90-м посвящается…
Извините, но не позитив…
В свои 27 лет Оксана видела в жизни мало хорошего.
Проживая в Богом забытом селе в Луганской области, где из всех развлечений была только субботняя дискотека и вялые дрыганья под набивший оскомину «Ласковый май» и полупьяными ухажёрами, других способов времяпровождения не было.
Стремительно выскочив замуж в 17 лет за гарного хлопца Андрейку, через год родила Алёнку. Ещё через год не менее стремительно рассталась с непросыхавшим супружником.
Работы не было. Денег не было. Родители, может быть, и рады были помочь, да не могли. Были только она и Алёнка. Против всех. Против всего мира.
Кто-то из подруг надоумил – езжай, говорит, в Москву, город богатый, как-нибудь проживёшь. Всё одно здесь просвета не будет.
Москва манила. Манила своей сытой жизнью, огнями казино, шорохом шин иномарок по центральным улицам, запахом ресторанов, запахом денег.
Приехав в столицу России, Оксана поняла, что просто так красивую жизнь на блюдечке с голубой каёмочкой не поднесут. Столица светилась, как бордель во время получки, но никакого кайфа от лайфа Оксана не ощущала… Работы не было… Огни дорогих ресторанов и казино призывно манили, дяди в малиновых пиджаках и с километрами голды на мощных шеях раскатывали на дорогих иномарках..
Ткнувшись туда-сюда, Оксана поняла, что красивой жизни не предвидится… Сперва ей пришлось полтора года путанить на Ленинградке, терпеливо снося все гнусности клиентов. Дочку она оставляла под надзором «коллег», «выходных» в силу естественных женских обстоятельств на съёмной дрянной, ободранной, кишащей клопами и тараканами квартирке-хрущёвке. Хорошо ещё, «мамка», тётка невредная и даже иногда душевная, учитывая положение Оксаны, давала ей «отгулы» и не заставляла отрабатывать ментовские и бандитские «субботники»..
Сколько было «кидалова», сколько снесла побоев от озверевших от бухалова и наркоты клиентов!
Светку-Молдаванку нашли на свалке с перерезанным горлом.
Альбинка-Лошадь еле приковыляла под утро, с трудом передвигая ноги. На вопрос, что, собственно, случилось, она молча приподняла юбку, и все увидели, что промежность и внутренняя сторона бёдер в язвах от сигаретных ожогов.
Поняв, что жизнь дороже, Оксана устроилась торговать «овощью-фруктом» на один из рынков, которые, как грибковая плесень, покрыли столичное пространство. Как же осточертел ей хозяин, маленький пузатый азербайджанец Назим, с полным ртом золотых зубов, похотливыми маслеными глазами, чем-то неуловимо напоминавший разожравшуюся до невероятных размеров крысу, заставлял её работать в лютый холод в не отапливаемом контейнере, противными короткими волосатыми, похожих на гусениц, пальцами щипал её за грудь и задницу. Ей противно было слушать, как он требовал, чтобы Оксана обсчитывала и обвешивала покупателей, противно было сосать его короткий и толстый, весь в бородавках, член… Тем не менее, надо было выживать, выживать любой ценой!
И тут….
Случайно, в какой-то рыгаловке, где кормили несвежими, но горячими пельменями и торговали в разлив контрафактной водкой, она познакомилась с Сашкой, бывшим прапорщиком внутренних войск, потерявшим глаз в первую чеченскую кампанию, комиссованным из МВД и живущим на более чем скромную пенсию инвалида в не менее скромной квартирке в Текстильщиках. Сашка, в общем-то, её устраивал. Пил умеренно, на посторонний женский пол не поглядывал, в постели отличался особой активностью.
Недостатком его было только то, что каждую ночь он скрипел зубами, кричал и матерился, всякий раз переживая смерить товарищей, заживо сгоревших в подбитом БТРе…
Оксана начала подумывать о свадьбе. Сашка, в принципе, был не против, но вот прописывать Алёнку категорически отказывался. Дочка стала камнем преткновения. Что делать? Над этим Оксана раздумывала долгими ночами, пока Сашка во сне пытался вытащить своих бойцов из полыхающей машины…
Наконец, решение пришло.
- Алёнка, собирайся, поедем на кладбище к бабушке, - сказала дочери Оксана.
Дочка, всегда послушная, стала одеваться. Надела немудрящее пальтишко, шапочку и свой любимый красный шарфик с трогательными помпонами.
До кладбища доехали быстро, купив парочку полузамёрзших гвоздик. Оксана, сама не зная, куда идёт, отвела Аленку на самый дальний конец кладбища, подвела к первой попавшейся могиле и сказала:
- Вот, Алён, смотри, здесь лежит твоя бабушка.
Ребёнок подошел к памятнику, нагнулся, чтобы положить гвоздики, а Оксана, решительно схватив болтавшиеся концы шарфика, сжав зубы, стала затягивать его на хрупкой шее девочки. В какой-то момент дочери удалось повернуть к ней голову, и Оксана увидела расширенные от удивления детские глаза.
Аленка захрипела… Тело её обмякло и бессильно опустилось на морозную землю…
«Господи, Боже ж мой, что я наделала???» - застучала, забилась раненой птицей в голове мысль.
Оксана заплакала и, сутулясь, медленно побрела с кладбища.
По дороге купила бутылку водки, и из горлышка, давясь, выпила её…
Перед глазами все время стоял удивлённый Алёнкин взгляд…
Придя домой, просто рухнула на диван и как будто провалилась в пустой и серый сон…
* * *
На следующий день, проревев всё утро, Оксана пошла в милицию. «Что-то будет, что-то будет?» вертелось у неё в голове.
