгула. Порывы свеже¬го воздуха проникали через глазок "кормушки", и Валентин старался не про¬пустить мгновения живительных струй. Дыша, он невольно прислушивался к диалогу некоего Купца и коридорного.
- Слушай, Купец, и чего только тебе на воле не гуляется, ведь недав¬но откинулся, а уже обратно?
- Не понять тебе, ментяра, логики вора, - снисходительно откликнулся Купец. - Мы на разных полюсах, с разными законами. Пока ты не лезешь к нам со своим уставом, мы не трогаем тебя. И наоборот. Я был обычным пацаном. Временами ошибался, как все, падал и поднимался. Но в один прекрасный день заявился в дом чертила-мент и поломал судьбу. Теперь я здесь, ты по другую сторону решетки, но я Свободен, понимаешь, а твой удел -
СТРАХ...
* * *
Абстракционизм – слово, всплывшее из глубин памяти, ни о чем не говори¬ло, но связь с внутренними ощущениями, несомненно, имело.
На третьи сутки начала проявляться камера в своей ужасающей простоте. К этому времени разговоры стали наждачной бумагой по матовому стеклу, давящей неопределенности хаотичных мыслей. Полная отгороженность от внеш¬них звуков полуметровой толщиной бетонных стен и нудящего "Радио России» от шести утра до двенадцати ночи, с почасовым секундным отсчетом и нев¬нятным бормотанием диктора. Хотелось выть благим матом или стучаться головой о стены. Бетонная коробка: три метра в длину и высоту, полтора в ширину. Дубовая дверь, обшитая металлическими полосами, с "кормушкой" на уровне груди и глазком, в который не просунешь и трех пальцев. Металли¬ческий двухъярусный топчан, сваренный из арматуры и уголков с деревянными щитами лежанок, прибитый к полу. Проход не более 50 см. Металлический же столик в свободном углу и помойное ведро в другом. Две трехдюймовые трубы, для тепла в зимнее время. И окошко под потолком, забранное тремя видами решеток без стекол, с внутренней из чугунного листа толщиной 12 мм с отверстиями 3 см в диаметре для дополнительной вентиляции. Конс-трукции и пол окрашены в ядовито-коричневый цвет. Стены не штукатурены, но когда-то побелены, а угол у писсуара черен, от стряхиваемой за годы мочи. Над дверью ниша с мелкой решеткой, для постоянного электрического освещения, так как ИВС располагалось в подвале с продухами на уровне земли е северо-восточной стороны. Стены исцарапаны незамысловатыми фаза¬ми, не всегда грамотными. Камера была более чем материальна. Ока давила неопределенностью и безразличием коридорных, которым зачастую просто "в лом" произвести простейшие операции по облегчению существования заклю¬ченных, как-то: отвести в туалет или подать кипятку. Долгожданная ВОЛЯ, пусть и по "подлиске", наградит чистым воздухом, свободой передвижения, общением с родными и близкими друзьями. Но ВОЛЯ – не что иное, как МИРАЖ, Бесчувственность следствия к факту непричастия подозреваемого к данному делу корежила не хуже камеры. У них был подозреваемый, подписавший при¬знание, был потерпевший, и дело не подгонялось под "висяк". А то, что признание выбито под угрозой физического давления, никого не интересо¬вало.
Миражи!
Кто сказал, что в закрытых помещениях только клаустрофобия? Ничего подобного. Спертый воздух рождает на грани сна бушующие в цвету поля. Одноразовое питание - домашние обеды. Промозглость подвальных стен - мерцание звездных путей. Восемнадцатичасовое радио - перешептывание ле¬сного ветерка...
Господи, да как же хочется выть...
- Семин, на выход.
- Отпускают? - с надеждой спросил Валентин.
- В оперотдел.
- Вот тебе и сюрприз, - невесело усмехнулся Алексей.
* * *
- Проходи, садись.
За столом сидел плотный, чисто выбритый мужчина в строгом костюме. Участливый взгляд карих глаз располагал к откровенности. Короткие толс¬тые пальцы переплетались в спокойной уверенности силы.
- Курить будешь?
- Не откажусь, - ответил Валентин.
