смерть ощерилась мокрыми комьями шерсти
по спине линией
отрывает ссохшиеся в страхе ногти с пальцев
превращает их в лилии
жизни всегда приходит конец и бессмысленность
жгучими ливнями
прожигает золотое сечение вокруг головы
игнимбритами нимбами
время сбилось
является темнотой комнаты
жить, иметь глаза, смотреть поверх стона
с длинной трубкой во все темные стороны
горящие огненным кнутом столпотворения мокрых лиц
у далекого моря учат быть не собой
и любое мнение становится стеной между
неким потухшим всхлипывающим в тряпку
внутри кирпича выплаканного и строем
кружащимся у земли, деревом, развевающим волосы
всегда каждый святой прибит гвоздями
где с глазами мешаются бороды, вбирающие кислород
народ ревёт
жизнь так тяжела, в теле присутствуют временные ямы
перемалывающие горе каждого духа порванного, каждой травы
в ожидании не скорой зимы
снег уже на подходе, готовится обрушиться
на природу минуты, ибо спящее создание не видит сходящего утра
в сию секунду, забираясь спиралью, время
уменьшает бег и рёв человечьего нерва
теряет кров, дрожью запирая засов изнутри ребер
каждый ребенок, родившийся в свет
смотрит осознанно в рот родителю кто и к чему готов
кто и на что властитель
никто здесь сейчас не знает из тех, кто себя считает
вселенная шелковая из ядер бесцветного,
тонкая, обвивает зависшее ядро
утопшее как в болоте в темноте, что от удара пыли разойдется на швы
чтобы копать бесчисленные рвы, потому что человек со ртом
тот же ров
когда суров, вторит на одном языке
вторым подгоняет боль разных сортов
камень также говорит, как и книга,
книга это один миг
камень это много миль
потому состоит из многовековой пыли