Полноватая женщина в летах с погонами капитана, «детский работник», начала заполнять «зубастый протокол» (бланк заявления о пропавшем без вести), монотонно задавая вопросы о приметах исчезнувшей девочки, росте, в чём одета и кивая в такт ответам головой.
Оксана как-то с ходу рассказала, что Алёнка ушла после обеда погулять, но с прогулки не вернулась. Рассказ свой прерывала неподдельными слезами, периодически впадая в истерику…
Милиционерша, закончив расспросы, уверила её, что дочь обязательно найдется и отпустила.
Оксана, всхлипывая, поплелась домой…
* * *
Милиция стояла на ушах. Менты прочёсывали окрестные дворы, скверы, парки, колодцы тепло-и электроцентрали, подвалы, приямки лифтов, шерстили «спецконтингент» - насильников, педофилов, опера трясли агентуру, по телевидению постоянно крутили ролик, на столбах и подъездах домов висели ориентировки, но всё было тщетно…
… Прошло три дня… Кладбищенский сторож Харитонов обходил мрачные ряды могил, занесённых снегом… Хрипло переругивались вороны на голых ветвях деревьев, снежинки лениво падали со стального цвета неба. Голова трещала после употреблённой вчера мерзости беслановского или подвального разлива…
Он сам не понимал, почему ноги принесли его именно в ЭТОТ уголок юдоли скорби… Вдруг возле одной из могил он заметил какую-то красную тряпку, торчащую из-под снега. Он подошёл к могиле, зашёл, с трудом раздвинув снежный завал, как вдруг… Из под снега показалось белое, как бумага, детское личико с широко распахнутыми мёртвыми глазами…
* * *
Следственно-оперативная группа прибыла довольно быстро. Судебно-медицинский эксперт деловито диктовал следователю прокуратуры, криминалист щёлкал фотоаппаратом, начальство бестолково толпилось, отдавая никому не нужные указания, изображая бурную деятельность и прозорливое руководство, а опера, бывалые ребята, видевшие в жизни всякое, отводили глаза!
Осмотр закончился, приехала труповозка, санитары завернули маленькое тельце в чёрный полиэтилен, положили в кунг.
На следующий день опер Свидерский пригласил Оксану на опознание. Они вместе ехали в метро, Оксану колотило, лицо её было землисто-серого цвета. В морге стало совсем худо… Запах крови, запах смерти и тлена, вид прозекторских столов давили…
Санитар выкатил каталку, накрытую зелёной клеёнкой, поднял её…
Оксана упала в обморок, и очнулась только в регистратуре морга… Безвольную рукой механически расписалась в местах, которые ей указал опер, безразлично выслушала всё, что ей сообщила женщина-регистраторша и на ватных ногах отправилась домой…
* * *
Следователь позвонил рано. Оксана только успела стряхнуть с себя свинцовый сон. Зазвонил телефон и Оксана подняла трубку:
- Алло!
- Здравствуйте, Оксана Мироновна! – раздался в трубке мужской баритон - С вами говорит следователь ….ской прокуратуры Коршунов Константин Геннадьевич. Вы не могли бы подъехать к нам часиков в 12? Адрес…
- Хорошо, я приеду…- чуть ли не шёпотом сказала Оксана.
… Следак оказался молодым и довольно бойким молодым человеком. Заполнив часть протокола с анкетными данными, начал просто расспрашивать о житье-бытье, о работе, интересах. Оксана отвечала машинально, каким-то деревянным языком.
- Да, вот.. – внезапно прервался следователь – Взгляните, пожалуйста!
Он полуобернулся, лязгнул ключами сейфа и достал из него тот самый, красный Алёнкин шарфик, аккуратно упакованный в прозрачный пакет с печатью и подписями.
Оксана больше не могла держаться… Как-то странно всхлипнув, она уронила голову на руки, лежащие на столе:
- Всё расскажу! Я убила! Пишите!! Пишите, а то я боюсь, боюсь!!!!!
* * *
…Автозак с хмурыми милиционерами привёз её в СИЗО. После выполнения формальностей Оксану поместили в камеру, где уже находилось несколько женщин разного возраста.
- Таааааааак! – протянула одна из них, тётка лет пятидесяти, с короткими седыми волосами, фиксатым ртом и татуировкой «Знак качества» на дряблой груди, торчащей из рваной майки. – Какая птичка залетела! За что повязали?
- За убийство… - пролепетала Оксана.
Другая тётка подошла к ней, запустила руку под халат, поводила по промежности и бёдрам.
- А ты слааааааденькая!
- Цыц, Нинка, кобла сраная! – прикрикнула на неё владелица «Знака качества» - Нехер её лапать! Завтра разберёмся, кто такая, «маляв» только дождёмся! Вон твоя шконка, - обратилась она к Оксане. Вали своё барахло туда!
Оксана молча прошла к койке, положила в тумбочку вещи, легла, повернувшись лицом к стене и незаметно для себя заснула. Ей снилась Аленка, когда та была в младенчестве, как, улыбаясь беззубым ртом, тянула к ней свои пухлые ручки с червячками-пальчиками. Оксане было хорошо и светло…
* * *
…Утром дежурная вертухайка обнаружила Оксану повешенной на поясе собственного халата.
Тюремный врач, производивший вскрытие, «не заметил» перелома подъязычной кости и следов ногтей возле синяков на шее…
© Штурм