- Я тебя вызвал вот по какому вопросу. У нас принято давать немного завышенную статью. У тебя будет - разбой. Не напрягайся. Выплатишь неус¬тойку пострадавшему, и суд спишет на кражу. Максимум два года условных. Кстати, как там Белов?
- Крепится.
- Ни за что страдает человек...
- Вы меня отпустите сегодня? - прервал паузу Валентин.
- Мы во второй половине дня не отпускаем. Сам понимаешь, распорядок. Переночуешь, а завтра домой. Ну, мы договорились о неустойке?
- Да.
- Иди, отдыхай...
* * *
- Ну и о чем тебе лепили?
- Что ты оказался крайним.
- Как пацана... Как пацана развели...
* * *
Три часа обернулись в три дня.
Валентин живет дома, ждет суда и надеется... Алексей Белов в тюрьме, ждет суда и не надеется... А жизнь идет...
Часть 2
Следствие
Валентин тупо колол дрова. Топор монотонно взлетал и опускался. Процесс колки проходил мимо сознания. Обычно на машину дров у Валентина уходило дня три-четыре. Устал – отдохнул… Сейчас у него не было этого времени. Он старался сделать как можно больше, сильнее устать, чтобы уснуть, что умереть. Где ни снов, ни желаний, ни думок.
А думки все вились… Роились, словно полуночная мошка у обжигающего огня.
Ждать…
Ждать непонятно чего…
Веселого в ожидании нет. Он помнил невеселый смех Синичкина, когда тот рассказывал о двойной условной судимости:
Первый раз, он на Пасху пальнул дуплетом из незарегистрированной двустволки, запамятав в пьяной веселости, что в соседях местный участковый отдает «дань» родителям супруги…
Второй раз о нем вспомнили из служебного рвения и, найдя на тот момент уже бесполезные патроны, снова «уговорили» на пару условных лет…
А вот в третий раз им «неугодили» пара ножей, что в хозяйстве используются при забое скотины, но, не захотев доказывать неявного преступного умысла, отступились…
И теперь Тотуля старается в доме держать лишь гаечные ключи стандартного ремнабора, чтобы тьфу-тьфу отвести нездоровый интерес таких ненадежных законно-доброжелателей!
А топор все взлетал…
А думки все вились…
То не Валентин колол дрова, а нужда…
Вчера заходила тетя Оля, отца троюродна сестра. Посмотрела на Валентина и прослезилась…
Она вспомнила мужа, и в который уж раз рассказала о той далекой и болькой незареченной судьбе, что оторвала отца от троих детей и безвинно осудила на поселение:
Он работал шофером в колхозе. Возил рабочих на работу и обратно…
В тот день мужики отмечали зарплату. Предлагали и Петру, но он отказался, сославшись на разбитую дорогу.
Приехав, дядя Петя ждал выгрузки, сидя в кабине. Он не выходил, чтобы не привлекать обвинений в «не уважении»…
Веселые доярки помогали не менее веселым мужьям, и лишь Штолина равнодушно смотрела на своего, беспомощно висевшего на лесенке.
Дядя Петя посигналил, чтобы предупредить народ о развороте. При первом же толчке Штолин сорвался и попал под колеса.
Дядю Петю осудили. Штолинские дети, получили пенсию за погибшего отца…
А вот как воспитывать жене его собственных детей, что говорить на фоне приговора и переносить косые ухмылки «доброжелателей», никто не объяснил…
Он до суда, как мог, старался переделать все дела… Не спавши, не емши – пилил, строгал, косил и колотил. И хоть по меркам жизни, СРОК-то небольшой, но все без мужеской руки, хозяйство стонет от тоски…
Так и Валентин – пилил, строгал и колотил…
…Его отпустили на третий день в сопровождении следователя и участкового.
- Стандартная процедура,- сказал следователь.- Вы признались, поэтому будет обыск и очная ставка. Сейчас заедем за адвокатом…
Адвокатом оказалась женщина преклонного возраста, одетая в небрежно накинутый халат и опирающаяся на клюку.
