Я вышел на платформу метро, когда поезд, набрав скорость, с грохотом исчезал в распахнутом зеве тоннеля. Опустевшая платформа медленно наполнялась новыми немногочисленными пассажирами, подходящими от эскалатора.
Пройдя вперёд, туда, где должен был остановиться первый вагон, я оглянулся. Народ всё прибывал, рассредоточиваясь вдоль платформы, всё более заполняя её. В одежде пассажиров, как и всегда осенью, преобладали тёмные тона. Лишь поодаль несколько раз мелькнул ярко красный плащ какой-то женщины.
Когда из-под мраморной арки вынырнул молодой парень, я поначалу не обратил на него внимания. Но через мгновение, вспомнив, что он мне знаком, я отыскал парня глазами и, пользуясь случаем, что он меня не заметил, разглядывал его.
Был он высок и по-детски угловат. Длинные волосы касались плеч. Во взгляде его тёмных глаз блуждало любопытство. Я узнал его, это был Витёк, дальний мой родственник, настолько дальний, что встречались мы с ним всего два или три раза. Он медленно продвигался по платформе походкой никуда не спешащего человека.
Было самое начало воскресного вечера. Еще не хлынула толпа молодых нарядных мужчин и женщин, возбужденных предстоящим культурным времяпрепровождением, ещё влюблённые с цветами в руках не торопились на свидания, ещё не возвращались горожане, утомлённые загородной поездкой на дачу. Словом, это был не тот час, когда толпа спешащих людей, клокоча, словно бурная река, готова смести всё на своем пути. Нет, это был многолюдный, но спокойный вечерний час.
Пока Витёк приближался ко мне, я уже прикидывал, о чём мне придётся с ним говорить – большую часть пути нам предстояло проехать вместе. У меня не было с собой спасительной книги, в которую я мог бы уткнуться, делая вид увлечённого человека, молчать же всю дорогу, сидя или стоя рядом, было бы невежливо. О чём можно говорить с человеком, который моложе тебя лет на двадцать пять? Общих знакомых у нас нет, и потому, задав несколько вопросов о здоровье родственников, мы будем долго томиться соседством друг с другом, не зная, о чем бы ещё поговорить.
Я с удивлением обнаружил, что ничего не знаю не только о Витьке, но и вообще, о чём думают, что волнует всех этих витек и серёжек, которые в будущем году окончат школу и вступят в жизнь. Какими они будут? Какие они есть?
Тема для разговора, кажется, нащупывалась. Конечно, тяжёлая, но всё-таки тема. Я вздохнул и посмотрел на Витька. Он был уже в десяти шагах от меня. Взгляд его скользил из стороны в сторону и вдруг встретился с моим. На кратчайший миг. Взгляд его замер, но тут же с преувеличенным безразличием скользнул дальше. Витёк ещё сделал шаг по направлению ко мне, потом, развернувшись, зашагал обратно. Он прогуливался, вернее, старался показать мне, что прогуливается, и что меня он просто не заметил.
Я растерялся. Как это можно? Почти узнать, а я видел, что он узнал меня, и потом старательно изображать равнодушие. Я ощутил досаду. Ах, ты, мальчишка! Игнорируешь родственников? Ну, ладно!..
Я не смотрел больше на Витька, но боковым зрением видел его. Между тем, он, видимо, был озабочен, узнал ли я его. Удалившись от меня, он прислонился к стене и быстро оглянулся. Насколько же он был ещё неискушён! Если бы я хотел уличить его, мне ничего не стоило с улыбкой встретить его взгляд исподтишка, а ещё хуже – просто подойти к нему и сделать внушение. Я уже тогда, когда он повернулся спиной ко мне, знал, что он обязательно оглянется. И этот испуганный взгляд Витька развеселил меня.
Пройдёт несколько лет, думал я, и он научится скрывать свои чувства, научится оглядываться незаметно, но пока он был, как говорится, весь на ладони. Неужели и я был таким же когда-то?
Подошёл поезд, двери открылись, пропуская пассажиров, и закрылись. Станция отпрянула назад, и гул тоннеля наполнил всё пространство. Стоя у двери, я оглядел вагон по отражению в стекле, и снова увидел Витька. Он, опасаясь быть узнанным, стоял неподалёку ко мне спиной, но иногда оборачивался и косился в мою сторону.
Нет, голубчик, ты от меня так не уйдёшь, думал я, посмеиваясь про себя. Я ещё поинтересуюсь у твоей матери, что это ты делаешь в этом краю города. Может быть, ты этого и боишься? Впрочем, ладно, живи...
На "Комсомольской" нам предстояла пересадка. Мне нужно было подняться в верхний вестибюль – там могли продавать цветы. Я ехал в гости и хотел приобрести букетик гвоздик. Полагая, что Витёк воспользуется переходом в центре зала, я мысленно уже простился с ним. Однако, когда поезд остановился, мой родственник проскочил передо мной и устремился направо. Забавно, подумал я, шагая почти следом за ним. Понемногу он уходил от меня. Возле эскалатора он несколько раз оглянулся, пытаясь нащупать меня взглядом в толпе. Я не терял его из вида, и это преимущество позволило мне понаблюдать с усмешкой за его поисками, прежде чем взгляд его приблизился ко мне. В последний момент я опустил глаза, а когда вновь их поднял, то понял, что Витёк заметил меня. Он ещё больше ускорил шаг, видимо, думая, что я его преследую, и оказался на эскалаторе значительно раньше меня.
Едва Витёк исчез из поля моего зрения, как вдруг я припомнил нашу последнюю встречу. Был чей-то день рождения. Множество родственников сидело за столом, все пили, ели, разговаривали, а потом наперебой стали уговаривать Витька, чтобы он сыграл на гитаре "Тёмную ночь" или "Катюшу". Я, как и все навеселе, почему-то принялся защищать его, утверждая, что эти песни устарели, а современная молодёжь предпочитает петь иностранные песни.
– Нет, почему же? – угрюмо глянув на меня, возразил тогда Витёк, – мы всякие песни поём, главное – чтоб хорошие были.
Позже я пристал к нему, чтобы он рассказал, что именно они поют. Я был не трезв, он же, как его ни упрашивали попробовать вина, за весь вечер выпил бутылку лимонада. Тогда мне казалось, что мы очень мило беседуем, но теперь мне вдруг стало стыдно за свою назойливость.
С того дня рождения прошло два года. Витёк ещё вытянулся, стал почти взрослым. Ну, и что с того? Назойливость никогда не забывается. Возможно, Витёк потому и убегал сейчас от меня.
От этих мыслей я почувствовал такую неловкость, что готов был бежать по эскалатору в обратную сторону.
Оказавшись наверху, я уже не пытался найти взглядом Витька. Направившись к лоточнице, я долго, очень долго выбирал гвоздики. Мне всё казалось, что если я не задержусь здесь, то могу случайно опять нагнать Витька. И, конечно, мне становилось не по себе, когда я представлял, что он ещё долго будет оглядываться, опасаясь моего внезапного появления.