- Ты уж извини,- обратилась она к Валентину пошептавшись со следователем.- Я себя настолько плохо чувствую, что трястись 60 километров, просто не смогу. Я потом проставлю все необходимые подписи, ты не против…
Они приехали. Участковый пригласил двух соседей в качестве понятых. Обыск провели абы-как-нибудь… Понятые расписались и всей толпой повалили к Харламову.
Харламов удовлетворенно осмотрел Валентина и почтительно поздоровался с представителями закона. Валентину предложили пошагово объяснить, как он совершил разбойное хищение чужого имущества.
- Я перелез забор со стороны ворот…
- Врет,- завопил Харламов,- врет. Я утром смотрел, он перелез забор со стороны огорода. Скорее всего, на досках остались нитки от его одежды…
- Конечно, конечно,- поспешно согласился следователь.- Но, к сожаленью, эксперт сейчас в отпуске… Вы же не будете настаивать на переносе следственного эксперимента?!
- Прошу прощения,- смутился Харламов.
- Продолжайте подозреваемый…
- Потом я вошел в терассу.
- Чем вскрывали запор?
- Дверь была не на запоре.
- Наверное забыл,- цинично заявил Харламов,- у меня после бани поднялось давление и я как пришел, так и упал… А проснулся от топота, испугался и убежал. Я же не знал, кто и с чем пришел. Разбудил соседа и вместе с ним вернулся, но этого гада уже не было…
- Потом я вошел в дом,- продолжил Валентин.
- А откуда вам знакома обстановка дома?
- Он дружил с моей племянницей,- вновь встрял Харламов,- лет десять назад…
- Так давно,- спросил следователь.
- Но мы же живем в деревне,- ответил хозяин.- Здесь годами ничего не меняется.
- Продолжаем. Подозреваемый, где вы брали вещи?
- На кухне.
- Все?
- Все.
- Снова врет,- завопил Харламов,- чугунок был в прихожке, а сушки в холодильнике там же.
- Почему в холодильнике,- удивился Валентин.
- Подозреваемый,- вскинулся следователь.- Здесь вопросы задают вам. Отвечайте, где вы взяли подушку?
- На кровати…
- Врет,- закипел Харламов,- все время врет. Ту подушку он вытащил из сундука.
- Из какого?- поинтересовался следователь.
- Да откуда я знаю,- взорвался Валентин.- Пишите, что хотите, только отвалите!
- Подозреваемый успокойтесь,- подал голос участковый,- иначе придется проехать с нами обратно…
Валентина аж затрясло.
- Ну, хорошо,- сказал следователь,- на этом закончим. Подозреваемый, выйдите пока, покурите.
Следователь подал понятым чистые листы протокола с галочками для подписей. Подал руку Харламову и вышел вслед за Валентином.
- Тебя подвезти,- глумливо поинтересовался следователь.
- Нет. Я лучше пешком…
- Ну, вот тебе тогда подписка о невыезде, потихоньку живи и жди вызова.
- Спасибо,- выдавил Валентин, ощущая себя вываленным в грязи настолько, что ввек не отмыться. Не очиститься… И суд лишь добавит правдоподобия позору.
А поутру по селу понеслись слухи:
- И ведь не подумаешь…
- Тихоня… тихоня…
- Каков подлец…
- Братва, нашего полку прибыло,- радовались алкаши.- Эгей-эгей-эге-ге-ге-гей…
Часть 3
Наказание
Судебный процесс пронесся мимо Валентина, лишь фрагментарно отпечатавшись в возбужденном сознании.
Мог ли он подумать, что когда-либо будет стоять за решеткой в зале суда, выслушивая собственный приговор. В семье, где заключенные присутствовали только на экране телевизора, где строгое следование морали воспринималось подобно гражданской доблести, не было места низкому крохоборству. Он первым предлагал помощь знакомым, не дожидаясь, пока обратятся с просьбой. Старость и труд – священны. Не понаслышке зная деревенский труд, когда до боли жалко недельного цыпленка унесенного вороной, не говоря уж о соленом поте заработанного имущества. Непоколебимая вера в доброту и человечность…
Ему часто приходилось слышать от людей пожилого возраста реплики на предмет расхлябанности и беспринципности современной молодежи: «И куда только родители смотрят?» Смотрят… Зачастую родители во благо своих чад вкалывают на двух-трех работах и не обязательно по специальности. Ведь сейчас в учебных заведениях нет единой формы одежды, ежегодно меняются «классики» предметов, калькуляторы и компьютеры заменяют живое мышление. Сотовые телефоны, марихуана, сигареты, пиво, кураж… КУРАЖ! Уважение к родительскому труду сходит на нет ввиду мишуры более обеспеченных одноклассников. А родители вместо того, чтобы преподать урок на тему – что хорошо, что плохо, - юлят, пытаясь подтянуть любимца на «недостижимую» тем высоту. Многие говорят: «Придет его время, наработается еще и нам в старости помощь будет». Не будет! Перестроечные годы поломали устои. Старость поругана, благопристойность отринута. Деньги стали символом. Работа и честность – отстоем. Большинство ребят хотят жить красиво, пусть недолго, но, не прилагая больших усилий. В итоге растет преступность, наркозависимость, прожигание общечеловеческих ценностей, СМЕРТЬ…
«А как просто объяснить вовремя ребенку его промахи. Когда я говорю, что не могу воровать, мне не верят. Не понимают. Думают, что я рисуюсь…»
Однажды Валентин ехал с отцом на служебной машине с его работы. Остановились у продуктового магазина, чтобы взять хлеба. В то время еще на прилавках стояли короба спичек (на сдачу) и т.п. Когда они вышли с покупками, Валентин самодовольно показал отцу украденный лимонад. Отец посмотрел на него и сказал: «Молодец. А теперь пошли сдаваться…»
«Отец не кричал, не бил… И я ему за тот урок благодарен безмерно».
Стоит лишь один раз САМОМУ «сдаться», как навсегда пропадает тяга к подобным авантюрам!
…- Встать! Суд идет!
Судья был мужчиной лет сорока, начинающий полнеть и лысеть. В отличие от телепередачи «Суд идет», судья сам зачитал данные Валентина и в дальнейшем обращался к нему посредством аббревиатуры – подсудимый. Далее слово получил гособвинитель:
- Подсудимый обвиняется в совершении преступления, предусмотренного ст. 162 ч. 3 УК РФ, т.е. разбойное хищение чужого имущества, а именно…
Валентин настолько устал от ожидания, что полностью выпал из судебного следствия. Ответив на первоначальный перекрестный допрос, он осознал, что в любой ситуации есть светлые стороны. В его случае прошла проверка на «вшивость» друзей и знакомых. Многие буквально отвернулись или затаились, в ожидании развязки. Другие, наоборот, проявили инициативу в обелении, не доверяя наговору, т.к. семья Харламовых в сталинские времена подобным способом отправили на каторгу не одного соседа.
И еще, Валентин, нашел путь к богу. Еще на ИВС, во время приступа клаустрофобии, Белов Алексей дал ему почитать рецептурную страничку «Беседки», что откопал в матрасе, что выдали ему по освобождении женской камеры, при попытке расправить катки ваты от многолетнего беспросветного эксплуатирования.
И вот там, в верхнем левом углу было традиционное высказывание одного из святых сподвижников, типа – каждому по делам его и суетные проблемы не нужно перекладывать на плечи Спасителя, лишь уповая на его милость.
И в тот момент Валентин понял, что Бог не отвернется от него ни при каких обстоятельствах и, не взирая на приговор, так выгодный для отчетности, Валентин не сядет в тюрьму…
…Он всегда любил текучую воду. В зной она освежала, в ненастье дарила надежду. В грибной дождик игриво смеялась…
«…маленький медный крестик. Он лежал на галечном дне ручья, омываясь родниковыми водами, словно слезами. В преломлении струй колебался, создавая иллюзию движения. Как он очутился во враждебной среде? Неумолимая зелень окалины застилала рисунок. Рисунок Спасителя, распятого на кресте попирающим СМЕРТЬ. Естественно, сквозь толщу воды нельзя было разобрать изображение. Это память услужливо высветила его. Но то, что крестик стар, не вызывало сомнений. А Он лежал, не отпуская взгляда. Призывал. Тянулся намоленностью и забвением лет. Живое воплощение былого. Я неосознанно шагнул в ручей, умудрившись не поскользнуться на илистом берегу. Ледяная вода обожгла, но рука все-таки приняла крестик в ладонь. От него исходило тепло, словно Он радовался вновь обретенному господину, считавшемуся безвозвратно потерянным. Он молил о суровой нити и отеческой груди. И я не смог отказать ему.
Умиротворение наполнило сосуд души, как нечто совершенно естественное. Необходимое. Востребованное сердцем, вопреки разуму. Мне стало легко и я впервые не чувствовал раздражения от символики. Я был покорен…»
Гособвинитель:
- Подсудимый обвиняется в совершении преступления, предусмотренного ст. 162 ч. 3 УК РФ, т.е. разбойное хищение чужого имущества, а именно…
Валентина некстати разобрал смех, и он заперхал, дабы не отвлекать от заученного монолога прокурорского работника.
Просто он вспомнил, как к бабке Алине приехал подомовничать внук, пока та полежит на медицинском обследовании. Естественно Артем, из ранних наездов не почерпнул ничего о науке, о ведении хозяйства. Да, он знал, что корова – это молоко, свинья – мясо, куры – яйца, но более подробно не вникал и честно сказать, по этому поводу особо не комплексовал.
А бабка Алина, не допуская мысли о некомпетентности внука в подобном вопросе, водила его по двору, объясняя, где хранится зерно для кур и тыква для свиньи.
Бабка уехала, внук остался…
Бабка приехала. Свинья околела…
- Ты же сама говорила,- оправдывался Артем,- бросить ей тыкву и налить воды. Я наблюдал за ней, ждал, чтобы дать вторую. А она погоняла, покатала тыкву, а потом почему-то сдохла…
Адвокат:
- Скажите понятой, кто присутствовал на обыске и очной ставке?
Понятой:
- Я и Семиков понятыми, Валентин и Харламов, следователь, участковый и милиционер-шофер.
Адвокат:
- А адвокат, Бирюкова Серафима Григорьевна?
Понятой:
- Нет, только те, кого я назвал.
«…странная субстанция – Память. Именно субстанция, так как не поддается логичному определению. Она служит посредником между прошлым и настоящим, даря в минуты меланхолии ярчайшие образы былого, хотя в том «настоящем» ничего примечательного, в частности для окружающих, казалось бы, не было. Но не для нас. Память, наше благословение, хранящее золотые мгновения, а в иных ипостасях и проклятие с «благими» намерениями. Но как бы то ни было, без нее жизнь была бы животной и невыносимо пресной. Кому-то вспоминается бесшабашная молодость, другому день рождения, отмеченный на природе. Третьему курьезы семейной жизни, а мне – лишаястый котенок, закопанный заживо бабушкой…
Мне тогда было десять лет, и я частенько ночевал у бабушки, потому что по соседству жила девочка,- Наташа Харламова,- не гнушающаяся мальчишеских забав. Мы лазили по огородам, наслаждаясь безнаказанностью. Дрались с ребятишками, вызывая нарекания взрослых. Мы могли разорить гнездо ласточки и приласкать бездомного пса. В тот день мы скрытно последовали за бабушкой несшей лопату и пищащий узелок. Она вырыла ямку под разлапистой елью, вытряхнув в нее месячного котенка. Засыпав, притоптала ногой.
Мы дождались ее ухода, и подошли к импровизированной могилке, обреченной на забвение. Из под земли доносились надсадные крики.
…Для полноты ощущений, представь на мгновение себя под полутораметровым слоем земли. Ты чувствуешь, насколько стремительно покидает живительный воздух продавленное головой пространство, в пока еще рыхлой почве. Секунды, окрашивающие сединой. Смерть от удушья… Горящие легкие… И возможно тогда, на последнем дыхании, ты исторгнешь вопль, всполошащий
округу. Природа замрет, а у тебя…
…Котенок кричал дольше.
Не в силах подавить дрожь, Наташа лихорадочно стала разгребать землю руками. Показалась голова. Хриплый голосок разрывал барабанные перепонки. Запорошенные поволокой глаза, изливались слезами. Ниже плечиков почва успела уплотниться. Я отломил от дерева ветку, и мы откопали бедного котенка.
«Бельчонок» оказался на редкость стойким. Уже через несколько часов, налопавшись, молока, он носился по штаб-шалашу, скрытому в двухметровой крапиве. Наташа напрочь позабыла о походе за клубникой, а я и не пытался напоминать, так как чувствовал подъем от благородного поступка.
Прошло два дня. На руках появились дико зудящие белые пятна. В медпункте сказали, что это стригущий лишай, передающийся от домашних животных, и назначили лечение йодом. Подозрения естественно пали на «Бельчонка». Мы с ненавистью наблюдали за его игрой с теннисным мячиком, гадая какую казнь устроить неблагодарному животному. Остановившись на утоплении, нас захлестнула жажда отмщения.
…Котенок тонуть не желал, раз, за разом выбираясь на берег, за счет узости ручья. Мы устали, а он не тонул. Бросив последний раз его на быстрину, мы пошли домой, рассудив, что сейчас-то ему точно не выбраться.
Утром следующего дня мы с Наташей пошли проститься с бегущей водой, влекомые раскаянием. Каково же было наше изумление и ужас, когда буквально возле мосточка, мы увидели умирающего «Бельчонка». Его облепили рыжие муравьи, поедая заживо. У него не было сил даже мякнуть, и только лапки скребли холодный прибрежный щебень. И тогда я впервые почувствовал физическую боль от увиденного, застонав от отчаяния. Упав на колени, я молил его о прощении. Взяв в ладони мокрое, дрожащее тельце, опустил его в нежно журчащий ручей. Дождавшись последних конвульсий, прижал к груди.
Мы похоронили его у шалаша и поставили крестик. Но Он до сих пор навещает меня…»
Гособвинитель:
- Подсудимый обвиняется в совершении преступления, предусмотренного ст. 162 ч. 3 УК РФ, т.е. разбойное хищение чужого имущества, а именно ……………………………………………………….......... …………………………………………………………………………………………………………………………………………………. , а так же в ходе оперативной проверки по факту физического и морального давления, данное заявление не было подтверждено …………………………………………………………. ………………………………………………………………………………………………………………………………………….
«…вы знаете свои права согласно УК РФ? Нет? Ничего страшного… Большинство сотрудников МВД их так же не знают…»
- Слово предоставляется государственному обвинителю!
- По ходу судебного следствия был доказан факт хищения чужого имущества с незаконным проникновением на частную территорию и поэтому я прошу суд признать подсудимого виновным, и назначить наказание, предусмотренное ст. 162 ч. 3 УК РФ, в виде лишения свободы от 7 до 12 лет на усмотрение Суда.
- Слово предоставляется потерпевшему!
- Дайте ему 12 лет, чтобы другим не повадно было. И я требую возмещения морального и материального ущерба…
- Слово предоставляется адвокату!
- По ходу судебного следствия были выявлены грубейшие нарушения, как в ходе задержания подозреваемого, так и на следственном эксперименте, где не присутствовал адвокат. А так же несколько эпизодических нарушений со стороны следователя. Поэтому прошу уважаемый Суд полностью оправдать моего подзащитного, так как все сомнения в преступлении должны трактоваться в пользу подсудимого…
- Подсудимому предоставляется последнее слово!
- Мне нечего сказать. Имеющие уши да не слышат…
- Суд удаляется в совещательную комнату. Перерыв 20 минут.
- Если тебя решат осудить,- говорил адвокат Валентину.- То, скорее всего ты услышишь приговор не рядом со мной, а в «обезьяннике»…
Валентин познал волю бога и не хотел перекладывать на него свою ношу. Он настолько устал от пережитого, что решил придти к Нему своим путем. В состоянии полного упадка душевных сил, он приготовил целлофановый пакетик размером с грецкий орех плотно набитый таблетками в общей перидозе для принимающих их, десятикратно. Зная, насколько на ИВС запущено человеколюбие, он предвкушал смятение Ментов на свою акцию противостояния им. Он успеет остыть, прежде чем они поймут, до чего довели человека.
Валентин не думал, как отнесутся к подобному шагу родня и знакомые. Ведь не им предстояло пройти сквозь горнило позора. Значит не им и судить…
Да, ему жаль мать. Но когда все закончится, лишь бог, ему судья…
Благодаря «подписке», он смог обстоятельно подготовиться к «уходу». Сходил на могилки. На святой родник. Помылся в бане. Оделся во все чистое. Написал записку, положив во внутренний карман. Мысленно попросил прощения у всех кого знал и стал ждать…
Надорвав пакетик, положил его в рот. На всякий случай… Лишь глоток и…
Его поместили в «обезьянник»…
- Оценивая исследованные по делу доказательства, суд приходит к выводу о доказанности вины подсудимого в совершении тайного хищения имущества Харламова, а не разбоя, который инкриминируется ему органом предварительного расследования.
При этом суд исходит из следующего:
Разбой характеризуется такими квалифицирующими признаками, как нападение в целях хищения чужого имущества, совершенное с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой такого насилия.
Из показаний подсудимого, данных им при производстве предварительного расследования в качестве подозреваемого (л.д. 17) видно, что входе совершения хищения имущества Харламова, он никакого насилия к потерпевшему не применял и угрозы не высказывал, что косвенно подтвердил и понятой. Других доказательств наличия данного квалифицирующего признака хищения, в судебном заседании стороной обвинения не представлено.
При этом довод подсудимого о том, что он не совершал преступление в отношении Харламова, дал признательные показания в качестве подозреваемого, вследствие физического и психологического воздействия со стороны сотрудников милиции суд считает несостоятельным, преследующими цель избежать уголовной ответственности, так как они опровергаются не только совокупностью доказательств, но и проведенной прокуратурой проверкой. Его же довод о том, что потерпевший Харламов оговорил его в совершении преступления, принят во внимание быть не может.
Суд считает, что действия подсудимого имели тайный характер, так как хищение имущества им было совершено в отсутствии потерпевшего.
На основании вышеуказанного, суд полагает необходимым действия подсудимого квалифицировать по ст. 158 ч. 3 УК РФ, как кража, то есть тайное хищение чужого имущества, совершенная с незаконным проникновением в жилище.
Указанный квалифицирующий признак кражи нашел свое подтверждение. При решении вопроса о назначении наказания подсудимому, суд учитывает степень общественной опасности и данные о его личности.
Подсудимый свою вину не признал. По месту жительства характеризуется положительно. К уголовной и административной ответственности ранее не привлекался.
Ущерб, причиненный потерпевшему его действиями, является незначительным – 1 434 руб.
Эти обстоятельства суд признает, в соответствии со ст. 61 ч. 2 УК РФ, в качестве смягчающих обстоятельств.
Обстоятельств, отягчающих наказание, судом не установлено.
Учитывая изложенное, суд приходит к выводу о том, что исправление подсудимого может быть достигнуто условным осуждением.
В гражданском иске Харламова о возмещении морального ущерба оцененного в 5 000 рублей, отказать, так как компенсация по уголовным делам данной категории не предусмотрена.
1 434 рубля подлежит взысканию в пользу потерпевшего, с подсудимого, в соответствии со ст. 1064 ГК РФ.
Руководствуясь ст. 307-309 УПК РФ, суд
ПРИГОВОРИЛ:
Признать подсудимого виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 158 ч. 3 УК РФ.
Назначить ему наказание в виде двух лет лишения свободы без штрафа. На основании ст. 73 УК РФ, назначенное наказание считать условным ……………………………………………………………… …………………………………………………………………………………………………………………………………………………………
Валентин тупо сидел на скамье подсудимых, а во рту было горько. Он машинально выплюнул пакетик на раскрытую ладонь и понял, что богу подобная жертва не нужна. Что ж, условное осуждение не реальное?! «А с богом можно и поторговаться» - его пробил истерический смех.
Прочитав про себя «Отче наш», он поблагодарил Господа за помощь, и пошел к матери, молча стоящей у выхода и глотающей горькие жгучие слезы…
Сердце матери…
Не верь глазам, когда увидишь радость.
Мимолетную улыбку Бога.
Она через момент растает,
Слезою………….